Полина Дашкова - Питомник. Книга 2
Она положила трубку и выразительно закатила глаза.
– Совершенно безумная женщина.
– Кто она?
– Домработница. У нее сложные отношения с Олегом. Ей не нравится, что он все время спит.
– А может, он правда заболел? Действительно странно, что человек спит сутками.
– Ага, заболел, – Ксюша зло усмехнулась, – конечно же! Заболел! Бедненький! Я даже диагноз знаю. Нарколепсия, приступ патологического сна. – Она рухнула на стул, сжала ладонями виски и пробормотала: – Не могу больше. Все. Не могу! Уйду, хотя совершенно некуда.
– Олег наркоман? – тихо спросила Варя. Ксюша молча кивнула, встала, вытащила гренки из микроволновой печи.
– При нарколепсии человек спит страшно долго и крепко, может отлежать себе какую-нибудь конечность так, что потом приходится ампутировать, – глаза Ксюши холодно сверкнули, – может и умереть во сне. Конечно, этого я ему не желаю. Ешь гренки, они вкусные, пока горячие.
Несколько минут молча ели, наконец Ксюша произнесла:
– Я тебя впервые вижу. Так получилось, что сорвалась при тебе. Извини. И, пожалуйста, не говори никому.
– Хорошо, – кивнула Варя.
– Главное, Галине Семеновне не говори. Она скрывает это изо всех сил, даже от себя самой. Она хороший человек, сына любит без памяти. Но есть у нее одна странная черта. Общественного мнения она боится куда больше, чем реальности. Понимаешь? Иногда мне кажется, ей легче пережить его смерть, чем огласку. Не дай бог, кто-нибудь узнает, что у Галины Семеновны Солодкиной, такой благополучной, такой блистательной дамы, единственный сын – наркоман.
– И давно он на игле?
– По-моему, всю жизнь.
– Когда замуж за него выходила, ты знала об этом?
– Догадывалась. Но только потому, что собираюсь стать врачом, читаю кучу медицинской литературы, знаю симптомы. Галина Семеновна упорно повторяла, что он очень своеобразный человек, странный, как все творческие личности, у него целый букет болезней. Даже домработница Раиса, которая в доме лет двадцать пять, не знает. Или делает вид, что не знает.
– Серьезно? Как такое может быть?
– Очень просто. Человек может годами сидеть на игле, а его близкие ни о чем не догадываются. Ладно, хватит. Я чувствую себя предательницей по отношению к Галине Семеновне, когда это с тобой обсуждаю.
– Извини, но как же ты решилась от него рожать?
– Как видишь… – Ксюша развела руками. – Еще чаю?
– Спасибо. Гренки у тебя замечательные. Слушай, а этот нож ты все-таки в ванной не держи. Очень ценная вещь. У вас не дом, а настоящий музей. Оказывается, еще и оружие старинное есть.
– Да, наверное. Полный дом антиквариата. Почему не быть оружию?
Послышался детский плач, Ксюша резко встала.
– Ну вот, уже проснулась. Книжку не забудь. Она в гостиной, на журнальном столике. Было очень приятно познакомиться.
– Я тебе там на кухне оставила свой телефон, – сказала Варя, прощаясь в прихожей, – звони, не стесняйся. Вдруг понадобится помощь, все-таки ты здесь одна с ребенком. У меня машина.
– Спасибо, – улыбнулась Ксюша.
Выйдя за дверь, Варя услышала, как защелкали замки и задвижка. В пустом дворе она огляделась. Старушка в соломенной шляпе выгуливала болонку, молодой лысый толстяк в шортах возился у ярко-красного «Форда», поджарый белобрысый парень в темных очках курил, сидя напротив подъезда, на спинке поломанной скамейки. Издалека было видно, какие у него новенькие белоснежные кроссовки. Варя несколько секунд вглядывалась, щурясь от яркого солнца, потом подошла к своей машине, села за руль, включила зажигание, но вместо того чтобы тронуться с места, заглушила мотор, вышла из машины, еще раз оглядела двор и решительно направилась к белым кроссовкам.
– Простите, вы меня не толкнете? – обратилась она к парню и широко улыбнулась. – Машина совсем новая, но что-то там постоянно глохнет.
Парень пристально посмотрел ей в лицо сквозь очки, сплюнул и хрипло выдавил:
– Нет.
– А что же мне делать? – Варя беспомощно огляделась по сторонам. – Я ужасно опаздываю. Значит, вы не можете мне помочь? Ну ладно… Молодой человек! – крикнула она во все горло, обращаясь к толстяку у «Форда», и развернулась так резко, что маленькая сумочка, висевшая у нее на плече, взлетела и заехала по лицу белобрысого. Тот вскочил, стал тихо и бешено материться. Очки упали. – Ох, извините, пожалуйста, извините, – запричитала Варя, заглядывая ему в лицо, – очки не разбились?
– Уйди, сука, – прошипел белобрысый, – уйди, убью!
– Сумасшедший! – фыркнула Варя. – Я же извинилась. И очки твои целы. Молодой человек! – Она побежала к красному «Форду». Его лысый хозяин стоял у открытого багажника, вытирал руки и смотрел на Варю. – Вы не могли бы машину мою толкнуть? – попросила она с нежной улыбкой.
– Да, конечно. А что у вас случилось?
Толстяк готов был не только толкнуть, но влезть в мотор, взглянуть, какие могут быть неполадки в таком новеньком, таком классном автомобиле.
– Нет, с мотором наверняка все в порядке. Это со мной не в порядке. Меня техника не любит.
Толстяк несколько минут задумчиво смотрел вслед новенькому белоснежному «Фольксвагену» и думал о том, почему ему так не везет. Если попадается по-настоящему красивая девушка, то никогда не получается завязать разговор, попросить у нее телефончик, познакомиться.
– Какая! Ну какая, а? – печально бормотал он, возвращаясь к своему «Форду».
А Варя, проехав пару кварталов, притормозила, достала из сумочки фоторобот, который дал ей Илья Никитич, долго, задумчиво глядела на него, скользила глазами по строчкам ориентировки: «Рост от ста семидесяти до ста семидесяти пяти, телосложение среднее, волосы светлые, глаза карие, лицо овальное, нос прямой».
* * *Люся забилась с головой под одеяло, чтобы не слышать выстрелов и жутких криков, от которых все леденело внутри. Но под одеялом было еще страшней. Получалось, что стреляют и кричат в полнейшей темноте. Перед глазами у нее сначала плыли огненные круги, потом из них сложилась ясная картинка. Голый по пояс человек с хвостиком на затылке, с разноцветными татуировками на могучих плечах косил автоматной очередью детей и женщин, словно они были полевой травой. Его подружка, смуглая красавица с выгоревшими до белизны длинными волосами, извивалась в диком танце и достреливала из пистолета тех, кто пытался спрятаться. Жертвы кричали и падали, заливаясь кровью. Убийцы смеялись, шутили, иногда подбегали друг к другу, чтобы поцеловаться. Все происходило в небольшом придорожном кафе поздним вечером, где-то на юге Америки, где круглый год лето, растут огромные кактусы и все ходят в шортах.
Люся дрожала и плакала под одеялом, изо всех сил сжимала веки, пальцами затыкала уши, но кошмар не исчезал. Она понимала, что находится в больнице и, кроме бледно-зеленых стен, пустой соседней кровати, лимонной круглой лампочки под потолком, окошка с решеткой, ничего нет. Обычный набор звуков – шаги и голоса в коридоре, птичий щебет и шорох листьев в больничном парке, приглушенный, спокойный гул большой улицы за оградой, скрип койки. И ничего больше. Ни стрельбы, ни криков.
Ужас жил в маленьком ящике, в телевизоре, но был слишком велик, пространство за экранным стеклом теснило его, он вываливался наружу, огромный и наглый, вливался через глаза и уши людям в головы и продолжал там жить независимо от того, включен ли телевизор. Каждый раз, уезжая от мамы Зои, она увозила с собой все боевики и ужастики, которые бесконечно крутили в семейном детском доме не только на видеокассетах, но и наяву, в просторном каменном подвале два раза в месяц, в полнолуние.
Фильм о двух убийцах, мужчине и женщине, косивших людей, как траву, крутили чаще других. Там главные герои были такими умными, ловкими, красивыми, так легко уходили от полиции, так весело расправлялись со всеми, кто попадался на пути, что у них стоило поучиться. Мама Зоя объясняла, что это очень правильный фильм, правдивый и откровенный, без соплей. Его герои живут не по фальшивым гнилым законам так называемой христианской морали, от которых давно всех тошнит, а повинуются своим здоровым природным инстинктам. Поэтому они такие классные ребята, им все удается, им везет.
Люся помнила каждое слово мамы Зои, но смысла речей не понимала. Фильм о парочке влюбленных убийц повторялся в ее голове отчетливей и чаще других не потому, что его постоянно крутили. В конце фильма была сцена, которую Люся каждый раз проживала заново.
Во время побоища в придорожном кафе мальчик лет восьми прятался в огромном холодильнике в кухне. Бандиты уже собрались уходить, но хотели проверить, все ли мертвы, пинали тела ногами, посмеиваясь и обмениваясь шутками. Мужчина, повернув носком ботинка голову мертвой темноволосой девушки, говорил: «А она хорошенькая, смотри, какие сиськи!» Его подруга шлепала его по щеке, потом, прицелившись, стреляла мертвой девушке в лицо и говорила: «Ну, давай, трахни ее!» У тела пожилого, очень толстого мужчины убийца восклицал: «Посмотри, сколько отличного бекона достанется червям!»
