Ли Чайлд - 61 час (в сокращении)
Ричер обошел здание. Со всех четырех сторон одинаковое. Солидный камень, ложные окна, лепнина, завитушки.
Он ушел от каменного дома и остановился у первого деревянного домика. Толпа двигалась за ним. Ближе всех стоял человек, с которым он перед тем разговаривал. Ричер толкнул дверь. Она отворилась наполовину.
Все тот же человек сказал:
— Это не ваше.
— Дом стоит на армейском бетоне. Для меня этого достаточно.
Он открыл дверь полностью и заглянул внутрь. В домике было темно. И тепло. Топилась керосиновая печка. В комнате стояли двенадцать кроватей, по шесть у двух стен, а в глубине — кабинка, возможно, туалет. На кроватях простые серые одеяла, рядом картонные коробки со сложенной одеждой.
На кровати сидела молодая женщина. Вид у нее был мрачноватый и грязноватый. Но хорошенькая — длинные светлые волосы, четкие черты лица. Высокая, стройная. Ричеру даже показалось, что он видел ее раньше. Но только показалось. Просто внешность была типичная. Как у Ким Питерсон. Жительница Южной Дакоты.
Ричер отступил и закрыл за собой дверь. Вернулся к разговорчивому:
— Не покажете мне другие дома?
— Сколько угодно.
Человек стал открывать перед ним одну дверь за другой. Четырнадцать домиков из пятнадцати были одинаковые. Кровати, керосиновые печки, коробки, сложенная одежда. Ни скамеек, ни лабораторных столов, ни стеклянных сосудов, ни горелок, никакого лабораторного оборудования. И никого. Девушка в первом домике была единственная, кто не работал на улице.
Последний дом в заднем ряду был кухней. Там было две плиты, столы, грубые полки, уставленные тарелками, мисками, кружками, и полки со скудными припасами. Почти пустые банки с мукой, сахаром и кофе, одиночные коробки хлопьев и макарон.
Ссутулившись в своей парке, Ричер вышел на дорожку между домами. Его автомобиль был на месте, мотор послушно работал на холостых оборотах.
— Всего хорошего, — сказал Ричер и направился к машине.
8.55. Осталось девятнадцать часов.
7
По широкой расчищенной дороге Ричер ехал быстро, следующие восемь миль по узкой заснеженной — медленно. Когда он готовился свернуть налево, на старую дорогу, параллельную шоссе, с нее тоже налево, к лагерю, сворачивала автоцистерна с топливом. Возможно, с керосином для печек. Она свернула чуть раньше, чем следовало, и перегородила дорогу Ричеру. Он нажал на тормоз, надеясь, что цепи удержат машину, но антиблокировочная электроника не позволила тормозам взять намертво. Машина продолжала катиться. Автоцистерна приближалась. Переднее левое крыло «форда» прошло в дюйме от цистерны. Она с ревом поехала дальше, шофер ее даже ничего не заметил. Ричера вынесло на старую дорогу боком: его передние колеса очутились в колее, ведущей на восток, а задние — во встречной. Ему пришлось сильно поработать рычагом коробки передач и педалью газа, чтобы выбраться на свою полосу. Остальная часть поездки прошла гладко.
Он подъехал к полиции. Питерсон был на месте. Ричер спросил:
— Как там миссис Солтер?
— Там все в порядке. Что-нибудь выяснили?
— Байкеры собираются съезжать. Разгребли весь снег. Сложили вещи в картонные коробки. Припасы почти все съедены. Владелец участка — не знаю, кто он, — продает его.
— Они поверили, что вы от армии?
— Да ни на секунду. Но им велено ни во что не встревать. Владелец участка хочет, чтобы сделка прошла без осложнений.
— Мексиканец Платон.
— Все равно кто.
— Вы нашли лабораторию? — спросил Питерсон.
— Я хочу увидеть продукт, который продавали на автостоянке.
— Зачем?
— Потому что так у меня мозги работают. Шаг за шагом.
Питерсон пожал плечами и повел его к комнате, где хранились вещественные доказательства. Он отпер дверь.
— Подождите здесь.
Питерсон вошел и через десять секунд вернулся с прозрачным пластиковым пакетом, в котором лежало то, что видела Джанет Солтер. Брикет белого порошка, завернутый в вощеную бумагу. На ней отпечатана корона с тремя зубцами и шариками на концах, изображающими драгоценные камни.
— Содержимое проверили? — спросил Ричер.
— Метедрин, — сказал Питерсон. — Высокого качества.
— Не представляете, что означает картинка?
— Нет. Они любят поставить какой-нибудь логотип. Эти люди заботятся о своей марке.
— Завернут действительно в вощеную бумагу?
— Нет, это типа целлофана или пергамина. Пожелтел от старости. Но вещество полностью сохранило свойства. Так вы обнаружили их лабораторию?
— Нет.
— Каменный дом видели?
— Только снаружи.
Ричер вернулся к своему столу в дальнем углу. Он поднял трубку, набрал все тот же номер и попросил Аманду.
Щелчок, жужжание. Голос. Он звучал устало. Даже огорченно.
— У меня нет новостей для вас.
— Знаю. Вы не можете проследить, как деньги поступили в Министерство армии. Они и не поступали в армию. Мы исходили из ложной предпосылки. Мне сказали, что это армейский объект. Небольшое здание и двухмильная дорога. Я туда съездил. Это не дорога. Это взлетно-посадочная полоса. Объект принадлежит ВВС, а не армии.
— Да, это немного меняет дело.
— Вы кого-нибудь знаете в авиации? — спросил Ричер.
— Не настолько, чтобы получить секретные сведения.
— Возможно, это вполне рутинное дело.
— Хорошо. Я попробую позвонить. Но раньше хочу вздремнуть.
— Отоспитесь, когда умрете. Это срочно. Взлетная полоса расчищена. Целых две мили. Никто не будет делать это ради забавы. Кто-то или что-то вот-вот появится. И я видел автоцистерну с топливом. Может быть, для обратного пути. Возможно, кто-то запланировал перевозку большого груза.
— Что-нибудь еще?
— Вы замужем? — спросил он.
— А вы женаты? — спросила она.
— Нет.
— Почему это меня не удивляет? — Она положила трубку.
9.55. Осталось восемнадцать часов.
Питерсон сидел за два стола от него и тоже заканчивал разговор по телефону. Он сказал:
— Человек из Управления по борьбе с наркотиками говорит, что там нет лаборатории. У них спутники с инфракрасными камерами. Они просмотрели данные — никакого теплового излучения не обнаружено. Так что, насколько это их касается, там просто продажа недвижимости. Пока не будет доказательств обратного.
— Лаборатория под землей.
— В Управлении утверждают, что нет. Их приборы видят даже в подвалах. Они говорят, что внизу ничего нет.
— Они ошибаются, — сказал Ричер.
— Мы вообще не знаем, есть ли что-нибудь под землей.
— Знаем, — сказал Ричер. — Никто не строит взлетную полосу две мили длиной просто так. Там может сесть любой самолет. Бомбардировщик или транспортный. Никто не сажает бомбардировщики и транспортные самолеты возле каменной лачуги. Вы были правы. Это здание — верхняя часть лестницы. Значит, под ней что-то есть. Может, что-то очень большое и очень глубоко.
— Но что именно?
Ричер показал на телефон:
— Вы узнаете, когда я узнаю.
Полчаса спустя Питерсону позвонили и сказали, что шоссе открыто. Радар метеорологов показывает, что с запада ничего не идет, кроме еще более холодного воздуха. Снегоочистители закончили работу, дорожный патруль посовещался с Департаментом транспорта, и движение возобновилось. Потом позвонил Джей Нокс. Ему сообщили, что резервный автобус в трех часах хода от Болтона. Питерсон назначил сбор пассажиров на два часа.
Питерсон посмотрел на Ричера:
— Вы уезжаете с ними?
— Зависит от того, что произойдет до двух часов.
Женщина из 110-го позвонила Ричеру:
— Я поговорила с человеком из ВВС. Приближаемся. Потихоньку, но не потому, что это секретно. Наоборот. Место брошено и забыто много лет назад. Никто ничего о нем не помнит.
— Даже что там было?
— Все детали — в архиве. Пока что мой человек нашел только доклад о том, как трудно там было строить из-за породы, с которой они столкнулись. Какой-то кристаллический сланец. Вы знаете, что это такое?
— Догадываюсь, твердый, — сказал Ричер.
— Это доказывает, что они рыли под землей.
— Это точно. Что-нибудь еще?
— Получила сведения о флоридском полицейском Каплере. Полиция Майами, родился тридцать шесть лет назад, два года назад уволился по неизвестным причинам. Выясню точнее, когда доберусь до документов Управления полиции Майами.
— Вы и это можете через «Гугл»?
— Нет, использую другие источники. Я дам вам знать.
— Спасибо, — сказал Ричер. — Что-нибудь еще?
Короткое молчание.
— Мой пациент из Форт-Худа не желает разговаривать.
— Где он?
— Вернули на базу, в камере.
— Ага, читает в техасских законах про убийство и в Военном кодексе об измене. Так и так смертная казнь. У него нет стимула для разговоров.