Роберт Годдард - Нет числа дням
— А это что за люди? — допытывалась Ирен. — Этих Дэйви я тоже не знаю.
— Думаю, рано или поздно все прояснится.
— «Остальное имущество» — это вообще что?
— Все, кроме Треннора. Практически ничего.
— Не могу поверить! — злилась Ирен, хотя точнее было бы сказать «не хочу». — Почему он так поступил? Чем мы ему не угодили?
— Хотели продать дом Тантрису, — озвучил очевидное Ник.
— Точнее, заставляли отца продать его, — добавил Бэзил. — Похоже, наши уговоры лишили нас наследства.
— Ты так считаешь? — Ирен в бешенстве смотрела на документ, будто пыталась испепелить его взглядом. — Ну, это мы еще посмотрим.
— Что ты имеешь в виду? — насторожился Ник.
— Завещание написано от руки. Значит, копий нет. И Бэскомб его не видел. Выходит, о нем знаем только мы и таинственные Дэйви. А Дэйви могли его и не читать.
— Ты предлагаешь именно то, о чем я думаю? — осторожно осведомился Бэзил.
— А что, ты думаешь, я предлагаю?
— Подсудное дело. Потом, откуда ты знаешь, что больше никто не видел завещания? Отец вполне мог сообщить о своих намерениях новоявленному кузену Димитрию.
— Только кузена тут нет. А мы есть. И завещание у нас.
— Даже если так…
— Позвони Анне и Эндрю.
Ник понял, что Ирен уже взяла себя в руки. Она приняла удар и готовилась нанести ответный.
— Думаю, сейчас самое время собрать семейный совет. Нам есть что обсудить. — Она бросила завещание обратно на стол. — До того, как мы что-то предпримем.
Анна заканчивала работу после полудня, а Эндрю так и вовсе был занят на ферме до темноты, так что совет, который созвала Ирен, мог состояться только вечером. Поэтому она вернулась в Солташ — открыть «Старый паром» и договориться с Мойрой и Робби, чтобы те подстраховали ее в конце дня. Ник воспользовался отсутствием родных для того, чтобы переложить содержимое папки в конверт и спрятать в машине. Потом они с Бэзилом пешком направились в Каргрин, чтобы сообщить Пру, что она может приниматься за уборку в любое удобное время.
Была и еще одна причина — братья надеялись узнать у старушки, чем отец занимался пятнадцатого января, в день, когда было подписано странное завещание. С прошлого понедельника минуло не так уж много времени, даже Пру должна была помнить, не заезжали ли в Треннор Дэйви из Тинтагеля.
Оказалось, что нет, не заезжали. Вдохновленная просьбой вспомнить, что вообще делал хозяин на прошлой неделе (якобы для того, чтобы понять, не послужило ли какое из дел причиной его трагической смерти), Пру усиленно напрягла память и ответила, что гостей не было, а сам хозяин выходил один раз, в понедельник… пятнадцатого.
— Он ушел почти сразу после моего прихода, а когда я уходила, еще не явился. Куда собирается, не сказал, ну, так он и никогда не говорил. Да и не мое это дело, куда там ему нужно было.
— Значит, — подытожил Бэзил, когда они уселись в «Испанце», — он сам носил завещание в Тинтагель на подпись Дэйви. Похоже, идея Ирен, что свидетели и не знали, о чем говорится в документе, не выдерживает никакой критики.
— Но кто же они, эти Дэйви, Бэзил?
— Понятия не имею. Отец ведь часто возил нас в Тинтагель на каникулах.
— Да. И читал длинные лекции по археологии, а нам больше всего хотелось полазить по развалинам.
— Точно. Но я не помню, чтобы в своих лекциях он упоминал рабочего Фреда Дэйви. Не мог этот Дэйви работать на раскопках? Что карьер, что раскопки — похоже.
— В тридцатых годах, что ли? Тогда он должен быть не моложе отца, а то и старше.
— Ну да. — Бэзил задумчиво изучал свой сидр. — То же поколение. И кузен Димитрий.
— Дед был помешан на генеалогии. Почему он не знал о Димитрии? Ему же он тоже должен был приходиться кузеном?
— Нет, племянником. Только вот он был единственным ребенком, поэтому у него не могло быть родных племянников. Правда, были дяди, один из них мог приходиться дедом Димитрию. А может, он совсем дальний кузен. Кто знает?
— Отец, наверное, знал. Почему же он никогда не говорил о нем?
— Может, узнал только недавно?
— И был так взволнован знакомством, что тут же отписал ему дом? Не вижу смысла.
— Но отец-то видел смысл. Помяни мое слово, Ник. Еще как видел. Вопрос в том, какой?
Но гораздо раньше нужно было решить еще один вопрос, и его тоже задал Бэзил, когда шел вместе с Ником по лужайке к освещенному закатными лучами Треннору.
— Что мы будем делать с новым завещанием? Ты ведь понял, что имела в виду Ирен?
— Думаю, да.
— Эндрю и Анна поддержат любое предложение, которое позволит нам не отдавать Треннор — а значит, те деньги, которые Тантрис готов за него выложить, — загадочному кузену Димитрию.
— Единственный путь — притвориться, что мы ничего не находили.
— Естественно. А единственный путь избежать разоблачения — уничтожить доказательства.
— Это ты и назвал «подсудным делом»?
— А как прикажешь называть? Может, просто хулиганством? Или и это слишком сильно?
Ник вздохнул и посмотрел через поля на узкую полоску леса, откуда доносились крики скачущих по голым веткам грачей.
— Не знаю я, Бэзил. Вот честное слово — не знаю. Понятия не имею, что нам теперь делать. И что мы сделаем. И все бы ничего, но мне почему-то кажется…
Его прервал автомобильный гудок. Ник и Бэзил обернулись и увидели «лендровер» Эндрю.
— Видимо, — пробормотал Бэзил, — я проверю свое предположение гораздо раньше, чем ожидал.
Эндрю замахал братьям сквозь лобовое стекло и широко улыбнулся.
— Похоже, он в хорошем настроении, — заметил Ник.
— Ненадолго.
— Это уж точно.
Эндрю подвез братьев до дома. Он еще не говорил с Ирен и заехал в Треннор только для того, чтобы узнать, как продвигаются дела с документами. Зато он связался с Томом, тот должен был приехать в выходные. Похоже, Эндрю обрадовала эта новость.
Однако стоило ему услышать о завещании, как радость сменилась гневом. Даже когда Эндрю увидел документ своими глазами, он все еще не мог поверить, что отец выкинул такую шутку с собственными детьми. А уж тем более — простить.
— Проклятый, хитрый, пронырливый ублюдок! Сидел тут в воскресенье, нес всякую ахинею про то, как мы при первой же возможности продадим дом, а сам уже знал, что лишил нас такой возможности. Кто он, черт возьми, такой, этот кузен Димитрий?
— Мы не знаем, — ответил Ник.
— И эти свидетели — Дэйви?
— И их тоже.
— Как он только умудрился? И главное — зачем?
— По-моему, ответ очевиден, — сказал Бэзил.
— Пусть очевиден. Только ничего у него не выйдет!
— Уверен?
— Конечно! Ты что, всерьез думаешь, что мы позволим этому листку бумаги встать у нас на пути?
— Завещание — не листок бумаги.
— Для тебя, Бэзил, — может быть. А я считаю, что эту игру отец проиграл. Он мог поместить свою бумажку в сейф или передать Бэскомбу. А он оставил ее здесь, где каждый мог ее найти. Мы и нашли. Значит, нам и решать, что с ней делать.
— Будут предложения?
— Будут, черт побери. И ты знаешь какие.
— Есть у меня одна догадка.
— Нечего мне морали читать, Бэзил! Хватит!
— Ирен скоро приедет, — попробовал разрядить обстановку Ник. — Анне позвоним, как только она придет с работы. Тогда сядем все вместе и все обсудим.
— Замечательно! — отозвался Эндрю. — Обсудим, я не возражаю. Но вы двое имейте в виду, что я никогда — слышали, никогда! — не признаю вот это.
Он потряс завещанием и, переводя взгляд с Ника на Бэзила и обратно, шевельнул пальцами, будто собирался разорвать листок. Видимо, ожидал возражений. Их не последовало. Эндрю бросил завещание обратно на стол.
— Мы выслушаем всех по очереди. А потом сожжем проклятущую бумажку. И к чертям кузенов Димитриев. Ясно?
«…что бы мы ни сделали — мы об этом пожалеем» — вот что хотел сказать Бэзилу Ник, когда услышал за спиной сигнал автомобиля Эндрю. Эти слова зрели в нем медленно, но неотвратимо, в течение всего дня. Подчинятся они отцовскому завещанию — до конца жизни будут недоумевать, почему так легко пошли на поводу у старого чудака. Уничтожат бумагу — столкнутся с другими, быть может, более страшными последствиями. Ник не мог отделаться от мысли, что отец, несомненно, предвидел дилемму и предоставил им свободный и простой выбор. Заранее зная, что именно они выберут.
Хотя Анна узнала о завещании последней, именно она вслух высказала на семейном совете общую мысль.
— Если мы передадим это Бэскомбу, то у нас не будет другого выбора, кроме как подчиниться воле отца. Конечно, можно попробовать опротестовать завещание, но не факт, что получится. Проиграем дело да еще и получим кругленький счет от адвоката. Это ведь наш дом, наше гнездо! Отец унаследовал его от деда, а мы должны унаследовать от отца. Он просто не имел права — морального права, я имею в виду — оставлять Треннор какому-то дальнему, никому не знакомому родственнику. Надо держаться первого завещания. А это сжечь. Даже если Дэйви и кузен Димитрий знают о нем, они не докажут, что отец не уничтожил документ своими руками вскоре после подписания. Он же оставил его здесь, в столе, значит, не определился до конца. Мы просто поможем ему разрешить сомнения.
