Тринадцать способов убить Лалабелль Рок [Литрес] - Мод Вулф
Мы вступаем в этот хаос, держась друг за друга.
– Что ты говорила? – кричу я. – Насчет того, чтобы я заменила тебя?
– Что? – кричит она в ответ. – Что ты сказала?
Я делаю еще одну попытку, но ее обрекает на неудачу убойная комбинация из Шопена, дабстепа и хлопков от пробок бутылок шампанского. Портрет крепко берет меня за предплечье и тащит через толпу к огромному, во всю стену, окну. Внизу в мерцающих огнях раскинулся темный Баббл-сити.
Стоя вплотную к стеклу, я чувствую холод, поднимающийся из этой темноты. Мы поворачиваемся спиной к этому обрыву глубиной тысяча двести пятьдесят футов. Теперь мы слышим друг друга.
– Так лучше, – говорит она. – Теперь мы можем слышать собственные мысли.
– Я приехала не для того, чтобы заменить тебя, – быстро говорю я, чтобы сразу отбросить все сомнения.
– О, – говорит она, и вдруг, к моему ужасу, ее подведенные зеленым глаза наполняются слезами. – О.
Я не двигаюсь, мне некомфортно. Мучительная пауза тянется долго, пока она пытается взять себя в руки. Ее губы дрожат. Наконец издает дрожащий вздох. Я не знаю, можем ли мы плакать, возможно, это необходимо для такой актрисы, как Лалабелль. Должно быть, это физраствор.
– Ты хоть представляешь, – тихо говорит она мне, – сколько времени я хожу по всяким тусовкам?
– Нет.
– Целых пять месяцев, – печально говорит она. – Целых пять месяцев я танцую, веду светские беседы и хожу на чертовых шпильках. Целых пять месяцев я питаюсь канапе и оливками из мартини. Так жить невозможно.
– Пять месяцев? – спрашиваю я, не веря своим ушам. – Без перерыва?
– Почти, – отвечает она, устремляя невидящий взгляд в пространство. – Иногда, между пятью и десятью утра, у меня есть время, чтобы заехать в гостиницу. Если нет вечеринок у бассейна, на которые нужно идти обязательно, или бранчей на крыше. Больше всего я люблю гардеробные. Можно забраться под шубы и устроить себе гнездышко. Однажды я просидела в гардеробной целых два дня, пока меня не нашли.
– А кто нашел? – в ужасе спрашиваю я. – Лалабелль велела за тобой следить? Ее телохранители здесь?
– Нет, – с несчастным видом отвечает она. – Только ее друзья. Они, видишь ли, слишком сильно любят меня. Им не хватает общения со мной. А я не могу дать им достаточно… О, боже, вот они опять идут.
Она выпрямляется, тщательно скрывая гримасу недовольства, и нацепляет на лицо сияющую улыбку.
– Дорогие! – радостно вскрикивает она и широко распахивает объятия.
Из толпы с одинаковыми белозубыми улыбками выныривают две женщины и окликают ее. Все трое напыщенно обнимаются, я замечаю, что ни у одной из женщин на ладонях нет линий. Они рассеянно улыбаются мне, однако вниманием своим не одаряют, лишь делают комплимент моему костюму. Вскоре вокруг них образуется толпа, и в какой-то момент мой Портрет исчезает.
Я подумываю о том, чтобы отправиться на ее поиски, но в последнюю секунду меня останавливает воспоминание о руке на моей попе. И я решаю вместо этого выпить, причем чего-нибудь крепкого. Хватаю с подноса у проходящего мимо официанта высокий бокал с чем-то, щедро сдобренным фруктами, и расхаживаю взад-вперед вдоль окна, делая маленькие глотки. Напиток лазурно-голубого цвета и очень крепкий. Мне нравится, как он притупляет мои чувства и превращает мигающий свет в гипнотический туман.
Я прохожу мимо обнявшейся пары, которая смотрит в ночь.
– …приходило в голову думать об этом городе как о живом существе? – тихо спрашивает он свою спутницу.
– Приходило. Это зверь, – отвечает она. – Чудовище.
Дальше я прохожу мимо двоих друзей в расстегнутых смокингах. Они мрачно смотрят в темноту.
– Этот город, – говорит один другому, – разрывает человека изнутри, правда?
После того как я подслушала третий или четвертый подобный разговор, мне становится скучно, и я допиваю свой напиток. Сейчас я чувствую себя пьяной, и такое состояние мне нравится. У меня приятно покалывает кончики пальцев на руках и ногах. Прохожу мимо шведского стола, заставленного блюдами с едой. В центре – гигантский лебедь с распростертыми крыльями; похоже, все перья вернули на место после того, как достали его из духовки. Рядом с лебедем суетится мужчина в металлической маске-домино и вилкой выскабливает мясо с ребер.
При виде меня он поднимает голову.
– Я тебя знаю? Разве не тебя убили сегодня утром?
– Ты меня с кем-то перепутал. – Я отворачиваюсь, и у меня скручивает желудок.
Пробиваю себе путь через толпу и наконец нахожу Портрет. Она в полуобморочном состоянии и сидит, ссутулившись среди зеленых листьев, в цветочной кадке. Ее веки опущены. Стоящий рядом с ней мужчина бодро рассказывает ей о «прыжке веры» Кьеркегора[10]. Я смотрю на него, и он затыкается и идет прочь на поиски нового слушателя. Удаляясь, озадаченно оглядывается, и я понимаю, что он оценивает нас. Наверное, когда мы рядом, это напоминает разворот модного журнала. Деловой наряд и туалет для развлечений.
– Я приехала не для того, чтобы заменить тебя, – кричу я ей в самое ухо. – Я приехала, чтобы избавиться от тебя.
Секунду я сомневаюсь в том, что она услышала меня. Потом ее глаза медленно открываются, спина напрягается.
– Ну почему ты сразу не сказала? – радостно восклицает она. – Это же здорово! Так даже лучше.
– А ты не хотела бы просто остановиться? – спрашиваю. – Отдохнуть?
Не знаю, почему я спрашиваю. Ведь такой выбор я ей дать не могу. Я объясняю это любопытством.
– Я устала отдыхать, – говорит она. – Это как один долгий сон в гостиничном номере. Через какое-то время тебе становится скучно от обслуживания номеров и телевизора, и ты начинаешь тосковать по вечеринкам, даже если у тебя болят ноги. Постоянно просыпаться и засыпать – это утомительно. Хоть один раз мне хотелось бы закрыть глаза и не думать о
