Джонатам Келлерман - Пациент всегда мертв
— Какой-нибудь бандюга, — сказал я, — обратил на нее внимание и выследил. Взломать замок не проблема для профессионала.
— Интересно узнать, что обо всем этом думает доктор Коппел. — Майло встал, потянулся и всей массой рухнул в кресло.
— Есть еще вариант. Флора знала преступника, поэтому и не оказалось следов взлома, а убийце не нужно было приносить нож. Возможно, к лечению Флору подвигло нечто более серьезное, чем проблемы коррекции.
— Прекрасно, старомодная девушка сближается с какой-то скотиной?
— Она скрыла лечение от своего друга, могли быть и другие секреты.
— Крутила любовь с уголовником. Вкушала запретные радости. Чувство вины привело ее к Коппел. — Он посмотрел на меня. — Ты сплел целую сеть.
Он провел меня через весь участок, вывел на улицу и взглянул на свой "таймекс".
— Возьмусь-ка я, пожалуй, за Коппел. Соло. Взгляну, не осталось ли чего-то недосказанного между вами.
— Чего-то между нами? — Я улыбнулся.
— Да я просто иду себе по дорожке и болтаю сам с собой.
Позднее, в тот же вечер, он позвонил:
— Коппел выкинула досье Ньюсом прямо в бумагорезку всего через месяц после ее смерти. Она говорит, что так поступает всегда: любое законченное дело летит в помойку. В противном случае она окажется засыпанной макулатурой. еще Коппел заявила, что это позволяет сохранить конфиденциальность, поскольку никто "случайно не заглянет" в историю болезни.
— Она вспомнила что-нибудь о Ньюсом?
— Даже меньше, чем она припомнила для Огден. "У меня столько пациентов, лейтенант".
— Но этот пациент был убит.
— Коппел не делает разницы между живыми и мертвыми.
— Она тебя изрядно помучила?
— Внешне все было пристойно. Супердружелюбие, милая улыбка, свободные манеры. Передает тебе привет, кстати. Говорит, что ты настоящий джентльмен.
— Я тронут. Она выдала что-нибудь, с чем можно работать?
— Коппел не вполне уверена, подумает, что Ньюсом пришла лечиться от "страха". Я решил идти напролом и предположил наличие у Флоры друга-уголовника. Никакой реакции. Если она что-то скрывает, то заслуживает "Оскара".
— Что Коппел думает по поводу того, что за четырнадцать месяцев были убиты два ее пациента?
— Она выглядела озабоченной, когда я высказался именно в таком роде, но заявила, что не видит здесь ничего особенного. У нее, мол, столько пациентов. У меня сложилось впечатление, что Коппел ведет очень насыщенную жизнь, не особенно фокусируясь на чем-то, включая своих пациентов. Вся беседа была на бегу. Я поймал ее, когда она покидала свой офис, и проводил до "мерседеса". У нее по плану была запись шоу, и ее мобильник звонил не умолкая. Один из ее партнеров, некий парень по имени Гулл, при нас припарковал свой "мерседес" и подошел, чтобы сказать "привет". Она послала его к черту, и по лицу этого Гулла было видно, что он к такому обращению привык.
— Два убийства у одного врача — по ее мнению, здесь нет ничего особенного?
— Я давил на нее, Алекс. Она возбудилась и стала в ответ давить на меня; мол, есть ли улики, указывающие на связь между Гэвином и Флорой? У меня не имелось ни одной зацепки, поэтому я был вынужден сказать "нет" и она объявила; "Вот видите. Принимая во внимание масштабность моей практики, это всего лишь статистическая случайность". Но я не думаю, что она сама верит своим словам. Ее руки лежали на руле, и костяшки пальцев аж побелели. Они стали еще белее, когда я спросил, не лечит ли она какого-нибудь уголовника. Коппел сказала: конечно же, нет, все ее пациенты приличные люди. Но, возможно, я задел в ней какие-то струнки и она что-нибудь надумает. Я встречусь с ней еще раз через пару дней, и мне бы хотелось, чтобы ты тоже присутствовал.
— И мы ей будем задавать все те же вопросы?
— На этом этапе — чем больше вопросов, тем лучше. Я хочу разворошить ее нору. Однако сначала я собираюсь поболтать с ребятами из конторы по досрочному освобождению, узнать, что они помнят о Флоре. Еще я раздобыл адрес и номер телефона матери Флоры, и если ты найдешь время навестить ее, я буду очень признателен. Мне ведь еще надо заниматься Гэвином и блондинкой.
— Попробую завтра.
— Спасибочки. — Он продиктовал мне номер Эвелин Ньюсом и адрес на Этел-стрит в Шерман-Оукс. — Она больше не в доме для престарелых, — уехала оттуда шесть месяцев назад.
— Есть что-то особое, что я должен выведать?
— Все о темных закоулках в мозгу ее дочери и о любых приятелях Флоры, что были до ван Дайна. После этого двигайся в том направлении, которое сочтешь подходящим. Кстати, то шоу, из которого Коппел качала деньги… Отгадай, какая была тема?
— Проблема общения. Молчание.
— Откуда ты знаешь?
— Просто случайно угадал.
— Ты меня пугаешь.
Глава 11
Я позвонил Эвелин Ньюсом в десять часов на следующее утро. Женщина отвечала настороженно.
Когда я рассказал о себе, она смягчилась.
— Полицейские были очень, очень милы. Есть что-то новенькое?
— Я бы хотел подъехать к вам, чтобы поговорить, миссис Ньюсом. Мы собираемся пересмотреть дело Флоры под другим углом. Нужна кое-какая информация о вашей дочери.
— О! Это здорово, сэр. Я могу говорить о моей Флоре бесконечно.
Этел-стрит, расположенная к югу от Магнолии, была в двадцати минутах езды через Глен мимо бульвара Вентура, прямо в самом центре Шерман-Оукс. На этой стороне гор было на десять градусов жарче, чем в городе, и достаточно сухо, чтобы у меня защекотало в носу. Слой облаков, висящих над морем, сгорел, одарив Долину голубым небом.
Квартал, где жила Эвелин Ньюсом, был окружен скромными, но ухоженными одноэтажными домиками, большинство из которых наспех сколотили для возвращавшихся со Второй мировой войны солдат. Над оградами из красного дерева высились старые апельсиновые и абрикосовые деревья. Некоторые участки затеняли огромные корявые вязы, сосны с густыми макушками и неподстриженные тутовые деревья.
Новым домом Эвелин Ньюсом стало ядовито-зеленое бунгало. Лужайка желто-коричневого цвета была ровно подстрижена.
По бокам входной лестницы стояли деревянные райские птички. Качели на крыльце неподвижно висели в горячем, сонном воздухе.
Вход прикрывала дверь-ширма, но деревянная дверь была оставлена открытой, давая возможность рассмотреть темную, с низким потолком гостиную.
Прежде чем я успел нажать на кнопку звонка, словно ниоткуда возник крупный седовласый мужчина лет семидесяти и отодвинул ширму.
— Доктор Делавэр? Уолт Маккитчен. Эвелин ожидает вас в задней части дома. — Старик держал осанку, не сутулил плечи. Румяное лицо, нос цвета сизого баклажана, крошечный рот. Несмотря на жару, на нем была сине-серая фланелевая рубаха, застегнутая на все пуговицы и выпущенная на шерстяные, собранные в складки широкие брюки.
Мы обменялись рукопожатиями. Его пальцы походили на корявые сосиски. Заметив, что он прихрамывает, я обратил внимание на трехдюймовую ортопедическую подошву одного его ботинка.
Мы прошли через крошечную узкую спальню и вошли в такую же маленькую пристроенную комнатку, обитую сучковатыми сосновыми досками, с пушистым зеленым диваном, сборными полками, уставленными дешевыми книжками, и телевизором с широким экраном. Кондиционера, встроенного в окно, не было слышно. На стенах висела пара черно-белых фотографий. Групповой портрет военного подразделения. Молодая пара, стоящая перед этим самым домом, саженцы деревьев, вместо лужайки просто грязь. Справа от мужчины находился "плимут" образца тридцатых годов с округлой крышей. Женщина держала табличку "Продано".
Эвелин Ньюсом сидела на диване, полная, сгорбленная, с седыми волосами, отдававшими голубизной, и добрыми голубыми глазами. Перед ней на столе из красного дерева стоял обернутый стеганой материей чайник и две чашки с блюдцами.
— Доктор, — сказала она, чуть привстав. — Надеюсь, вы не предпочтете кофе. — Ньюсом постучала по диванной подушке справа от себя, и я сел. На ней были белая блузка с воротником а-ля Питер Пэн и красно-коричневые лавсановые брюки, которые скорее висели на тонких ногах пожилой женщины, а не обтягивали их.
— Чай — это просто здорово. Спасибо, миссис Ньюсом.
Она наполнила чашки. На них трафаретным способом была нанесена надпись: "Харрас казино, Рино, Невада".
— Сахар? Лимон или молоко?
— Без всего, если можно.
Уолт Маккитчен задержался возле двери.
— Со мной все в порядке, дорогой, — сказала Эвелин Ньюсом.
Маккитчен оглядел меня, отдал честь и ушел.
— У нас медовый месяц, — улыбнулась она. — Мистер Маккитчен навещал жену в пансионате, где я жила. Она умерла, и мы стали друзьями.
— Примите мои поздравления.
— Благодарю вас. Я уже и не думала, что выберусь из того места. Артрит. Не костный, который в определенном возрасте есть у всех, а ревматоидный — это наследственное. Я чувствовала боль всю жизнь. А после того как ушла Флора, у меня вообще ничего не осталось, кроме боли. Теперь у меня есть спутник жизни, а мой доктор нашел какой-то новый способ лечения, так что все у меня хорошо. Жизнь показывает, что все может наладиться. — Она провела согнутыми пальцами по волосам. Чай был едва теплым и безвкусным, но Ньюсом закрыла глаза от удовольствия. — Я надеюсь услышать какие-нибудь хорошие новости о моей Флоре. — Она поставила чашку на стол.
