Питер Бенчли - Тварь
Барнет переглянулся с Колином, который испустил вздох облегчения и улыбнулся.
— Доктор СИНджин желает мой плот, — проговорил Дарлинг, направляясь к корме и беря багор у Майка. — Доктор СИНджин получит мой плот.
Он подошел к плоту, размахнулся и резанул багром нос плота. Крюк проткнул резину, раздался хлопок, шипение, камера осела.
— Ух ты, — продолжал Дарлинг. — Простите.
И отволок плот к фальшборту. Затем обрушил багор на другую камеру, спустил ее и подтянул оседающий плот на фальшборт. Что-то маленькое выпало из плота, со щелчком ударилось о стальную палубу и, дребезжа, откатилось прочь. Вип вытащил багор, отошел назад и вогнал его в кормовую камеру. Рывком поднял плот в воздух над полицейским катером. Мускулы на плечах Випа горели, а жилы на шее выступили, как проволока.
— Ух ты, — сказал он опять и бросил плот на полицейский катер, куда тот свалился кучей шипящей резины. Дарлинг повернулся к двум полицейским, бросил багор на палубу и продолжал: — Ну вот. Доктор Сент-Джон может получить этот проклятый плот.
Полицейские переглянулись.
— О'кей, — констатировал Колин, быстро спускаясь на пристань. — Мы сообщим доктору Сент-Джону, что ты нашел его в таком виде.
— Точно, — подхватил Барнет и последовал за напарником. — Похоже, акула хватанула его.
— И были большие волны, — дополнил Колин. — Ты не мог спуститься на воду, кругом были акулы... Спокойной ночи, Вип.
Дарлинг посмотрел, как полицейские свалили плот на корме своего судна, запустили мотор и отошли от пристани в темноту. Он чувствовал себя опустошенным, и его слегка подташнивало, он был наполовину доволен собой, а наполовину ощущал стыд.
— Во время перерыва в больших гонках всегда бывают наниматели ныряльщиков, — заметил Майк. — Они выложат нам достаточно долларов.
— Наверняка, — проговорил Дарлинг. — Наверняка.
Когда они убирали судно, укладывая на палубе снаряжение, швабры, ведра и тряпки, Дарлинг почувствовал под ногой что-то маленькое и острое. Он поднял предмет и оглядел его, но освещение было слабым, поэтому он сунул находку в карман.
— Увидимся утром? — сказал Майк, когда был готов спуститься на берег.
— Хорошо. Сообщим аквариуму неприятную новость и посмотрим, пожелают ли они еще доверить нам снаряжение. Если нет, то начнем отбивать краску.
— Ну, тогда спокойной ночи.
Дарлинг последовал за Майком по тропинке к дому, подождал, пока напарник завел свой мотоциклет и уехал, потом погасил все внешнее освещение и вошел в дом.
Он налил себе немного темного, рома и сел на кухне. Подумал, включить ли новости, но решил, что не стоит. Если верить поговорке, любая новость была плохой; иными словами, телевизор включать не стоило. С него уже достаточно плохих новостей.
Вошла Шарлотта, улыбнулась и села против мужа. Она сделала глоток из его стакана, затем взяла его руку и задержала в своих руках.
— Ты поступил, как ребенок.
— Ты видела?
— Полиция не заглядывает к нам каждый вечер.
Он покачал головой:
— Сукин сын, ирландский ублюдок.
— И чего ты добился?
— Но знаешь ли ты, как меня тошнит от чувства полного бессилия? Мне было необходимо сделать хоть что-то.
— И что, теперь ты чувствуешь облегчение?
— Еще бы.
— Серьезно?
— До некоторой степени. — Он посмотрел на жену. Она улыбнулась. — О'кей, ты права. Я старый тухляк с умом младенца.
— Ну ладно... ты, по крайней мере, оригинален.
Она потянулась через стол, взяла мужа за подбородок и притянула к себе.
Когда Вип поднимался, чтобы поцеловать жену, что-то кольнуло его в бедро, он вскрикнул, дернулся назад и плюхнулся на стул.
— Что это? — спросила Шарлотта.
— Меня что-то укололо.
Вип сунул руку в карман, вынул тот предмет, на который наступил на палубе, и положил его на стол.
Это был крюк в форме полумесяца, не из стали, но из какого-то твердого блестящего костяного материала.
— Чем это я ухитрился проткнуть сам себя?
Вип взял находку в руку и нажал ею на доски стола, пытаясь согнуть. Она не поддавалась.
— Похоже на коготь, — сказала Шарлотта. — Может, коготь тигра. Или даже клык. Где ты это нашел?
— Выпала из того плота, — ответил Дарлинг. Он задумался, припомнил следы, которые видел на плоту, — следы от когтей, похожие на порезы на резине. Он посмотрел на Шарлотту, затем на находку, нахмурился и выругался: — Что за черт?!
9
Оно зависло в глубине и выжидало.
Неподвижное и невидимое во тьме, оно производило поиск при помощи чувствительных нервных окончаний, улавливающих вибрацию, которая означала бы приближение добычи. Оно привыкло, что пища для него была всегда готова, потому что холодная, богатая питательными веществами вода на глубине тысячи футов всегда служила приютом для бесчисленных животных разной величины. Оно никогда не знало, что такое терпеть голод, так как пища всегда была в изобилии. Оно могло насыщать свое огромное тело просто по рефлексу, без какой-либо борьбы или усилий.
Его мастерство было мастерством убийцы, а не охотника, потому что у него никогда не было нужды в охоте.
Но теперь ритмические циклы, по которым протекала жизнь этого существа, были нарушены. Изобилия пищи больше не было. И оттого, что существо не имело способности мыслить, не знало ни прошлого, ни будущего, оно пребывало в недоумении из-за неудобства, вызванного незнакомым ощущением голода.
Инстинкт подсказывал ему: надо начать охотиться.
Оно почувствовало нарушение в плавном течении моря, внезапную неритмичность в спокойной вибрации воды.
Добыча. Многочисленная. Проходящая мимо.
Но не в непосредственной близости. На некотором расстоянии, где-то наверху.
Тварь всосала большое количество воды через мускулистый воротник своей мантии, затем выбросила ее через воронку в животе, толкая себя вверх со скоростью мчащегося локомотива.
Существо направлялось к источнику сигналов и толкало себя в воде при помощи спазматических выбросов из воронки. Оно разобралось в характере сигналов: рыба, много рыбы, много крупной рыбы. Химические элементы разносились по плоти, меняя окраску твари.
Когда существо сочло, что приблизилось на достаточное расстояние, то перевернулось в том направлении, где должна была находиться добыча. Огромные глаза чудовища отметили проблеск серебра, и оно выбросило вперед свои щупальца. Расширения на концах щупалец захватили рыбу, их зубастые присоски стали разрывать ее, а серпообразные когти, торчащие в каждой присоске, раскромсали плоть в лохмотья. В течение секунд от рыб остались только дождь чешуи и волна крови.
Однако чувство голода у твари не ослабело — оно лишь усилилось. Ей нужно было больше. Значительно больше.
Но волна, вызванная перемещением такого огромного количества воды, движением тела столь громадных размеров, вспугнула голубых тунцов, и они бежали всей стаей.
И рыскающие щупальца не обнаружили ничего. Более короткие руки у основания тела постепенно перестали двигаться, щелкающий клюв сомкнул свои челюсти и втянулся внутрь тела.
Теперь голод терзал тварь, но изнеможение сдерживало ее. Существо растратило огромное количество энергии и получило взамен слишком мало, чтобы напитать свои колоссальные потребности.
Оно дрейфовало в толще воды, голодное и обескураженное.
Дно глубоко внизу было покрыто холмами, и течение, устремляющееся вверх из бездны, медленно занесло тварь вдоль склона на плато, расположенное на глубине пятисот футов. Здесь холодная вода заканчивалась, и существо выше не поднималось.
Впереди и вверху, на другом склоне, находилось что-то большое и неестественное, что-то, что чувства твари определили как неживое, за исключением обычных форм жизни, которые возникли на его поверхности.
Тварь пренебрегла находкой и стала ждать, набираясь сил.
10
Лукас Коувен был раздосадован и с таким нетерпением ждал, чтобы этот день в конце концов кончился, что, включив двигатель, нажал на дроссельный рычаг раньше, чем лебедка подняла якорь. Он слышал, как большие стальные лапы ударяли по корпусу, и представлял себе безобразные царапины на фиброгласе, и это злило его еще больше.
Вечно с ним это случается, вечно он впутывается в дела, превышающие его возможности, а потом из-за своей бычьей гордости не желает пойти на попятную. Он был всего-навсего рыбаком — по крайней мере, господи прости, до сегодняшнего дня, — и откуда это взялось у него — изображать из себя Жака, черт его возьми, Кусто?!
А все его длинный язык, он каждый раз подводил Лукаса. Лукас поклялся, что если ухитрится дожить этот день без какой-нибудь беды или судебного дела, то больше никогда не пойдет в бар, а если и пойдет, то зашьет себе губы и будет тянуть свою водку через соломинку.
Выйдя из гавани Эли, он повернул на юг. Он посмотрел вниз с ходового мостика, чтобы убедиться, что два его пассажира не свалились за борт, не проткнули друг друга острогой и не уронили ничего тяжелого себе на ноги. Они были там, на корме, готовили свое снаряжение для ныряния — компасы, ножи, компьютеры, аппараты слежения, плавательные жилеты, фотоаппараты и видеокамеры. Господи боже, у них было достаточно снаряжения, чтобы на месяц обеспечить пребывание астронавта на обратной стороне Луны!
