Додо - Гранотье Сильви
Что до меня, то убаюканная пьянящими воспоминаниями о невероятном триумфе, я сначала впала в сладкую эйфорию, прежде чем мысленно наподдать себе по заду. Ослепленная неожиданным притоком наличности, пообещав попозже прислать мой адрес, я даже не подумала потребовать более подробных сведений. Хуго взял на себя все мои дела до того, как меня автоматически поместили под опеку, когда я попала в лечебницу Святой Анны, и передал мне, что опека будет снята, как только меня выпишут. Но выход из больницы стал для меня началом новой жизни, и я даже на задалась вопросом о своем финансовом положении. Когда я уходила, мадам Бутрю явно перевела дух. Только ли потому, что тем самым избавлялась от присутствия Квази?
От денег одно беспокойство, это все знают, но… прежде всего, деньги — наиболее распространенный повод для убийства. Может, в этом все дело? Самая банальная погоня за барышом? Первое предположение, которое приходит в голову, и вполне допустимое, но от него у меня заранее все внутренности сводит, потому что главным подозреваемым становится Хуго.
Добравшись до фонтана, я сразу заметила своих компаньонов. Салли сидела на земле, привалившись к бортику фонтана, а вот Робер… Забравшись на ящик, он размахивал тощими руками, расхваливая наш убогий товар, от которого остался только лот из ложечек, и молол языком, как лучший из профессиональных разносчиков:
— Три, их осталось всего три, все разные, потому что ничто так не утомляет умы, как единообразие, облупившиеся от времени, ибо таков наш общий удел, и этот удел я предлагаю вам за десять жалких франков, всего десять франков, мадам и месье…
Я решила, что он сдурел — десять монет за три дерьмовые ложечки из простого металла…
Он продолжал:
— …за три маленькие ложечки, но не абы какие: ложечки, у которых есть свое прошлое, своя история. Они легко гнутся, посмотрите, ваши дети смогут перекрутить их, как в столовой, но они прочны, потому что мужественно сопротивлялись течению времени, и они…
Несколько зевак, смеясь, столпились вокруг, и один из них достал монету.
— Месье за десять франков, разумеется, если я не получу более щедрого предложения…
К моему изумлению, началась настоящая торговля, как на аукционе, и набавляя по пятьдесят сантимов, они поднялись до двадцати франков.
Робер поблагодарил, свернул свою тряпку и уселся рядом с Салли, которой и вручил все деньги в неприкосновенности. Она положила голову ему на плечо, он ласково обхватил ее пальцы, и я с дурацким видом спросила у Квази:
— Ты видишь то же, что и я?
Какое–то бульканье послужило мне ответом, и когда я взглянула на свою старую сподвижницу, то увидела, что у нее глаза полны слез. Нет бо́льших простушек, чем бродяжки. Наверно, когда ты нищий, то и мечтания у тебя дешевенькие. Иногда я им завидую. Я родилась богатой, и все мои потуги избавиться от этого наследия только попусту меня расстраивают. Я и тут самозванка.
Энергичным шагом я приблизилась к влюбленным и громогласно возмутилась:
— Никаких пар. Таков принцип жизни в коммуне. Никаких пар. Когда появляется пара, все разваливается.
— Брось, мы не пара, мы влюбленные.
— Ладно, — пробормотала я, чтобы не потерять лицо. — Это что, прям вот так, вдруг?
— Иди в жопу, это наше дело, не лезь, — выпалила Салли.
Что на это скажешь?
— И где ж ты научился так языком болтать, а?
— Иди в жопу. Это мое дело, не лезь.
Надо уметь отступать перед лицом противника. Но я прибегла к тайному оружию, твердо вознамерившись вернуть бразды правления.
— Где продолжим? Здесь останемся, или еще куда двинем?
— Ну нет. Мы тут вкалывали без продыху. По мне, так нужно подзаправиться, — торжественно изрек Робер, которого мы единогласно отрядили за припасами. Я сделала знак Квази, чтобы она заткнулась, когда она уже собралась рассказать про добытые мной средства.
Нам было тепло, покойно и все такое. Я даже задумалась, где возьму силы для продолжения рассказа, когда появились легавые. Это не в укор. Я так полагаю, у каждого свое место в обществе, но не надо удивляться, если в один прекрасный день все ваши промашки оборачиваются против вас. Потому что сидели мы там спокойно, никому не мешали, даже самим себе, а тут пришлось подыматься, собирать барахло и искать другое место, где притулиться. Вот так мы и становимся, один за другим, кочевниками поневоле, что и объясняет те строго дозированные жалобы со стороны социальных элементов, выпавших из общественного устройства.
Ладно, не важно.
Впервые я почувствовала нечто вроде мандража, потому что моя аудитория была на грани засыпания. Надо было изыскать способ прибрать ее к рукам.
Начала я с интерактивных действий и задала вопрос о последнем эпизоде. Робер, как обычно, оказался самым прытким. Я не хотела, чтобы он тормозил остальных, и, обратившись к Салли, спросила, что бы она сделала на моем месте, оказавшись с трупом на руках.
— Заснула б, — пробормотала она, зевая.
Салли неспособна вырваться за пределы сиюсекундной реальности. Она хотела спать, и потому не могла представить себе ситуацию, где бы чувствовала себя иначе. Салли для меня идеальный пример, вроде далай–ламы. Нечто недостижимое.
— А ты, Квази?
— А со мной такое случилось. Своего отчима я в конце концов прибила ломом.
Должна заметить, что если б нам сообщили о заложенной бомбе, мы б и с места не двинулись. Она сделала такую паузу, на которую я никогда не решалась, и с легким вздохом продолжила:
— Потом я пошла призналась матери. А она сказала легавым, что это она. И я оказалась в приюте.
Вот тут она меня обставила. На такую краткость я была неспособна. В трех фразах она изложила нам первоклассную трагедию. У меня не самое чувствительное сердце, но тут… Я подсела к ней, обняла и принялась укачивать, как ту маленькую девочку, которой она была и которой до сих пор оставалась.
Она здорово пихнула меня локтем, отстраняясь. Посмотрела на нас, подняла глаза к небу и затрясла головой. Потом взялась за голову двумя руками, затрясла ее еще сильней и сказала:
— Черт подери, вы мне поверили.
Я знаю, что поступила не слишком умно, но это было слишком, действительно слишком. Я собрала свой вещмешок, пришлепнула фуражку на голове, отсалютовала всей компании и ушла. Но не слишком далеко. Я просто не могла спустить это просто так. Я уселась на тумбу, которая не давала машинам парковаться и оббивала колени невнимательным пешеходам, и принялась откровенно дуться.
Краем глаза я видела, что мои занервничали. Квази меньше остальных, потому как она смаковала свой триумф, эта дрянь, будто я не понимала, чего она добивалась.
А потом Робер пришел предложить мне бутылку мира. Мы прикончили, что оставалось, и я продолжила, будто никакого перерыва и не было.
11
— Минут пять, не меньше, я пребывала в эйфорическом возбуждении от того, что сделала. Вот, проблема решена. Я решила ее. Конкретное действие приносит облегчение, каким бы ужасным это действие ни было.
Я ушла в гостиную, уселась и выпила стаканчик джина. Первые приступы паники начались позже. С раскалывающейся от мигрени головой, я билась в бесслезных и молчаливых рыданиях. На самом деле меня приводил в ужас этот мертвец в соседней комнате. Как будто он был еще опасен.
Я хотела убежать, но не сумела даже подняться; хотела проверить, действительно ли он мертв, но к живому или холодному, я не могла приблизиться к телу. Был только один человек, способный помочь мне или хотя бы понять меня — Хуго, и я позвонила ему в офис. О чудо, он был на месте. Его хладнокровие сразу же меня успокоило. Он приказал мне умыться, одеться и немедленно покинуть квартиру. Он встретится со мной в бистро напротив. Он приехал сразу же.
Стоило мне увидеть его, как я поняла, что все будет хорошо. Он взял мою руку под столом, и его тепло принесло мне облегчение. Он задал мне кучу точных, конкретных вопросов.
