Уоррен Мерфи - Щит убийцы
– Хорошо. Теперь еще раз. Я говорю «массированный огонь», имея при этом в виду не стрельбу веером от бедра и не прицельный огонь одиночными. Короткими очередями изрешетить чучело. Изрешетить! – крикнул Макгарк, показывая рукой на темную, в человеческий рост, мишень. – Теперь внимание! Не будем стрелять на счет «три!» или когда вам заблагорассудится. Открывайте огонь по щелчку вот этой штучки.
Макгарк показал детскую игрушку-щелкунчика в виде лягушонка, обойдя шеренгу стрелков, чтобы всем было видно. На нем были серые брюки и голубая рубашка. Лоб в испарине, но на лице довольная улыбка, казалось, говорившая: вот она – сила, способная оправдать свое предназначение.
– Итак, слушать! – крикнул Макгарк.
Три полицейских встали полукругом приготовились к стрельбе. Прошло три секунды, десять, двенадцать. Щелчка не было.
Макгарк по-прежнему стоял с щелкунчиком в руке, наблюдая за полицейскими. Тридцать секунд. Сорок пять. Один из полицейских вытер взмокший на спусковом крючке палец. Другой облизал губы и посмотрел на Макгарка. Минута. Минута и десять секунд. Третий стрелок опустил автомат.
Две минуты. Стволы всех трех автоматов были обращены к полу, а три пары глаз – на Макгарка, который, казалось, ничего не замечал.
– Эй, когда же вы наконец щелкните этой штукой? – крикнул один из полицейских.
– Что? – спросил, подавшись вперед, Макгарк, словно он не расслышал вопроса.
– Я спросил когда вы…
В этот момент раздался щелчок и один из полицейских открыл бешеную пальбу из автомата. Двое других поспешили последовать его примеру, осыпая пулями стену на почтительном расстоянии от мишени.
– Ладно, все! – прокричал Макгарк. – Прекратить огонь! Прекратить огонь!
Последний одиночный выстрел пробил небольшое отверстие в чучеле-мишени, и настала тишина. Макгарк покачал головой и медленно, как бы нехотя вышел за огневой рубеж в зал и встал перед полицейскими.
– Вам троим предстоит стать командирами, – начал он, все еще качая головой. – В скором времени, когда у нас прибавится народу, вы будете учить своих подчиненных. Вы станете лидерами, а посмотрите, что вы сейчас из себя представляете? Остолопы!
Лицо его налилось кровью.
– Вы что, не понимаете, о чем я говорю, да? По-вашему, я несправедлив, да? Вас не так учили?
– Сэр, – отозвался один из троицы, вы так долго не щелкали! Ну вот мы и расслабились".
– Ах, я, видите ли, слишком долго не щелкал! Вас, видите ли, совсем по-другому учили в полицейской академии! А поскольку вас учили по-другому, то учиться по-новому вы и не хотите. Хорошо! Кто из вас когда-либо участвовал в засаде? Поднимите руку!
Поднялась одна рука.
– Какая это была засада? – спросил Макгарк.
– Там были эти… контрабандисты…
– Скольких вы убили?
Полицейский запнулся.
– Мы ранили троих.
– А были ли вы в такой засаде, когда требовалось убить всех? Как придется делать нам? Вот об этом сейчас идет речь. Пора психологически перестраиваться и перестать мыслить на манер полицейских, за спиной у которых 30000 парней нью-йоркского департамента. Здесь вы не полицейские.
– Как же так? Мы согласились вступить в эту организацию именно потому, что хотели стать лучшими из полицейских, – озадаченно пробормотал другой стрелок.
– Забудьте об этом, – отрезал Макгарк. – Вас учат нападать из засады. Чем дальше, тем более сложные будут возникать ситуации, и я советую вам серьезно учиться сейчас, чтобы всегда быть во всеоружии, иначе от вас может остаться мокрое место, так что и хоронить будет нечего.
Все трое еще не совсем успокоились, но гнев их постепенно сменялся уважением. И Макгарк почувствовал это. Стоя перед ними, он щелкнул лягушонком. Руки дернулись к спусковым крючкам, и один из автоматов чуть было не выстрелил. Макгарк громко расхохотался, и его смех помог окончательно снять напряжение. Ну и хорошо! Он пересек опять линию огня, на сей раз в обратном направлении, и, не дойдя еще до своего прежнего места, щелкнул еще раз. Огневой рубеж мгновенно взорвался дружным залпом трех автоматов. Помещение заполнилось грохотом выстрелов и свистом вспарывающего воздух свинца.
– Прекрасно! – воскликнул, не оборачиваясь, Макгарк. – Прекрасно!
– Почему вы так считаете? – поинтересовался один из стрелявших. – Вы же еще не видели результат.
– Сейчас не это главное, – ответил довольный Макгарк. – Главное в засаде – точный выбор момента и синхронность. Вы все проделали великолепно. Мне нет необходимости смотреть, куда именно угодили ваши пули. Мне достаточно было слышать, как слаженно вы стреляли.
Однако и стрельба и наставления Макгарка отнюдь не понравились случайному свидетелю происходившего в зале. Этим человеком был заместитель начальника департамента, который, не застав Макгарка в управлении, пришел в тир, чтобы получить его подпись на некоторых бумагах о кадровых перестановках в Бруклине. Подойдя к двери, ведущей в гимнастический зал с тиром, он вдруг услышал автоматную стрельбу и наставительную речь Макгарка. Занятие было явно нестандартным. Он сразу же понял, что в недрах полиции Нью-Йорка зародилось движение, аналогичное тому, что было в Южной Америке. Ему хватило ума и сообразительности затаиться за дверью и прислушаться к тому, что говорит Макгарк. Бумаги подождут.
Заместитель начальника департамента знал, что во всем департаменте был один-единственный человек которому он мог довериться. Один-единственный человек, настолько одержимый идеями гражданских прав, что восстановил против себя всех своих сотрудников. Заместитель начальника полиции не раз резко расходился во мнении с комиссаром О'Тулом. Однажды он даже пригрозил подать в отставку, и О'Тул сказал ему тогда:
– Потерпите. Если нам удастся пережить это сложное время, сохранив в неприкосновенности конституционные свободы, то только благодаря стойкости таких людей, как вы. Мы выбрали трудную дорогу. Прошу вас, верьте мне!
– О'Тул, Вы не правы. То, что случилось с вашей дочерью, должно было убедить вас в этом. Хорошо, О'Тул, я не уйду, и главным образом потому, что в Святой Цецилии меня научили уважению. В данном случае это – дань уважения Деве Марии, ибо никто другой уважения не заслуживает. Учтите это. Тем самым я изъявляю веру в Господа Бога, но отнюдь не в вашу компетентность, комиссар.
И он остался и продолжал усердно исполнять свои обязанности, невзирая на беспокойство, постоянно причиняемое активистами, нападки в прессе, недовольство граждан и даже оскорбления. Их называли свиньями! И кто? Те, кто сами отродясь мыла в руках не держали.
Заместитель начальника продолжал служить даже вопреки возражениям домочадцев. Он считал, что уж если ему приходится страдать, то О'Тул, несомненно, страдает в десять… нет, в сто раз больше! Так что если и был человек, которому, как он считал, можно полностью доверять, то это полицейский комиссар О'Тул.
Поэтому, выйдя из здания бывшего полицейского тира, он отправился прямиком к О'Тулу, в район, где жили главным образом выходцы из Ирландии. Надо сказать, что этот некогда окраинный район за последнее время существенно преобразился, обретя все атрибуты современного города.
Они беседовали четыре часа, и с каждым часом лицо О'Тула все больше и больше мрачнело. Их беседа прервалась лишь однажды, когда О'Тулу надо было, как всегда, позвонить в управление, чтобы справиться, все ли в порядке.
– Я не могу в это поверить, – сказал О'Тул, повесив трубку, – просто не могу. Я знаю Макгарка. Консерватор – да, но не убийца.
Заместитель начальника подробно пересказал все то, что слышал.
– Может быть, вы что-то не так поняли?
– Нет.
– Может быть, от грохота выстрелов вам заложило уши?
– Нет.
– Может быть, Макгарк просто разыгрывал новобранцев?
– Нет, черт побери! И это были не новобранцы, а полицейские-ветераны.
– О, Господи! Господи, Господи… – О'Тул схватился за голову. – Значит, дошло уже до этого. Ладно, поезжайте домой и никому ничего не говорите, обещайте мне. Завтра мы решим, что предпринять. Думаю, надо обратиться в департамент полиции штата.
– А как насчет ФБР?
– А если они сами к этому причастны?
– Сомневаюсь, – сказал заместитель начальника. Если у нас и есть какое-то учреждение, которому мы, несомненно, можем доверять, так это ФБР. Лучшее в мире.
– Да, пожалуй… Но не звоните им сегодня. Приходите утром ко мне, и мы вместе отправимся к ним.
– Хорошо, сэр.
На следующий день утром заместитель начальника к мыслям о вчерашнем разговоре с шефом не возвращался. Он даже не вспомнил об этом. Выйдя наутро из дома в районе Стейтен-Айленл, он услышал что-то вроде стрекота кузнечика. А может, это была всего лишь детская игрушка? Он не успел толком подумать об этом. Перекрестный – автоматный огонь был настолько плотным, что, казалось, внутри у него одновременно взорвались несколько бомб и на мгновение он как бы завис в воздухе. Тем, кто стрелял, это мгновение, однако, показалось вечностью.
