Джеффри Линдсей - Дремлющий демон Декстера
Внезапно воцарившаяся в помещении тишина была благоговейной, захватывающей и прекрасной, как всеподавляющий взрыв аплодисментов после того, как с гениального произведения сняли покрывало.
Это было зеркало заднего вида с грузовика.
Глава 11
Огромное одеяло оглушительной тишины висело над Ареной всего мгновение. Затем гул голосов приобрел новый оттенок — люди старались увидеть, объяснить, обсудить.
Зеркало. Что, черт возьми, это означает?
Хороший вопрос. Несмотря на то, что такой поворот событий очень тронул меня, никаких спонтанных теорий о том, каково его значение, у меня не появилось. Так иногда бывает в большом искусстве. Оно воздействует на тебя, а ты не можешь объяснить как. Глубокий символизм? Тайное послание? Мучительная мольба о помощи и понимании? Невозможно ответить — впрочем, для меня и вовсе не первостепенно. Я хотел надышаться всем этим. Пусть другие беспокоятся, как зеркало оказалось здесь. В конце концов, могло просто выпасть, и он решил выбросить его в первый подвернувшийся мешок для мусора.
Нет, невозможно, конечно, нет. Зеркало оказалось здесь по какой-то очень важной причине. Для него эти мешки — не мусорные. Как он только что элегантно доказал хоккейным представлением, способ преподнесения — важная часть того, что он делает. Он не допустит обыденности ни в одной детали. Что же означает зеркало? Все сходится на том, что, как бы ни импровизировал убийца, зеркало к фрагментам тела он приложил совершенно намеренно. Более того, где-то между лопаток у меня появилось ощущение, что это очень точное и очень личное послание.
Мне?
Если не мне, то кому? Остальная часть действия обращена к миру в целом: «Смотрите, кто я есть! Смотрите, кто мы все есть. Смотрите, что я делаю». Зеркало от грузовика не вписывается в программное заявление. Сегментирование тела, дренирование крови — это необходимо и элегантно. Но зеркало — причем, если окажется, что оно от того фургона, который я преследовал, — другое дело. Элегантно — да; но что оно добавляет к общей картине? Ничего. Зеркало вложено с какой-то другой целью, и цель эта должна иметь новую и совершенно другую мотивацию. Я почти чувствовал электрический заряд мысли, пронизывающий меня. Если зеркало с грузовика, то предназначаться оно может только мне.
Но что оно означает?
— На кой черт оно здесь? — спросила Деб. — Зеркало. Зачем?
— Не знаю, — ответил я, все еще ощущая в себе пульсирующую энергию. — Тем не менее, поспорю с тобой на ужин с крабами у Джо, что оно с того фургона-рефрижератора.
— Не спорь, — сказала она. — По крайней мере, оно решает один важный вопрос.
Пораженный, я смотрел на Деб. Она — правда, что ли, интуитивно — нашла то, что пропустил я?
— Что за вопрос, сестричка?
Она кивнула на кучку копов управленческого уровня, пререкающихся на краю поля.
— Юрисдикция. На сей раз она наша. Пошли.
На поверхности детектив Ла Гэрта не выглядела впечатленной этим новым вещественным доказательством. Возможно, она хотела скрыть глубокое беспокойство, вызванное символизмом зеркала и всем, что с ним может быть связано, за тщательно возведенным фасадом безразличия. Или так, или она действительно непробиваема, как бетонная стена. Она все еще стояла с Доуксом. К его чести, он выглядел обеспокоенным, но, может быть, его лицо просто устало от вечно злобного взгляда и решило примерить что-то новое.
— Морган, — обратилась Ла Гэрта к Деб. — Я не узнала вас в одежде.
— Полагаю, иногда можно не заметить массу очевидного, детектив, — ответила Дебора, прежде чем я смог остановить ее.
— Точно, — парировала Ла Гэрта. — Именно поэтому некоторые из нас никогда не становятся детективами.
Полная и бескровная победа. Ла Гэрта, даже не дождавшись, пока пуля долетит до цели, отвернулась от Деб и заговорила с Доуксом:
— Выясните, у кого есть ключи от Арены. Кто может зайти сюда в любое время.
— Ага, — произнес Доукс. — Проверить все замки, не взломаны ли?
— Нет. — Ла Гэрта довольно мило нахмурилась. — У нас теперь есть свой контакт со льдом. — Она взглянула на Дебору. — Этот рефрижератор только путает нам карты. — Снова Доуксу. — Ткани должны были повредить здесь, на льду. Поэтому убийца как-то связан со льдом в этом здании. — Она в последний раз посмотрела на Дебору. — А не с грузовиком.
— Ага, — произнес Доукс.
Голос его прозвучал неуверенно, однако дело ведет не он.
Ла Гэрта перевела взгляд на меня.
— Думаю, ты можешь ехать домой, Декстер. Я знаю, где ты живешь, если вдруг понадобишься.
По крайней мере хоть не подмигнула. Дебора проводила меня до больших двойных дверей Арены.
— Если так пойдет дальше, через год я буду регулировщиком, — продолжала ворчать она.
— Ерунда, Деб, максимум на пару месяцев.
— Спасибо.
— Нет, правда. Ты не должна так явно ее провоцировать. Видела, как это делает сержант Доукс? Ради Бога, действуй потоньше.
— Потоньше! — Она резко затормозила и схватила меня за грудки. — Послушай, Декстер. Это ведь никакая не игра.
— А вот нет, Деб. Игра, да еще какая. Политическая игра. А ты не играешь в нее как следует.
— Я ни во что не играю! — зарычала она. — На карте человеческие жизни. На свободе гуляет мясник, и он останется на свободе, пока здесь распоряжается эта слабоумная Ла Гэрта.
Я подавил в себе всплеск надежды.
— Вполне вероятно…
— Так оно и есть, — настаивала Дебора.
— Но, Дебора, ты ничего не сможешь изменить, если сошлешь себя регулировать движение в Коконат-Гроув.
— Ты прав. Если только не найду убийцу.
Ну вот, приехали. У некоторых просто отсутствует представление о том, как устроен мир. А так она очень не глупа, правда. Просто унаследовала у Гарри всю его земную прямоту, его прямолинейность в решении проблем, только вот забыла прихватить немного мудрости. У Гарри туповатость применялась, когда надо было решить какой-нибудь дерьмовый вопрос. У Деборы это был способ притвориться, что такового не существует.
До моей машины меня подвез один из патрулей. Потом я ехал домой, представляя, что оставил голову у себя, тщательно завернул в салфетку, положил на заднее сиденье и вот везу домой. Ужасно и глупо, согласен. В первый раз я понял этих грустных людей, чаще всего шрайнеров,[18] которые ласкают женские туфли или носят с собой грязное белье. Жуткое чувство, мне захотелось принять душ, наверное, так же сильно, как хотелось бы погладить эту голову.
Только вот у меня ее не было. Делать нечего, пора домой. Я ехал медленно, на несколько миль в час ниже разрешенной скорости. В Майами это как повесить на спину плакат «Вмажь мне!». Конечно, мне никто не вмазал, для этого им пришлось бы замедлить ход. Мне гудели семь раз, восемь раз показали средний палец, и пять машин просто объехали меня — кто по тротуару, кто по встречной.
Впрочем, сегодня даже высокая энергетика этих водителей не смогла поднять мне настроение. Я был смертельно утомлен и потрясен, мне нужно подумать, забыть гулкое эхо Арены и тупую болтовню Ла Гэрты. Медленная езда дала мне возможность поразмыслить, разобраться в значении всего произошедшего за день. И выяснилось, что одна глупая фраза все время звенит у меня в голове, перескакивая с извилины на извилину. Казалось, она живет собственной жизнью. Чем больше я в нее мысленно вслушивался, тем больше смысла находил. А по ту сторону смысла она превращалась в некую искушающую мантру. Стала ключом к мыслям об убийце, выкатившейся на дорогу голове, засунутому в мешок зеркалу и восхитительно сухим фрагментам тела.
Если бы это был я…
Например: «Если бы это был я, что бы я хотел сказать этим зеркалом?» или «Если бы это был я, что бы я сделал с грузовиком?»
Конечно, это могло бы показаться завистью, что плохо для души, но поскольку души у меня нет, значит, нет и проблемы. Если бы это был я, я бы бросил грузовик в укромном месте неподалеку от Арены. Потом очень быстро убрался бы оттуда — на припрятанном где-то рядом автомобиле? На угнанном? Зависит от обстоятельств. Если бы это был я, оставить части тела на Арене было запланировано заранее, или так вышло в результате гонки по дамбе?
Нелогично. Он не мог предугадать, что кто-то погонится за ним в сторону Норт-Бэй-Виллидж, разве не так? Но почему тогда у него была готовая для броска голова? И почему все остальное он отвез на Арену? Странный выбор. Да, там полно льда, а холод — это только хорошо. Вот только огромное гулкое пространство совершенно не подходит для такого рода интимных моментов — если бы это был я. Арена — ужасная, настежь открытая опустошенность, не может быть проводником настоящего творчества. Забавно побывать, но не здесь студия настоящего художника. Свалка, а не рабочее место. Просто не соответствует ощущениям.
