Роберт Кормер - Исчезновение
Пройдясь по комнате, я почувствовал себя уверенней. Я подошел к окну и выглянул на Восьмую Стрит, на мир, который показался мне очень далеким. Осторожно перемещая ноги, я приблизился к дяде и остановился в нескольких футах от него.
- Некоторые предосторожности, Пол. Иногда, исчезновение наступает нежданно, само. О чем тебя может предупредить внезапно прекратившееся дыхание, что означает, что вот-вот наступит пауза. У тебя не будет достаточно времени перед началом исчезновения. Если ты среди людей, то нужно уйти, изолироваться как можно быстрей. Исчезновение также лишит тебя энергии, и ты почувствуешь себя смятым и утомленным. Тебе не так уж много лет. Возможно, когда станешь старше, будет легче. Чем больше длится твое исчезновение, тем больше сил теряет твой организм.
Он задержал поднятую руку в воздухе, будто задерживая меня, возможно ощутив возросшую во мне панику.
- И еще одно правило, - сказал он. - Как можно дальше держись от фотокамер. Лучше не иметь своего изображения на фотоснимке, когда ты не исчез. Камера тебя не увидит, а в другой момент ты появишься в кадре, но голый, без одежды. Многое я не могу тебе объяснить, с чем приходится столкнуться при исчезновении, Пол, и это - одно из них. Фотография фиксирует воздействие света на фотопластинку, и, возможно, ты находишься где-то за его пределами. Я не знаю. Ты должен избегать собственных фотографий…
- Та фотография в альбоме, дядя. Вы сказали мне, что это была шутка, - напомнил я ему.
- Да - шутка. Тогда. Я исчез до того, как фотограф открыл затвор. Но я узнал позже, случайно, что я не появился в кадре…
Стоя перед ним в этом странном новом для меня состоянии, когда я существую и вместе с тем отсутствую, когда я прозрачен, а в моей голове кишат правила и предосторожности. И мне захотелось крикнуть: «Освободите меня из этого, удалите исчезновение, помогите пробудиться от этого кошмара».
Как будто услышав мою тихую просьбу, он сказал: «Возвращайся, Пол. Выйди из исчезновения».
Я вдавил себя в невидимый барьер. Мои кулаки сжались со всей силой, что-то меня толкнуло, и наступила пауза, снова застав меня в странном пространстве между светом и тьмой. Затем последовала остановка дыхания и паника, растущая в моей плоти, а затем вспышка боли, как будто через все мое тело был пропущен тугой провод, через который пропустили электричество. Это было бесконечно и мучительно. В точке, где я собрал вскрикнуть, боль прекратилась, пауза закончилась, воздух заполнил мои легкие, а холод исчез.
Внезапно я вернулся в свое тело. Оно целое и невредимое, видимое, тут и сейчас, Пол Морё, в арендуемой квартире на втором этаже дома моего дедушки на Восьмой Стрит. Все так же, как и прежде.
Но на самом деле уже не так.
И, как прежде, уже не будет никогда.
- Почему Вы выбрали меня? - спросил я, когда мы с дядей Аделадом вдвоем шли по улицам Френчтауна, кивая в ответ здоровающимся людям, проходящим мимо, и остановились, чтобы посмотреть, как миссис Понтбрайнд развешивает на веревках выстиранные рубашки и штаны, шатающиеся на ветру, будто надетые на невидимых детей - детей в исчезновении.
- Я не выбирал тебя, Пол, - сказал дядя, когда мы перешли Седьмую Стрит.
- Но вы сказали, что на сей раз пришли к нам домой именно ко мне, - попытался я уточнить любым способом, чтобы получить нужный ответ. В течение недели, с момента, когда я осознал суть исчезновения на нашей веранде, я был в смятении под напором мыслей и эмоций. Он сказал, что это был особый день, который он с нетерпением ждал, чтобы объяснить все в назначенное время. Он попросил полного доверия, и чтобы исчезновение между нами осталось тайной.
Всю следующую неделю я старался провести в одиночестве. Я читал книги, надолго уходил на Луга, избегая Пита Лагниарда, особенно боясь того, что моя тайна тут же раскроется, если мы заговорим. Я не появлялся там, где мы обычно собирались, не отвечал на сообщения, посылаемые им через стакан из-под супа с веревочкой. Его чуть ли не оскорбил мой отказ пойти в «Плимут» на дневной сеанс последней серии «Всадника-Призрака» о ковбое-привидении скачущем на лошади по прериям. Пит сначала просто не поверил, а затем рассердился, злобно выругавшись: «Ну и черт с тобой». Он ушел от меня даже не оглянувшись, когда я с сожалением смотрел ему в спину, осознавая, что не имею иного выбора, кроме как позволить ему уйти.
Дядя Аделард выбрал тот день, чтобы посвятить меня в исчезновение, заняв квартиру моих дяди Октава и тети Оливии в доме дедушки и бабушки, когда они все отправились на пикник на озеро Волум.
Теперь мы повернули на Механическую Улицу и шли мимо домов, в которые я когда-то доставлял газеты, жители которых были теперь клиентами Бернарда.
- Я возвратился, потому что я знал, что наступило твое время научиться исчезать, - сказал он.
Он вздохнул, положив руку мне на плечо.
- Нечто кровное. Это передается от поколения к поколению. Я смотрю на тебя, Пол, и на себя, когда вернулся на ферму в Сан-Джекус. И те же самые вопросы я задавал своему дяде Феофилу, показавшему исчезновение мне так же, как и я показал это тебе.
Моя рубашка промокла от пота. Было жарко, и от жары, и мои штаны приклеились к моим ногам и ягодицам.
- Феофил был торговым агентом. Причудливое имя для продавца в те дни. Он построил себе дом в Монреале и однажды приехал к нам в гости – на праздники. Les fetes [праздники – франц.]. Это было в июле. Он остановился у нас на несколько дней. И в один из дней мы с ним вдвоем ушли на соседние поля, где он показал мне исчезновение…
Облака пыли висели в солнечном свете над улицей, которая была выровнена и засыпана гравием неделей ранее.
- Мой дядя Феофил рассказал мне все, что он знал об исчезновении. Он говорил, что это передается от одного поколения Морё к другому, и только от дяди к племяннику. А началось все это давным-давно…
Опережая мой вопрос, он спросил:
- Кто знает, когда? Возможно даже, со времен Христа. Феофил рассказал мне о тех, кто это делал до него, о ком он смог хоть что-то узнать. Он научился исчезать у своего дяди Гектора, когда ему было восемь лет. Это было в 1878 году, я высчитал это потом. А Гектор научился этому у своего дяди, которого звали Филипп, где-то в 1840 году.
Мы свернули с тротуара Механической улицы и пошли под горку в сторону сжигаемого мусора и кладбища.
- У нас с Феофилом был лишь один день. Бедняга пытался рассказать мне все, что он знал, а знал он немного. Имелось немало дыр, которые заполнить он таки не смог. Гектор рассказал ему про крестьянина из Франции, с фамилией Морё. Он умел исчезать. Этот Морё приплыл на корабле в Новую Францию, как называлась тогда нынешняя Канада. Это было где-то в середине семнадцатого столетия. Видишь, с каких времен повелись исчезатели, Пол?
Дойдя до дома мистера Лафарга, мы остановились на самом солнечном пекле и взглянули на одинокие надгробные плиты кладбища. Я последовал за дядей, когда он пошел по узкой дорожке, ширины которой хватало лишь для похоронных процессий.
- Как нам известно, история исчезновения начинается с крестьянина, прибывшего в Канаду. Можно предположить, конечно, что он устроился в Квебеке, у него была ферма, земля, он создал семью, от которой пошли потомки: ты и я, Филипп, Гектор и Феофил, предшествующие нам. Каждый должен был научить своего племянника исчезновению так же, как он был научен свом дядей, так же как и я научил тебя.
Мы присели на раскаленную на солнце каменную скамью. Жар, который тут же проник через ткань моих брюк, обжигая мою кожу. Дядя Аделард отклонился назад, вытянув ноги и закрыв глаза. Складки усталости изрезали его лицо, будто старые следы от когтей какого-нибудь зверя.
- Мне бы хотелось рассказать тебе как можно больше, Пол, чтобы ты знал более полную историю исчезновения, больше правил и возможностей, чтобы ты получил ответы на все вопросы, которые могут у тебя возникнуть. Но это все, что я могу тебе предложить, извини.
Он открыл глаза и смотрел на меня.
- Возможно, ты сам сумеешь раскрыть и объяснить большее об исчезновении, всему свое время, или даже напишешь об этом, не для всех, а лишь для нас и для наших потомков, для исчезателей, как инструкцию. Мы не многим можем потешиться…
В его глазах я распознал глубокую печаль. Отец рассказывал о нем как о хитром обманщике, а предо мной сидел бледный, утомленный человек, так не похожий ни на моего отца, ни на других своих братьев. Может, до этого его довело исчезновение? Может, и мне грозит то же самое?
- Пошли, - сказал он, поднявшись.
Я следовал за ним через дерновые дорожки между надгробными плитами любых форм и размеров, крестов и ангелов, тщательно отделанных или просто неотесанных камней.
Он остановился на углу, где стоял внушительный кусок гранита, перед которым на отполированном квадратике, прикрытом стеклом, большими золотыми буквами было выгравировано: «Морё». Маленький квадратик гранита был установлен около большого камня. Вокруг могилы цвели маргаритки. Они были свежими и яркими. Рядом с фамилией на квадрате было имя: «Винсент».
