Последний день лета - Андрей Михайлович Подшибякин
— Это твоя подписка, что ли? Еб твою, жирный, мог бы че-то по-другому порешать.
Пух в ужасе смотрел на него, хлопая глазами и шевеля губами.
— Не слышу, блять?! — рявкнул Слава.
— Извини, — ляпнул Пух первое, что пришло в голову. Ничто из его жизненного опыта не готовило его к тому, что сейчас происходило.
— Поздновато извиняться, жиробасина! — торжествующе вставил Бурый.
Крюгер отскреб себя от земли, поднял очки и выпрямился, полыхая яростью. По его глазам было видно, что он готов прыгать на старшаков снова, и снова, и снова — пока не помрет или как минимум не получит серьезные увечья.
Парализованный страхом Пух вдруг понял, почему Витя с такой готовностью впрягся за них со Степаном.
— Ладно, жиртрест, начнем с тебя, — сказал Сися. — Я с пониманием, что ты не при базарах — за лоха впрягся и выгреб. Ну, будешь знать, как с ебанутыми корешаться.
Новенький прошипел:
— Убью!..
Сися не обратил на него внимания, продолжая обращенную к Пуху обвинительную речь. По законам улицы, чмошник должен был понимать, за что его наказывают, чтобы впредь не совершать непростительных проступков.
— Так что по легкой с тобой сегодня, свинина, — палец тебе сломаю. А, не, обожди, два пальца, гха-гха! Зато, слышишь, пруха тебе сегодня — сам выберешь, какие ломать.
Бурый истерически засмеялся, — но смех его прервал знакомый некоторым присутствующим голос:
— Э, братан. Братан! Ты че как баба? Че за выборы, блять? Поясняешь им, поясняешь — а всё равно пидорасничают. Поэтому об вас вся мразь ноги и вытирает на районе.
Из арки неспешно выдвинулся незнакомый старшак в кожане. Переломанный нос пеньком торчал на его плоском лице, а короткая стрижка была почему-то наполовину седой. Пух, никогда ранее его не видевший, подумал, что Сися и Бурый на его фоне выглядят как лохи из хора при Дворце культуры Обувной фабрики. Бравада Крюгера моментально сошла на нет — ситуация стала откровенно стремной.
Шварц не обратил внимания на протянутую Сисей руку, порылся в отвисшем кармане своих треников и вынул оттуда нож-выкидуху.
Лезвие щелкнуло и поймало луч вечернего солнца.
Сися отшатнулся, выпучив глаза.
Пух описался и побежал прочь, не разбирая дороги. Никто не попытался его остановить.
— Я тебя сейчас научу, — Шварц протянул Сисе нож, который тот неохотно взял, стрельнув глазами на пустые балконы. — Вон тот жирный сдриснул, да? Ты тему просек?
Он выжидательно посмотрел на Сисю, который непонимающе помотал головой. Шварц поморщился.
— Блять, че ты тупишь? Он, по ходу, не уважает тебя, понял? Срал на тебя, на твои постановы, на твой район.
— Так я… э-э-э… чего теперь?.. Он хер знает куда уже упиздячил…
Шварц недовольно сплюнул.
— Другому обсосу за него поясни. Любого выбирай — вон того гондона потыкай, чтобы мамка не узнала.
— Сука! Не смей о маме!.. — Новенький, о котором шла речь, затрясся крупной дрожью.
Брови Шварца поползли на лоб. Он выглядел по-настоящему, непритворно удивленным — даже, кажется, шокированным, — но через секунду справился с недоумением, хмыкнул и забрал нож из потной Сисиной ладони.
— Нет: тебя, блядина, я сам порежу…
— Никого ты не порежешь.
Шаман вывернул откуда-то из-за гаражей, спокойно улыбаясь. На лбу у него блестели капли пота, футболка и даже шорты были покрыты влажными пятнами, — но, несмотря на только что закончившуюся интенсивную пробежку, дышал он ровно и выглядел абсолютно свежим.
— Уебывай отсюда, — рыкнул Сися, принявший Шамана за случайного физкультурника.
Неожиданно Шварц больно пнул его в бедро.
— Базар фильтруй, — шикнул он. — Это Шамана Большого брательник.
— Пи-и-издец, — обреченно выдохнул Бурый.
Шаман Большой был правой рукой Фармацевта — и закусываться с его братом можно было не на шутку заебаться.
— Слышишь, Шаманенок, — аккуратно начал Шварц.
Саша отреагировал молниеносно и в полном соответствии с бригадным этикетом:
— Ты меня на слышишь не бери, слышишь.
— Вопрос вообще не твой, — вкрадчиво продолжил собеседник. — Ты иди своей дорогой, нормально всё.
Шаман повернулся к одноклассникам, словно Шварца больше не существовало. Он хлопнул Новенького по плечу, отряхнул грязнющего Крюгера и спросил:
— В поряде, пацаны?
Крюгер, успевший забыть о недавней боли и унижении, энергично закивал. Он словно бы провалился в боевик с Чаком Норрисом!.. Точнее, нет — с Чарльзом Бронсоном! «Жажда смерти 5»!
Новенький исподлобья рассматривал старших пацанов и шевелил губами, словно что-то высчитывая. Наконец он кивнул своим мыслям и отвернулся.
Шварц помялся, потом сложил нож, сунул его в карман и повернулся к Сисе (он второй день подряд делал вид, что не замечает Бурого).
— Ладно, прем отсюда. Потом порешаем.
— Валите нахер, мудаки вонючие! — радостно крикнул Крюгер.
Это была, как говорили в другом боевике, большая ошибка.
— А то что ты сделаешь? — обернувшись, вкрадчиво поинтересовался Шварц. Его глубоко посаженные глаза нехорошо блеснули, а в руке сам собой снова образовался нож.
Улыбка Шамана слегка померкла — точнее, превратилась в оскал.
Бурый, в попытке разрядить ситуацию, примирительно выставил руки и обратился к Шаману:
— Ты это, слышь!.. Твой брательник за лошню бы не впрягся. Не позорься!..
— А то что ты сделаешь? — эхом ответил Шаман. Не дождавшись ответа, он добавил: — Я за брата не решаю, он за меня тоже. У каждого свои расклады. Короче, долго моросить будем? Биться готов?
Бурый показал всем своим видом, что не готов, и умоляюще уставился на Сисю. Тот отвернулся.
Шварц скривился, снова убрал нож и пошел по направлению к арке. Шаман, не повышая голоса, сказал вслед:
— Вопросы остались — найдешь меня.
По напрягшейся спине Шварца было понятно, что он всё услышал.
Шаман повернулся к Крюгеру с Новеньким и улыбнулся обычной, не страшной улыбкой.
— Че-как, парни? Чего загрустили? Пошли газировки попьем, сушняк пиздец!
Питон, наблюдавший за этой сценой из темного вонючего проема между гаражами, не мог поверить своим ушам. Глазам он тоже поверить не мог.
16
— Но зачем?!
— Что «зачем»?
— Зачем он за нас вписался?
Помятые, но не сломленные Крюгер с Новеньким пробирались по шанхайским кушерям по направлению к 5-й линии.
Их спаситель четверть часа назад двинул в сторону ЦГБ — предварительно, как и обещал, напоив их минералкой из магазина «Маяк». Лимонад Шаман покупать отказался («Нахера вам столько сахара в крови, парни?»), вместо этого угостив одноклассников горьковатыми «Ессентуками», — Крюгер всё еще ощущал медный привкус у основания языка и периодически шумно порыгивал.
— А чего нет-то? — сказал нехарактерно разговорчивый Степан. На его щеках впервые за долгое время заиграл румянец, глаза приняли осмысленное выражение, а в голосе проснулись энергичные
