Рю Муроками - Отель «Раффлз»
«Ах, кстати, вы уж меня простите… я по поводу вчерашних цветов… мне прислали счет с вашей подписью, из которого ясно, что вы сами заказали для себя эти орхидеи. Наша фирма, конечно же, уплатила вперед… но могу ли я попросить вас рассчитаться теперь? Если угодно, можете расплатиться по кредитной карте, это не проблема… я только попрошу вас подписать квитанцию с проставленной суммой. Поскольку сумма значительная, думаю, стоит взять в банке справку…» — я хотел выложить ей все это, а потом немедленно ретироваться.
Ну, или, как минимум, мне следовало спросить ее: могу ли я уйти теперь? «Скажите, в каком часу мне приехать за вами?» Но я не мог даже обратиться к ней с вопросом. У нее еще не высохли слезы на щеках и тушь немного растеклась.
Если бы на ее месте была Мэт, что бы она сказала на это? Она танцовщица, но и в психологии тоже разбирается. Как-то раз она заявила мне: если ты живешь в Нью-Йорке, то чтобы поддерживать свое физическое и моральное состояние в норме, необходимо иметь достаточно денег и быть немного психологом. Конечно, она бы сказала мне, что я хорошо поступил: «Такэо, этой актрисе лучше преподнести такую новость как-нибудь неофициально». И не упустила бы случая вставить свою любимую фразу: «Ты же знаешь, все желают быть счастливыми».
Актриса ушла с террасы и двинулась по неосвещенному коридору мимо ряда греческих колонн. Я последовал за ней. Вдруг она обернулась и посмотрела мне в лицо. Так и есть: вот сейчас гениальная актриса бросит в лицо миру свое проклятье. Поскольку я все равно ничего не мог поделать, мне оставалось только ждать, улыбаться и думать: «Боже мой, помилуй ее!» Однако я ошибся в своих ожиданиях. Актриса вдруг произнесла:
— А не выпить ли нам шампанского?
«Да что с тобой? Что за мрачное выражение у тебя на физиономии? Ну же, повеселей!» — казалось, говорил ее взгляд. Шампанского? Тогда как понимать ее молчание, которое мне ничем не удалось нарушить? А как же пережитые мной неприятности из-за счета за цветы, а? Конечно, я не мог сказать ей об этом. Я принял ее приглашение… я был похож на верного слугу, у которого дрожит голос от радости, что его госпожа наконец-то обратилась к нему с вопросом.
— А, прекрасная мысль! Пойдемте, я закажу.
«Такэо, возьми себя в руки! Ты бы еще повилял хвостом, как собачонка».
— Э-э… «Гран Дам». Что? О чем это она?
— «Грандам»?
Ясное дело, это марка шампанского. И тем не менее она не сказала «Моэт и Шандон».
— Здесь, наверно, не окажется «Гран Дам». Закажем просто «Вдову Клико», это тоже неплохо.
— А, «Вдова Клико», так? — Да.
Да сколько же тебе повторять, ты не понимаешь с первого раза, что ли?.. Не то чтобы она так подумала, но… эта женщина обладает оружием такой силы, которую я и представить себе не могу. В эту минуту я ощутил что-то вроде сочувствия к бывшему военному корреспонденту, за которым она приехала сюда.
— Что, я?
— Да пожалуйста!
— Да не собираюсь я ехать искать тебя, особенно когда ты пьешь шампанское с другой женщиной. Тем более если речь идет о знаменитой японской актрисе!
Усадив актрису за столик и заказав шампанское, я на несколько минут оставил ее одну, сказав, что иду в туалет, а на самом деле бросился звонить Мэт. Я не мог оставаться наедине с актрисой целый вечер.
— Да будет тебе… Уверяю, ничего такого!
— Тогда почему? Она что, плачет, рыдает, ломает все, что попадется под руку, лупит чужих детей… в чем, наконец, дело?
— Ты же говорила, что хотела бы с ней увидеться, так? И хватит говорить мне гадости!
— Такэо, ты малость того…
— Послушай… Приезжай, посидишь с нами часок и тогда поймешь, о чем я говорю.
— Лучше скажи мне правду.
— Это ты о чем?
— Ты просто ее боишься.
— Не шути так.
— Ну хорошо, объясни мне, что я там буду делать?
— Я хочу, чтобы ты ее взбодрила. Помнишь, у тебя есть черное платье, что ты надевала на прием в посольстве? Надень его теперь… ну и колье, что подарила мать, серебряное с бриллиантами. И мне кажется, что лучше всего тебе сделать высокую прическу.
— И еще прихватить гранатомет и слезоточивый газ…
— Уймись, пожалуйста. Ноги у тебя все равно длиннее, чем у нее.
— Что я должна делать?
— Просто сядь рядом со мной и смотри, как она улыбается, как говорит.
Едва нам принесли бутылку «Вдовы» с оранжевой этикеткой, как оркестр заиграл танго «Jealousy» («Ревность» (англ.)). Мало-помалу я начал понимать поведение актрисы. Когда официант подал на стол бутылку и спросил, все ли нас устраивает, актриса чуть смущенно ответила: «Да, все в порядке». У женщин такая реакция обычно означает стыдливость, мол, простите, что заставили вас беспокоиться из-за бутылки шампанского. Но в случае с актрисой смысл был иной: это было своего рода выражение презрения. «Нет даже шампанского, которое я обычно пью, а этот несчастный мальчик из жалкого сингапурского ресторана даже не представляет себе, что это может доставить неудобство… Вместо него стыдно мне».
Ну и в довершение всего — эта музыка… «Jealousy», самое сентиментальное танго в мире. Зал уже был заполнен танцующими.
— Это же самое шампанское я пила со своим любимым… Актриса слушала только себя. «Мэт, приезжай поскорее, иначе у меня скоро не выдержат нервы!»
— Ничего, правда?
Ответь я «Да, прекрасно» или «Нет, гадость», результат был бы один и тот же: актриса почувствовала бы себя немного свободнее.
— Суховато, как будто… — ответил я, и она удовлетворенно кивнула. «Все хотят быть счастливыми»… но нельзя утверждать однозначно, когда перед тобой — Моэко Хомма.
— А я люблю все, что играет и пузырится.
Что она хочет этим сказать? Мне даже ответить нечего. В тот момент, когда я приподнялся, чтобы бежать звонить, появилась Мэт в своем черном платье, словно в боевом облачении.
— Ничего себе! — воскликнул я, разыгрывая удивление. Меня интересовал вопрос: когда же актриса разгадает мое жалкое провинциальное комедиантство? Но даже если бы это и произошло, мне было все равно.
«Э-э… я… это моя…» — продолжал я разыгрывать удивление, но Мэт добавила по-японски: «…подружка». С этой минуты между ними начался поединок. Никто не знал, чья возьмет, но для актрисы эта встреча все-таки явилась непредвиденным ударом. Она пригласила Мэт присесть за столик напротив себя, словно давая понять, что актрисе с мировой известностью не чужды правила вежливости. Мне пришлось встать, чтобы уступить Мэт свой стул.
— Так вы, значит, актриса? — сразу же перешла в наступление Мэт, глядя своей собеседнице прямо в глаза.
— Была…
Актрисе пришлось вести бой в невыгодных для нее условиях. Я же, который несколько минут тому назад едва не кричал караул, чувствовал себя довольно странно: неожиданно мне показалось, что я готов сыграть с актрисой злую шутку.
— Вы красивая…
Мэт на четыре года младше ее. Учитывая разницу в возрасте, а также разницу между Нью-Йорком и Токио и даже не принимая в расчет тот факт, что исход сражения оставался неизвестен, можно было с уверенностью сказать, что Мэт не потерпит поражения.
— Спасибо…
Но и актриса вовсе не собиралась просто так сдавать позиции.
Наступило продолжительное молчание, от которого у меня даже запершило в горле.
И тут Мэт пришла на помощь:
— Вы не потанцуете со мной? — обратилась она к актрисе.
По ее голосу я понял, что Мэт не хотела показать свое превосходство в танце, а просто желала ослепить все этих болванов, топтавшихся на эстраде, видом двух танцующих красавиц. Это был способ польстить актерскому самолюбию. Актриса снова притворилась смущенной и покачала головой. Мне кажется, что она отказывала не Мэт, а скорее пожилым парам, кружившимся на сцене. Так она хотела выразить свое презрение этому несчастному городу.
— Ну же, потанцуем!
Мэт встала, как способна встать одна только танцовщица.
— Что, без мужчины?
Эта мысль, видимо, понравилась актрисе. Когда они, держась за руки, вышли на эстраду, толпа расступилась.
Да, выглядели они в тот момент просто шикарно, лучше всех не только в отеле, но, наверно, и во всем Сингапуре. Никто им даже в подметки не годился.
Это танго я не забуду никогда.
Потом я танцевал медленный фокстрот с Мэт. На столе блестели три пустых бутылки «Вдовы». Я заметил, что актриса исчезла.
— Что случилось?
— Ее нет в номере. Я проверил внизу, и мне сказали, что она, вероятно, пошла спать, но там был ее ключ. То есть ее нет в отеле.
Мы с Мэт пили кофе и смотрели на пустой стул, на котором еще недавно сидела эта женщина. Подошел официант и унес бокал, из которого пила актриса. Больше не осталось ни одного следа, ни одного намека на то, что она здесь была — ни на столе, ни на стуле, ни в самом зале. Нередко случается, что своим внезапным уходом человек заставляет других подумать, что его и вовсе не было. Но в данном случае это ощущение было таким сильным, что можно было усомниться и в своем собственном существовании.
