Мартин Смит - Три вокзала
— Итак, угадаю, вы здесь, чтобы найти человека, который вас пригласил? — сказала Аня.
— Не я. Не совсем так.
— Интригует.
— Посмотрим.
Он положил на стол фотографию Ольги, она лежала на грязном матрасе. Аня отпрянула.
— Кто это?
— Я не знаю.
— Она мертва.
Все красоты мира не могли скрыть тот факт, что в ее глазах не сиял свет, дыхание не сходило с ее губ, и она не возражала, что по ее уху ползет насекомое.
— Почему вы показываете эту фотографию мне?
— Потому что у нее был VIP-пропуск для прохода на аукцион.
— Вполне возможно, что она была здесь танцовщицей. Я не знаю ее имени. Здесь все время новые танцовщицы. Она молода. Дима, вы не узнаете ее? — телохранитель глянул Ане через плечо.
— Нет. Мне платят, чтобы я следил за нарушителями спокойствия, а не за девочками.
— И что, если вы обнаруживаете нарушителей спокойствия? — Аркадию было интересно. — Дима приоткрыл пиджак достаточно, чтобы Аркадий мог увидеть блеск матово-черного пистолета. — «Глок». Немцы — никогда не подводят.
— Я думал, что в клубе не разрешается носить оружие.
— Только Саше и его парням, — пояснила Аня. — Это его клуб. Он может устанавливать любые правила.
Во время перерыва Ваксберг произнес удивительно сердечную речь о бездомных детях.
— До сорока тысяч детей живут на улицах Москвы. Нет точных данных, — заметил он. — Большинство бежало из дома: мальчики и девочки с пяти лет предпочитающие улицу — семье, разрушенной алкоголем, жестокостью и насилием. Зимой они замерзают до смерти, прячутся в заброшенных домах; выживают, занимаясь мелким воровством, собирают объедки у ресторанов. — Ваксберг указал на добровольцев с корзинами для сбора пожертвований. — Обещаю, все ваши деньги пойдут бездомным детям Москвы.
Снова закрутились диски, застучал безжалостный ритм музыки.
— Они не услышали ни слова, — вернувшись, сказал Ваксберг. — Они могут только без конца хлопать в ладоши, словно я общаюсь с цирковыми тюленями.
Аня запечатлела поцелуй на щеке Ваксберга:
— Именно за это я люблю вас, потому что вы — честный.
— Только рядом с вами, Аня. Со всеми остальными я лгу и придумываю — это ужасно, — и так думает следователь Ренко. — Но я бы умер, если бы не делал этого.
— А в чем проблема? — спросил Аркадий.
— Саше угрожают. Я имею в виду больше обычного, — сказала Аня.
— Ну, тогда, возможно, ему лучше не высовываться, вместо того, чтобы устраивать вечеринку и приглашать тысячу гостей.
Аркадий не чувствовал жалости к миллиардеру. Хотя человеку, который выглядел таким истощенным, как Ваксберг, можно было посочувствовать. Он все больше и больше оказывался в тени — тяжело опущенные плечи, вымученная улыбка. Он был главой «Группы Ваксберг», международной цепи казино и курортов. Аркадию казалось, что Саше Ваксбергу должна помогать армия адвокатов, бухгалтеров, крупье и поваров, а не журналистка, почти уже уволенный следователь, единственный телохранитель и пьяный карлик. Это невероятное падение. Ведь Ваксберг был одним из последних олигархов первой волны. У него все еще было состояние и связи, но каждый день его предприятия закрывали. Его положение становилось хуже и хуже. Все это было написано у него на лице.
Свет в зале приглушили, а, когда включили снова, танцовщицы клуба «Нижинский» стояли в платьицах с обнаженным топом, обшитых тесьмой, коротких юбках, в перьях и высоких гольфах. Глаза выделены тушью, белые и красные румяна наложены кругами, почти как у клоунов. Иными словами — настоящие малолетние проститутки.
— Готовы? — звезда тенниса пригласила всех поприветствовать актеров, взмахнув сценарием.
Танцовщицы приняли балетные позиции. Конечно, это не кордебалет из Большого, но кое-какие балетные па были им известны.
— Первая позиция! — скомандовал теннисист.
Первая балерина приняла позицию — соединила пятки, носки врозь, руки — на уровне талии.
— Я знаю, как это бывает. Каждая девочка сначала немного учится балету. Потом фигурное катание, потом — секс, — заметила Аня.
— Вторая позиция!
Следующая девочка расставила ноги и подняла руки на уровне плеча.
— Третья позиция!
Третья девочка соединила ноги, поставила правую пятку — к середине левой стопы. Левая рука — на прежнем месте. Правая — поднята над головой и полусогнута.
— Пятая позиция!
Ноги — скрещены, левая нога касается правого подъема. Обе руки подняты.
— А где же четвертая позиция? — Аня с удивлением обратилась к Ваксбергу.
Некоторые зрители решили, что теннисист просто ошибся, и стали кричать:
— Хотим четвертую позицию!
Зал подхватил их крики, игриво, но настойчиво притопывая, все скандировали:
— Хотим четвертую! Хотим четвертую!
Теннисист расплакался.
— Эх, — вздохнул Ваксберг, — снова этот Уимблдон… Я должен это исправить.
Ваксберг шел к сцене в свете юпитера, освещавшего путь. Пока он шел, Аркадий наблюдал его преображение — из проигравшего человека он превращался в энергичного, готового действовать Сашу Ваксберга. Он поднялся на сцену и взял микрофон. У этого человека есть чувство сцены, думал Аркадий. Зал продолжал скандировать, но его появление заставило всех замолчать. Он улыбнулся.
— Вы хотите увидеть четвертую?
— Да!
Он снял пиджак и передал его теннисисту.
— Не слышу. Правда, хотите увидеть четвертую?
— Да!
— Слабый ответ. Просто позор городу Москве. Последний раз спрашиваю, хотите увидеть четвертую позицию?
— Да-а-а!
Ваксберг выглядел невозмутимым. Он отставил правую ногу на носок, левая — опорная — сзади, левая рука — на талии, правая — поднята в позиции триумфа — grace.
Реакция зала — общее потрясение и восхищение. Неужели Саша Ваксберг просто паясничает? Приняв и переварив шутку, первыми откликнулись «старые львы» с верхних рядов, затем волна аплодисментов прокатилась по всему залу. — Браво! Бис! — вспыхнул зал.
— Он, что, еще и комик? — спросил Аркадий.
— У него есть еще несколько неожиданных трюков. Когда сегодня вечером гости будут возвращаться с аукциона, они, возможно, будут говорить о «Бугатти» для него и «Булгари» для нее, но, будьте уверены, они также будут говорить о невероятном Саше Ваксберге.
— Он всегда был удачливым и знал, что делать.
— Удача не имеет к этому никакого отношения.
Уже через секунду Аркадий разгадал послание.
— Вы имеете в виду, что это было срежесированно? Вся программа? Даже слезы теннисиста? Как он мог додуматься до этого?
— Потому что он — Саша Ваксберг. И… Дайте-ка мне снова взглянуть на фотографию.
Ваксберг раскланивался. Аня изучала фото. Тушь и румяна, размазанные по лицу, не могли скрыть красоту мертвой девушки, ее немигающие глаза, казалось, смотрели куда-то вверх — наверное, следили за облаками.
— Так, это — Вера, — вскрикнула Аня, подавшись вперед. — Это — отсутствующая балерина.
— Фамилия Веры?
— Я не знаю.
— Вы же пишите репортажи. Может, она есть у вас в записной книжке.
— Конечно, — Аня листала страницы. — Вот балерины «Нижинского», не хватает Веры Антоновой. И она второй раз оценила Аркадия: — Вот теперь вы похожи на следователя.
12
Женя и Мая поделили пакет чипсов в ночном кафе на Ярославском вокзале. Он учил ее, как пользоваться новым сотовым телефоном. Она просто кричала в трубку, ей казалось странным, что нет привычных проводов.
— Не могу представить, что ты никогда раньше не пользовалась мобильным. Никогда не писала смс? Не смотрела видео?
— Нет.
— Откуда ты такая взялась?
— Тебе незачем этого знать.
— Ну, доверься мне.
— Зачем? Нет смысла.
— Почему нет?
— Нет смысла… Слушай, а теперь, когда у меня есть этот телефон, что с ним делать? Я никого не знаю, кто бы мог позвонить мне.
— Ты можешь мне позвонить. Я поставлю свое имя первым.
…
— Ты можешь его убрать?
— Ты не хочешь, чтобы у тебя был мой номер?
— Я не хочу ничьих имен или номеров. Ты можешь стереть его?
— Конечно, сотру. Нет проблем.
Все было опять не то — как-то неловко. Он опять зашел слишком далеко. Он с облегчением увидел на соседнем столике шахматную доску — электронные шахматы. Склонившемуся над ней мужчине было около пятидесяти — из седой бороды торчал красный нос. На практически непонятном английском он попросил себе еще джина. Женя заметил, что трудность игры была установлена на среднем уровне. Неловко было смотреть на взрослого мужчину, который пользуется подсказками.
— У нас маловато карманных денег. Дай мне пять минут, — понизив голос, шепнул Женя.
— Хорошо, я буду ждать в главном зале. И не зови своего приятеля-следователя.