Женщина в библиотеке - Джентилл Сулари

— О нет, с ним все хорошо. Просто Джин решила охранять своего мальчика лично. Будет работать из его палаты. — На лице Меттерса отражается сочувствие. — На вашем месте я бы не пытался зайти к нему в течение ближайших дней.

— Он точно в порядке? — спрашивает Каин.

— Уит? Конечно. И поверьте мне, его мать позаботится о том, чтобы он не смеялся.

— Тогда мы пойдем. — Каин протягивает Меттерсу руку.

Меттерс принимает рукопожатие и дает Каину свою визитку:

— Если волнуетесь о нем, звоните. Я сообщу последние новости.

Странно уходить, не попрощавшись с Уитом, но вставать лагерем в зале не имеет смысла, к тому же Фрэнк Меттерс обещает передать Уиту наши наилучшие пожелания.

От больницы до площади Кэррингтон всего полчаса ходьбы, так что я решаю отпустить Каина с Мэриголд.

— Устала сидеть.

— Уверена, что это не опасно? — хмурится Мэриголд. — Может, стоит тебя проводить?

— Не говори глупостей. Сейчас три часа дня. Я просто пройдусь и подумаю о своем романе — верну мысли в рабочее русло.

Каин кивает:

— Удачи. Надеюсь, автобус для тебя остановится.

На мгновение я теряюсь, а потом вспоминаю, что рассказала ему о своем автобусе. Улыбаюсь. По непонятной причине мне приятно. Возможно, просто потому, что он понимает мой творческий процесс.

— Я брошусь под колеса.

Каин поднимает бровь:

— Не хочу проявлять невежливость к твоей культуре, Фредди, но в Америке мы просто ждем на остановке.

Я фыркаю и говорю, что он горе-писака.

Мэриголд явно беспокоится. Обнимает меня так, словно я ухожу на войну. Уже от этого хочется смеяться, что несколько грубо, учитывая ее тревогу. Каин заводит джип и зовет Мэриголд внутрь.

— Если хочешь, поедем за ней на расстоянии, — говорит он, открывая пассажирскую дверь.

Я стою у дороги и машу им на прощание — как минимум чтобы проследить, что они действительно не станут меня преследовать.

Открываю на телефоне навигатор, называю адрес дома и жду, пока он нарисует маршрут. Тридцать четыре минуты пешком. Идеально.

Во время ходьбы мысли легко возвращаются к рукописи. Я словно выдыхаю. Шаги бодро отбивают ритм. Размышляю над Героическим Подбородком. Есть в нем уверенность, которая бывает у привилегированных, успешных людей. Он ни в чем не терпел неудачу… если только сам того не хотел. Думаю о матери Уита. В автобусе она сидит позади него и, разговаривая по телефону, наблюдает за каждым его движением. Иногда протягивает руку и приглаживает его волосы. Он не обращает внимания, но и не отсаживается. Всегда близко. Фрэнк Меттерс сидит рядом с женой, читает документы. Поднимает взгляд, когда Джин касается сына. В его глазах мелькает беспокойство, но он молчит и не двигается.

Я размышляю, чем Уит хочет заниматься. Проваливать учебу, оказывается, не так-то просто, а Уит не кажется мне человеком, который будет стараться без причины. Не проще ли пойти по пути наименьшего сопротивления, стать адвокатом и пожинать плоды? Не проще, если есть другая цель. Некое увлечение, которое не сочетается с адвокатской деятельностью. Может, Героический Подбородок мечтает о профессиональном спорте — бейсболе, футболе… даже баскетболе. Или о чем-то нетрадиционном… И тут меня озаряет. Что, если Героический Подбородок хочет быть танцором? Возможно, в этом состоит его связь с Девушкой с Фрейдом, с мертвой балериной из ее прошлого. Могли они оба знать ее, любить ее? Мог один из них ее убить? Последняя мысль проходит сквозь меня током. Персонажи слишком сильно связаны со своими реальными прототипами, и эти реальные люди — мои друзья. Новые, но уже близкие, завернутые в волнительную радость недавнего знакомства, не испорченного мелкими ссорами и разочарованиями, которые приходят с течением времени.

Я захожу на площадь Копли и на мгновение останавливаюсь, восхищаясь тем, что я здесь. В Бостоне. Несмотря на все произошедшее в последние недели, я помню про честь, оказанную мне стипендией Синклера, я все еще ей взбудоражена. Стою у фонтана и впитываю в себя звуки площади: автомобилей, людей, американских акцентов — некоторые бостонские, некоторые нет.

Какое-то время я просто наблюдаю, как люди спешат по своим делам.

— Фредди! — Ко мне подбегает Лео Джонсон.

— Здравствуй! — улыбаюсь я, а он снимает с головы кепку. Волосы у него мокрые, сам он тяжело дышит. — Что ты здесь делаешь?

— Меня иногда выпускают с Кэррингтон, знаешь ли. Фух. — Он вытирает лоб рукавом. — Заметил тебя на другом конце площади… только сейчас догнал.

Я смотрю на него озадаченно:

— Где ты был, когда меня заметил? В Нью-Йорке?

— Нет, мэм, я… — Он замолкает. — А… Понял. Я бегал.

— Бегал?

— Не смотри с таким испугом. Писатели тоже бегают.

— Если за ними гонятся.

Он смеется и спрашивает:

— Возвращаешься на Кэррингтон?

— Да, но бежать с тобой не собираюсь.

— Трусиха. — Он потягивается, разминаясь. — Я подумал: можно собраться на ужин, пожаловаться друг другу на писательский блок и слова без синонимов.

Я смотрю на часы. В очередной раз отказывать будет грубо, и мне правда хочется обсудить с ним мою работу и отчеты для стипендий, которые нам обоим придется составлять.

— А давай. Куда пойдем?

Он чешет голову и вновь надевает кепку:

— Я могу заказать что-нибудь, и мы поедим у меня… или у тебя, если хочешь.

— Нет, можно в твоей квартире. У меня бардак… Муза большая неряха.

— Они такие. — Лео начинает бежать на месте. — Полседьмого? У меня как раз будет время принять душ.

— Хорошо, увидимся тогда.

Я машу ему вслед, смутно осознавая, что почему-то считала Лео старше, чем он есть. Возможно, дело в его южном акценте, навевающем мысли об «Унесенных ветром», или в его довольно консервативном стиле одежды. Даже на пробежке он одет не особо спортивно.

Заходя в фойе дома, вижу, как миссис Вайнбаум поливает цветы. Это работа уборщика, говорит она, но женщине кажется, что он дает цветам недостаточно воды. Она интересуется, помог ли мне йогурт — хочет попробовать с его помощью лечить свое люмбаго. Честно говоря, я понятия не имею, что такое люмбаго. Знаю только, что его часто приписывают старикам в ситкомах. Пытаюсь объяснить, что я не болела, мне просто нравится йогурт, но миссис Вайнбаум меня не слушает. В конце концов мы соглашаемся, что йогурт стоит попробовать, и она обещает известить меня о результатах.

Закончив довольно теплый разговор, я возвращаюсь в квартиру в приподнятом настроении. Снять обувь, заварить кофе, достать ноутбук. Пара часов для работы есть. Встреча с Лео напомнила мне, что я здесь, в первую очередь, чтобы написать роман, а не расследовать убийства и кушать пончики; что у меня есть коллега, не связанный с криком и последующими за ним событиями, с которым можно сравнивать свой прогресс.

Время я замечаю без пяти шесть. Бегу в ванную чистить зубы, переодеваюсь с щеткой во рту. На макияж времени нет, но я успеваю намочить руки и пригладить пушистые кудри. Вновь обуваюсь, хватаю бутылку вина и направляюсь по коридору к квартире Лео.

— Открыто! — звучит в ответ на мой стук.

Архитектурно квартира Лео — отражение моей, но оформлена более современно. В гостиной взгляд тут же цепляется за желтые диваны и крутящееся кресло-яйцо. На последнем тут же хочется посидеть.

Лео понимающе улыбается.

— Не стесняйся, — говорит он. — Все, кто заходит, хотят его опробовать.

Я так и делаю. Уютное кресло вращается легко и плавно.

— Ты в нем пишешь? — спрашиваю я, наблюдая, как он то пропадает из вида, то вновь появляется.

Он качает головой:

— Предпочитаю развалиться на диване. Постоянное движение немного отвлекает.

— Понимаю. Но зато весело!

— Я заказал пиццу, — говорит Лео. — Надеюсь, тебе нравится пеперони.

Я прекращаю вертеться и морщусь:

— Надо было раньше сказать: я вегетарианка…

— Ох, блин! Надо было спросить. Вас так много в наше время, а я не догадался…

— Я могу убрать пеперони…