Грег Диналло - Фиаско

— Стало быть, его пытались купить за велосипед?

— Да, автомашина там ни к чему. В стране нет ни капли горючего.

— Значит, элита разъезжает на велосипедах, а простые люди топают пешком.

Аркадий мрачно кивнул.

— За все надо благодарить Кастро. Кубинцы тоже могли бы ездить на таких вот «мерседесах», если бы не этот тупоголовый идиот. Вот смотри, у нас быстро и легко дела не провернешь, не то что у них. В прошлом году я побывал на Кубе и без труда установил контакты с теми, кто серьезно настроен рискнуть на кое-какие дела.

— Что за дела?

— Туризм.

Наш караван мчался уже по Воробьевскому шоссе, приближаясь к лесистым скверам, окружающим Московский государственный университет. Со смотровой площадки около шоссе, откуда открывается захватывающий вид на Москву, и была назначена встреча с торговцами орденами и медалями на черном рынке, здесь же они должны собраться на этой неделе. Баркин рассказал, что торговать начинают на рассвете, когда в милиции заканчивается смена, стражи порядка устали и мечтают, как бы поскорее добраться до дома. «Мерседес» повернул на узенькую боковую дорожку и остановился около невысоких елок.

Баркин опустил боковое стекло, поморщившись от порыва холодного воздуха, ворвавшегося в кабину. Минуту спустя из-за деревьев появился невысокий субъект — пальто в рубчик, твидовая кепка, задорно сидевшая на его голове, отчего он напоминал маленького большевика времен революции.

— Вот он. Зовут его Рафик. Ну, желаю успеха.

— Спасибо, Аркадий. Большое тебе спасибо.

— Спасибо тебе, Никола.

Он пристально посмотрел прямо мне в глаза и крепко пожал руку. Я вышел из «мерседеса» и закрыл дверь.

— Катков! — позвал Аркадий из окна кабины, протянув мне газовую зажигалку. — Далеко не прячь ее.

И машины тут же растворились в белесой дымке, стоявшей между холмов. Я обернулся, Рафик куда-то исчез, я поспешил к рощице, как вдруг тишину нарушил чирикающий звук — заработал мой бипер. Должно быть, Вера беспокоится, жив ли я. Все правильно — всего сутки назад я тоже разыскивал ее целых полночи.

Я уже подходил к деревьям, и тут Рафик вновь возник между корявыми стволами. В его облике было что-то таинственное и вместе с тем трогательное, что вызывало чувство доверия к нему. Остро запахло сосной и елью, когда он, вороша ногами листья и хвою, продвигался по заброшенной тропинке к группе припаркованных автомашин, велосипедов, мотоциклов, фургонов и микроавтобусов.

Торгаши оказались на удивление молодыми, большинству на вид лет восемнадцать-двадцать. В раннем утреннем свете ярко поблескивал товар, разложенный на одеялах у задних дверей автомашин и на капотах или на крышках чемоданчиков, а то и просто приколотый на подкладках пальто, полы которых торговцы приоткрывали, будто показывая свое мужское достоинство. Черный рынок сильно смахивал на цыганский базар: скорые легкомысленные решения, мелькание рук, настороженные воровские взгляды, возгласы удивления и неверия, когда называлась цена, а затем быстрый торг, шуршание купюр и позвякивание металла, когда продавцы и покупатели сходились в цене, а деньги и награды переходили из рук в руки. Купив товар, их новые хозяева сразу же сматывали восвояси, а продавцы без промедления переключались на других покупателей.

Рафик подошел к группке дельцов, собравшихся у откидного борга грузовичка, и отрекомендовал меня.

— Так вы, стало быть, хотели бы написать про нас? — осторожно спросил молодой парень с длинными, до плеч, волосами. — А зачем?

— Да вот, чтобы заработать себе на хлеб с маслом.

— Ну что ж, дело стоящее. А что мы будем с этого иметь?

— Головную боль от милиции! — громко сказал кто-то.

— Вот-вот. Да они нас всех повяжут! — воскликнул другой, отчего некоторые сразу же стали откалываться и исчезать.

— Не задерживай их, пускай уходят! — бросил я Рафику, когда он стал их удерживать. — Так ты думаешь, что милиция ничего не знает про ваши дела-делишки здесь?

— Ты что, смеешься над нами? — возмущенно зафыркал длинноволосый. — Да мы завсегда на стреме и разбежимся, лишь только менты появятся на подходе.

— Отстегни на лапу — и торгуй спокойненько, — самоуверенно произнес плотно сбитый паренек.

— Ну а если моя публикация привлечет не ментов, а покупателей, которые повалят к вам толпой?

— А ведь он прав, — нехотя процедил кто-то еще. — Да-да, прав, — подхватил другой.

Тут все начали совещаться, перешептываясь и с умным видом покачивая головами, как команды КВН.

— Ну ладно, — объявил общее решение длинноволосый, когда стихийное совещание закончилось. — Но только без упоминаний фамилий. Идет?

— Идет. Вопрос первый: где вы достаете товар?

— А у людей, которым нужны деньги.

— Пример какой-нибудь можете привести?

— Конечно, можем, — запищал один из подростков в теннисной куртке «Айрон мэйден». — Вот, к примеру, у моего дядьки была куча всяких орденов и медалей еще с войны. Когда он умер, родственники продали их за наличные и накупили всякой всячины для поминок, да еще купили на них автомашину, телевизор и видак, сестра сделала себе мост на зубы, а я приобрел вот что — он с гордостью показал на высокие баскетбольные кеды с воздушной подкачкой. — Потом и я втянулся в этот бизнес.

— Но это же, наверное, не единственный источник, откуда поступает товар? — предположил я.

— Что вы имеете в виду? — спросил длинноволосый, бросив на меня быстрый взгляд.

— Да слышал я, поскольку некоторые награды стоят больших денег, их воруют, все равно как драгоценности какие, верно ведь?

— Воруют? — обидевшись, резко бросил он, а торгаши угрожающе сдвинулись. — Так вы, значит, считаете, что мы скупаем и перепродаем краденое?

— Нет, да нет же, что вы! Я просто не так выразился! Как бы это сказать поточнее, ну, почему не предположить, что награды были… утеряны, а затем случайно найдены кем-то и проданы вам? — Я совсем запутался в поисках подходящих к случаю формулировок.

Они как-то неуверенно переглянулись, некоторые нехотя кивнули, а длинноволосый согласно подтвердил:

— Да, такое возможно.

— В таком случае можно ли определить, кому они принадлежали?

— Так вы хотите знать, можно ли установить, кому ранее принадлежал утерянный орден или несколько орденов, предлагаемые к продаже?

— Ага.

— Да это все зависит от… — Он нагнулся к лежащему рядом одеялу, выбрал несколько наград и стал объяснять: — Посмотрите, на одних орденах есть номера, на других выгравированы инициалы, а то и фамилии награжденных, есть же награды без всяких номеров пли надписей. А почему вас это интересует?

— Да просто любопытствую, — ушел я от ответа. Было бы глупо рассказывать им про убийство и украденные медали. Чтобы переменить тему, я задал другой вопрос:

— По вашим наблюдениям, кто покупает ордена и медали?

— Да самые разные люди. Коллекционеры, продавцы нумизматических магазинчиков, пенсионеры, наконец.

— Многие ведь хотят пользоваться льготами, — уточнил другой торговец, — получать привилегии, покупать в магазине без очереди, проходить туда, куда простых смертных не пускают.

— Можно, кстати, пролезть без очереди в переполненный трамвай пли в автобус, — вступил в разговор третий торговец. — Я не говорю, что с их помощью легче достать билеты на рок-концерт или на финал футбольного кубка.

— Неплохие льготы. Жаль, что у меня нет таких. Торгаши весело заржали. Напряженность между нами спала, а тот, с писклявым голоском, преподнес мне даже набор значков — дешевых памятных сувенирчиков, прикалываемых к лацканам пиджаков, — их продают, почитай, в каждом киоске. Там и Святой Георгий на коне, поражающий змея, изображение Кремля, а на одном, в форме пятиконечной красной звезды, красовался в центре портрет Ленина в младенческом возрасте, что вызвало новый взрыв смеха. Постепенно атмосфера приобрела деловой характер, объявились несколько потенциальных покупателей, рыскавших по рядам. Настал удобный момент сматывать удочки.

Мы с Рафиком потопали прочь, по дороге он вдруг зажал рот ладонью, будто охраняя важную государственную тайну, и шепотом произнес:

— Национализм.

— Про что это вы?

— Он ширится и крепнет. Вот что вы сами-то думаете насчет этого повального психоза на ордена и медали? Когда дела идут плохо, людьми овладевает тоска по прошлому. Они готовы возродить прошлое — большевизм, Сталина, Великую Отечественную войну, спутники. Коммунисты вернутся к власти. Попомните мои слова.

— Вы забыли упомянуть ГУЛАГ.

— На то есть свои причины.

— Лагерь «Пермь-35»? — назвал я наугад, чувствуя, куда он клонит.

— Нет, Чистополь, — быстро поправил он. — Три года за…

— …антигосударственную деятельность, — сказали мы с ним в унисон и рассмеялись, вспомнив немыслимую абсурдность и широкое толкование обвинений, предъявляемых по этой статье. Но веселость мигом слетела с нас. Глаза у Рафика потускнели, да и у меня гоже, ибо память вернула нас к зловещим атрибутам тюрем: крошечные камеры из шершавого железобетона — два шага в ширину, три — в длину — на двоих мужиков, тусклая лампочка под потолком, неотгороженная параша в углу, деревянные нары. И ни окошка. Даже зарешеченного. Только глухая толстенная железная дверь. До сих пор слышу леденящий кровь лязг и противный визг отодвигаемой задвижки-кормушки, через которую в камеру подавали грубый черный хлеб, вареную картошку или капусту и жиденькую размазню, словно в насмешку называемую кашей. Все это бросали, словно последней скотине. В памяти мгновенно ожила монотонная, бездумная работа, изнуряющая жара, пробирающий до костей холод, повальные болезни. И никакой связи с внешним миром: ни посетителей, ни новостей с воли, ни почты.