Убитые девушки - Хизер Критчлоу
– Долой! Долой! – скандирует она; остальные подхватывают.
Парень наконец смекает, в чем дело, и пытается удрать. Но путь к отступлению преграждают повара. «Говнюк» в меньшинстве, но продолжает лягаться и вырываться.
– Штаны долой!
Кто-то умудряется стащить его брюки до лодыжек. На этом надо бы остановиться. Безобидного предупреждения хватило бы с лихвой. Но адреналин и возбуждение, похоже, затмевают всем разум. Возможно, дело в поведении самого парня. Он выкрикивает непристойные ругательства, извивается, привнося в постановочную кару гораздо больше драматизма, чем Лейла себе представляла. Парня держат за руки два человека, так что ему не сбежать. Да и кто его отпустит? Лейла им такой команды не давала. На трусах парня забавный утенок Дональд Дак. Лейла думает о Хейзел, о ее стыдливых слезах и полной безучастности к предстоящему акту возмездия. А потом девушка перехватывает взгляд Ирен и качает головой, замечая беспокойство на ее лице:
– Мы просто немного повеселимся. Не воспринимай все так серьезно, Ирен.
– Да, но…
Лейла отмахивается от нее. Приложив ко рту руки домиком, она призывает:
– И трусы тоже долой!
На самом деле Лейла не ожидает, что ее приказ будет выполнен. Но она сейчас верховодит, дергает марионеток за ниточки. И никто не задает вопросов. Все слушают только ее указания. Один из официантов бросается вперед и резко стаскивает с парня трусы. А потом они отпускают его и расступаются.
Возможно, сказывается темнота. Или всеобщее возбуждение. Но только когда смех затихает, все понимают, что парень плачет. Скрючившись, с искаженным лицом, содрогаясь всем телом, он с трудом натягивает трусы непослушными руками.
И тогда наступает тишина. Все разом смолкают, осознавая: все зашло слишком далеко.
– Черт, – бормочет кто-то, пока проученный «говнюк» шмыгает носом. Лица парня не видно за завесой спутанных волос. – Эй, ты в порядке?
– Это была всего лишь шутка. – Скрестив на груди руки, Лейла выступает вперед. – Разве тебе не смешно?
Парень оборачивается, вскидывает на нее глаза.
– Ты конченая сука! – выкрикивает он, и девушка пятится под напором ненависти, исказившей его лицо.
Глава тринадцатая
Кэл
Коттедж еще крепкий, но некогда побеленные стены под воздействием осадков приобрели грязно-бежевый цвет; деревянные оконные рамы прогнили, во дворе появились сорняки высотой с целый фут, а на подъездной дороге как попало брошена техника. Припарковавшись на обочине, Кэл всматривается в суровый горизонт: уходящие вдаль поля, беззащитные перед непогодой. В снежную пору сюда, должно быть, вообще не добраться: основные дороги оказываются занесенными, а крутая проселочная колея коварна и непредсказуема.
Кэл еще в машине прицепил и включил микрофон. И, шагая к двери, он описывает все, что видит, упоминая даже о колокольчиках, не способных больше звенеть, потому что их веревочки перевились и завязались в тугие, не склонные распутываться узелки.
На стук в дверь отзывается низкорослый мужчина. Его лицо изрезано глубокими морщинами боли и гнева, не рассеявшимися за несколько десятков лет. Волосы седые, на подбородке топорщится грубая щетина, клетчатая рубаха несвежа.
– Мистер Макки, я Кэл Ловетт. Мы разговаривали с вами по телефону.
– А, ну да…
Мужчина разворачивается и, не вымолвив больше ни слова, устремляется в глубь дома – довольно быстро. Поставив за порог сумку с аппаратурой, Кэл закрывает дверь.
В доме витает целый букет запахов – супа, живности и сырости. Рыжий кот, выгнувший хвост кольцом у двери на кухню, при виде чужака убегает. Узкий коридор ведет к оранжерее, прильнувшей к тыльной стене дома. Явно пристроенная позже, она производит более приятное впечатление. Из садовой мебели там только два плетеных кресла да такой же двухместный диванчик. Рядом небольшой электрический обогреватель. Кэл сквозь стекло обводит взглядом сельский пейзаж, широкое небо. В такой оранжерее можно сидеть и наблюдать за изменениями в природе – она защищает от непогоды. Но в ней не спрятаться от реальности, причиняющей иногда нестерпимую боль.
Миссис Макки встает с кресла и протягивает ему руку. Маленькая и щупленькая, она выглядит старше своих семидесяти пяти лет. Кэл рядом с ней ощущает себя гигантом. Узловатые пальцы женщины сигнализируют об артрите; туго натянутая кожа на изуродованных суставах болезненно-красная. Кэл старается не сжимать ее руку слишком сильно.
– Мистер Ловетт, спасибо, что приехали.
– Спасибо вам за то, что согласились со мной встретиться. И зовите меня просто Кэлом, миссис Макки.
– Джин.
– Прекрасный вид у вас отсюда открывается, – улыбается Кэл.
Мистер Макки – Тэм – переминается с ноги на ногу. Ему явно менее комфортно, нежели жене и гостю. Тэм хмурится, и Кэл, уловив в его взгляде внутренний протест, понимает: Джин пришлось долго уговаривать упрямого супруга. На лоскуте флиса возле кресла свернулась старая собака – помесь колли и лабрадора; ее глаза направлены на хозяина. Но, когда Кэл нагибается, чтобы погладить седеющую голову собаки, та дважды ударяет хвостом о пол.
– Как нас зовут? – Кэл обращается к собаке, а не к человеку, подсознательно догадавшись: это животное – лучший путь к сердцу хозяина. Это видно по собачьей подстилке: она положена так, чтобы Тэму было удобно протянуть руку с кресла и погладить любимицу.
– Бесси.
Кэл треплет собачьи уши, Бесси от удовольствия прикрывает глаза. А Кэл вспоминает Ракету: «Как же я по ней соскучился! Надеюсь, что Крисси выгуливает ее регулярно, как обещала».
– Чаю? – Тон Тэма остается резким, отрывистым, но Кэл чувствует, что он потихоньку оттаивает.
– Да, пожалуйста, с молоком. И один кусочек сахара. Вам помочь?
Кэл распрямляется, и собака опять кладет голову на передние лапы. Но ее брови шевелятся: Бесси продолжает наблюдать за хозяином и чужаком.
– Нет, не затрудняйтесь.
Старик, громко топая, выходит из комнаты. И по тому, каким взглядом провожает его Джин, сделав шаг вслед и тут же вернувшись назад, Кэлу становится ясно: такое радушие не свойственно Тэму – он ушел, потому что хочет избежать разговора.
– Он нервничает, – оправдывает мужа Джин. Она примостилась на краешке кресла и жестом приглашает Кэла присесть на плетеный диван.
– Понимаю. Об этом нелегко говорить.
Джин кивает. А Кэл замечает целую стопку альбомов с фотографиями – аккуратно сложенных, приготовленных к его приезду. Расстегнув молнию на сумке, он вытаскивает микрофоны с поясным передатчиком.
Тэм очень долго возится с чаем. Наконец он возвращается с подносом, на котором три чашки расставлены треугольником, а рядом розовеет блюдце с бисквитными вафлями. Выразив благодарность улыбкой, Кэл берет чашку с чаем и одну вафлю. На вкус она как сладкий картон, но Кэл знает: хозяевам будет комфортнее, если он съест хоть одну.
– И что вы хотите от нас за это? – буравя взглядом оборудование гостя, отхлебывает из своей чашки Тэм.
– Давайте просто побеседуем о Лейле, ладно? Мне хотелось бы узнать о ней больше, понять, какой она была и что произошло в тот злополучный день, по вашему мнению – по версии людей, знавших ее лучше всех.
Джин, засопев,
