Эрик Сунд - Слабость Виктории Бергман (сборник)
Виктория чувствует, что утратила над ним контроль, просто быть с ним самой собой уже недостаточно. Требуется нечто большее, но что именно, она не знает.
Утратить контроль над ним – это все равно что утратить контроль над собой.
Впервые его доверие к ней поколебалось. Он подумал, что она хочет ему зла, что она, оказывается, из тех, кто причиняет зло.
Ей хочется находиться рядом с Мартином вечно, но она знает, что в воскресенье приедет отец и заберет ее.
Ей хочется остаться на хуторе навсегда.
Быть с Мартином. Всегда.
Она полностью поглощена им. Может сидеть и смотреть на него, когда он спит, наблюдать, как у него бегают глаза под закрытыми веками, прислушиваться к тому, как он тихонько поскуливает. Мартин показал ей, как выглядит спокойный сон, что таковой существует.
Однако неумолимо наступает суббота.
Они, как обычно, на берегу. Мартин сидит на кончике пледа у ног дремлющих родителей и рассеянно играет с двумя деревянными лошадками, купленными в магазине.
Небо все больше затягивается облаками, и послеполуденное солнце выглядывает лишь изредка.
Виктория знает, что мгновение, которого она страшится, приближается семимильными шагами. Прощание.
– Ну, нам, пожалуй, пора домой, – говорит мама, поднимая голову с руки мужа. Она встает и начинает упаковывать вещи в корзинку для пикника. Забирает у Мартина лошадок, и тот с удивлением смотрит на свои пустые ручки.
Папа встряхивает плед и сворачивает его.
В том месте, где они лежали, трава примялась и выглядит чуть темнее. Виктория представляет себе, как трава вскоре опять потянется к небу и при следующем взгляде на это место покажется, будто семьи тут никогда и не было.
– Виктория, ты не хочешь прийти сегодня к нам поужинать? – спрашивает мама. – Заодно испробовали бы новый крокет. Вы с Мартином будете в одной команде.
У нее внутри все содрогается. Больше времени, думает она. Я получу дополнительное время.
Она понимает, что тетя Эльса расстроится, если не провести последний вечер вместе с ней, но все равно не может отказаться. Просто не может.
Когда семейство удаляется в сторону тропинки, Викторию охватывает чувство спокойного предвкушения.
Полная надежд, она собирает в мешок купальные принадлежности, но не идет прямо домой, а задерживается у озера, возле бревенчатых сараев, наслаждаясь покоем и одиночеством.
Проводит руками по гладкой древесине и думает о пережитом бревнами времени, о многочисленных руках, которые их касались, обрабатывали, использовали, преодолевая любое сопротивление. Похоже, их уже больше ничто не волнует.
Ей хотелось стать как бревна, такой же безразличной ко всему.
Она несколько часов бродит по лесу, наблюдает, как изогнулись стволы, чтобы их кроны достигали солнца, или как их согнуло ветром, как их атаковали мох или паразиты. Но в глубине каждого ствола существует идеальное бревно. Его только надо отыскать, думает она, напевая себе под нос:
На великах мчимся по мируВ красивых футболках и кедах.Играем на всем, чем попало.Даже на наших велосипедах.
Тут она выходит из лесу на поляну.
Посреди плотной растительности леса открывается место, где свет струится сквозь кроны деревьев на худенькие сосенки и мягкий мох.
Прямо мечта.
Позже она несколько дней посвятит поискам этой поляны, но так и не сможет вновь отыскать ее и даже засомневается, существовала ли поляна на самом деле.
Но сейчас Виктория там, и это место столь же реально, как она сама.
Подойдя к крыльцу тети Эльсы, Виктория вдруг ощущает беспокойство. Разочарованные люди способны, сами того не желая, причинять вред. Это она уже усвоила.
Она открывает дверь и слышит приближающееся шарканье тапок тети Эльсы. При ее появлении в прихожей Виктория видит, что спина у тети Эльсы чуть более сгорбленная, чем обычно, а лицо чуть более бледное.
– Привет, солнышко, – произносит тетя Эльса, но Виктория не отвечает.
– Заходи, и пойдем присядем, поговорим немного, – продолжает тетя Эльса, направляясь в сторону кухни.
Виктория снимает обувь, идет следом за тетей на кухню и садится на стул напротив нее. За этим самым столом они обычно играют в японский вист. Каждый раз, когда тетя Эльса проигрывает, она всегда хохочет так, что ее смех эхом отдается в лампе под потолком, а потом протягивает морщинистые руки к Виктории и ласково берет ее руки в свои. “Моя непобедимая королева виста, – обычно говорит она. – Называй любое вознаграждение, и ты его получишь”.
Вознаграждением всегда бывает холодный шоколад и подогретые булочки с маслом.
Но сейчас явно что-то не так.
В глазах Эльсы Виктория видит усталость, губы поджаты, уголки рта устремлены вниз.
– Ласточка моя, – начинает Эльса, пытаясь улыбнуться.
Виктория видит, что глаза у тети блестят, как будто она плакала.
– Я знаю, что сегодня твой последний вечер, – продолжает Эльса, – и мне больше всего хотелось бы приготовить праздничный ужин и весь вечер играть в карты… но, понимаешь ли, я не совсем здорова.
Виктория вздыхает с облегчением, но тут же замечает в глазах Эльсы чувство вины. Оно ей знакомо по собственному опыту. Как если бы Эльса тоже все время боялась, что ей выльют на голову холодное молоко, что ее заставят есть чечевицу, пока ее не стошнит, что ей не подарят на день рождения подарок, если она разговаривала не тем тоном, что ее накажут за любую оплошность.
Виктории кажется, будто в глазах тети Эльсы она видит, что та тоже усвоила: стараться изо всех сил всегда недостаточно. – Я могу заварить чай, – воодушевленно говорит Виктория, – и укутать тебя одеялом, и даже почитать тебе перед сном.
Лицо Эльсы смягчается, губы расплываются в улыбке, приоткрываются, и вырывается смех.
– Какая ты милая, – произносит она, поглаживая Викторию по щеке. – Но тогда у нас не получится торжественного прощального ужина, и чем ты будешь заниматься, когда я усну? Ведь не слишком весело сидеть в темноте в полном одиночестве? – Ничего страшного, – отвечает Виктория. – Родители Мартина приглашали меня к ним, чтобы его убаюкать, и говорили, что тогда я смогу заодно у них поужинать. Так что я сперва уложу тебя, а потом Мартина и в придачу наемся.
Эльса радостно кивает:
– Давай сделаем салат, и ты сможешь взять его с собой.
Они встают рядышком возле мойки и крошат овощи.
Каждый раз, подходя к Эльсе слишком близко, Виктория ощущает едкий запах мочи, напоминающий ей об отце.
Этот запах вызывает у нее тошноту. Ей слишком хорошо известно, каков “затвердевший отец” на вкус.
У тети Эльсы имеются апельсиновые карамельки, которые Виктории разрешено брать без спросу. Они лежат в железной баночке на кухонном столе. Виктория открывает баночку, когда хочет отвлечься от мыслей об отце. Она не знает заранее, когда на нее вдруг нахлынет воспоминание о нем, и поэтому никогда не раскусывает карамельки, даже если остается острый, как лезвие, кусочек. Лучше поранить нёбо, чем оказаться безоружной перед воспоминанием.
Нарезая огурец ровными, не слишком толстыми ломтиками, она сосет карамельку. На листьях салата, хоть Эльса их тщательно помыла, осталось чуть-чуть земли, но Виктория ничего не говорит, поскольку понимает, что глаза у Эльсы слишком старые, чтобы заметить эту малость.
Обвинять Эльсу она не собирается, но не собирается и есть салат, считая, что у нее внутри уже достаточно грязи.
Она укутывает Эльсу одеялом, как и обещала, но ее мысли заняты Мартином.
– Ты хорошая девочка. Не забывай об этом, – говорит Эльса перед тем, как Виктория закрывает за собой дверь.
Виктория берет салат и с миской в руках отправляется к дому Мартина, поглощенная предвкушением встречи.
Она думает о том, как здорово было бы, если бы ей удалось уговорить отца оставить ее еще на недельку-другую. Это было бы хорошо для всех. И здесь вокруг есть еще так много интересных вещей, которые она пока не успела показать Мартину.
Идиллию омрачают только мысли о папе Мартина. Виктории кажется, что его взгляды стали более пристальными, смех более сердечным, а руки задерживаются на ее плечах чуть дольше обычного. Но она готова мириться с этим, лишь бы избегать собственного отца еще неделю. В первые разы обычно бывает не так уж страшно, думает она. Они осмеливаются действовать чуть менее осторожно, только когда начинают воспринимать ее как данность.
Свернув к дому, она слышит, как внутри кто-то весело покрикивает. По звуку похоже на папу – она замедляет шаги. Дверь приоткрыта, и из дома доносится плеск воды.
Виктория подходит к двери, распахивает ее и в движении случайно задевает висящий в дверном проеме старый дверной колокольчик. Тот издает глухой звук.