Виктор Пронин - Будет немножко больно (Женщина по средам)
Сергей улыбчиво окинул взглядом старика, увидев стоптанные, но начищенные туфли, бахрому на штанах, вытертые локти пиджака, задержался на его руках, заскорузлых, с утолщенными суставами, перетянутыми вздувшимися жилами...
— Сколько тебе лет, батя? Семьдесят есть?
— Нет.
— А шестьдесят?
— Будет.
— Ну что, ребята, — Сергей посмотрел на каждого, — поможем человеку? Похоже, имеем дело с настоящим мужчиной... Что бывает нечасто... — и он дружески похлопал старика по спине. — Скажи хоть, что у тебя случилось?
Старик быстро взглянул на Сергея и опустил глаза, почувствовав, что опять может не сдержаться. Теперь, когда этот нервный разговор состоялся, когда каждое неосторожное слово могло обернуться чем угодно, а он все это выдержал, силы его, подошли к концу. И шутливое, мимолетное сочувствие, которое высказал Сергей, снова вернуло в свой город, к тем болям и унижениям, которые он там оставил. Совсем немного участия от незнакомого парня, которого он и видел-то первый раз в жизни, а скорее всего и в последний раз, и глаза старика опять наполнились слезами. Старик наклонил голову, прижал ладони к глазам.
— Изнасиловали, — проговорил он чуть слышно. — Трое...
— Дочку? — спросил хмуро Сергей.
— Внучку.
— А милиция?
— Отпустили... Говорят, по доброму согласию... Сама, дескать, захотела... Не могу... Не могу, ребята... Как заговорю об этом, как вспомню... Не могу...
Слезы просачивались сквозь пальцы старика и падали вниз на картонную подстилку. Слезинки тут же впитывались в картон и чернели перед глазами старика, как пулевые пробоины. И ребята с какой-то завороженностью смотрели на эти пробоины, не решаясь прервать молчание.
— Все, — наконец сказал старик. — Плохо, слезливым стал... Никогда не плакал, а тут нюни распустил... Все, — он протер глаза ладонями, улыбнулся, поморгал ресницами, будто снимая с глаз остатки слез. — Так что, получится у нас что-нибудь?
— У тебя, батя, не знаю, как получится, а у нас все состоится наилучшим образом. Значит так, слушай внимательно... Сейчас идешь на платформу. Садишься на электричку в сторону Москвы. Через одну остановку — Трехгорка. Выходишь. Сразу увидишь — над Минским шоссе разводной мост. Будешь ждать под этим мостом. Там кучи песка насыпаны, посидишь, отдохнешь. Долго ждать не придется. Подъедет жигуль. Зеленый. За рулем будет вот он, — Сергей показал на Гену. На заднем сиденье увидишь Сашу. Он завяжет тебе глаза и поедете. Дорога будет недолгой, с полчаса. Привезут тебя, покажут товар. В подвале стрельнешь несколько раз. Если товар понравится, тут же и заберешь. И поедете за баксами. Где они у тебя спрятаны? На вокзале, наверно?
— Откуда знаешь? — спросил старик.
— В камере хранения?
Старик промолчал, не зная что ответить на столь точное попадание.
— Сам же сказал, что приехал издалека, — усмехнулся Сергей. — А где ты сможешь спрятать свой чемодан или рюкзак? Конечно, в камере хранения. Ну, ладно... Мы договорились?
— Вроде...
— Вопросы есть?
— Один... Прицельная дальность?
— Во дает! — воскликнул Гена. — Молоток, батя... Ничего не скажешь. Значит так, при небольшой сноровке и недрожащих руках в спичечный коробок можно спокойно попадать с пятисот метров. Годится?
— Вполне.
— Тогда все, — Сергей хлопнул себя ладонями по коленям. — Заметано. Сейчас выходишь из машины и сразу направо к станции. По эстакаде перейдешь на московскую платформу. Только уточни по расписанию, чтоб электричка на Трехгорке останавливалась. Некоторые проскакивают без остановок.
— Понял, — старик поднял руку, махнул приветственно и, подхватив свой груз, осторожно спустился по проволочным ступенькам с машины. Он не оборачивался, чтобы не вызвать лишних подозрений, а сразу зашагал к станции. Протиснулся между инструментальными рядами, между фруктовыми, колбасными и наконец, вышел на небольшую площадь станции Одинцово. Он снова был спокоен. От недавней слабости не осталось и следа. Но для себя решил — так распускаться нельзя. Впереди его ожидало нечто новое, неведомое, опасное и ему нужно владеть собой. Каждый шаг и каждое слово должны быть выверены и обдуманы. И холодны, — почти вслух проговорил старик.
* * *Сойдя на заросшей деревьями платформе, старик осмотрелся. Сразу за ограждением начинался лес, сквозь листву мелькали маленькие домики. И первая же девушка, к которой он обратился, показала железобетонный мост, взметнувшийся и над железной дорогой, и над Минским шоссе. Старик пошел напрямик, через кустарник и уже через несколько минут был на месте. Как и предупреждали ребята, под мостом были ссыпаны кучи песка — то ли затевалось какое-то строительство, то ли песок остался от прежних работ. На одной из куч, с солнечной стороны, лицом к шоссе старик и расположился.
Прошло не менее получаса, но никто не подъезжал, и у старика оказалось достаточно времени, чтобы спокойно, в одиночестве осмыслить все, что произошло этим утром. Поначалу он клял себя за то, что не сдержался, выболтал, что у него было за душой. Он сознавал, что даже по тем немногим словам найти его будет не очень сложно. Возьмут в каком-нибудь информационном центре списки изнасилованных за последнее время, сопоставят, уточнят, позвонят...
И нате вам! Приглашаем вас, уважаемый Иван Федорович на беседу... И позвольте задать вам несколько вопросов... Давно ли вы были в столице нашей родины Москве, какие-такие срочные дела привели вас в Одинцово...
Ну, и так далее.
Старик крякал досадливо, несколько раз с силой бросал ладонь на колено, ударяя себя костяшками пальцев. Он чувствовал себя ослабевшим, словно не просто раскрыл по бестолковости рот, а еще и выпустил при этом из себя чуть ли не все свои силы, весь боевой дух.
Но с другой стороны откуда-то знал старик и то, что неожиданные его слезы там, в крытом душном грузовике, в той жаркой полутьме крепко ему помогли, а может быть, и спасли. Ведь благодаря этому срыву торговцы оружием убедились в полнейшей его искренности и отбросили свои коварные планы, если у них таковые и были. Он предстал человеком слабым и беспомощным, отчаявшимся и уж опасаться его у них не было никаких оснований.
— Как знать, как знать, — негромко бормотал старик, сидя на горячей куче песка и поглядывая на проносящиеся мимо машины. И было их много, были они разные, доселе им невиданные.
Да, в 1994 году по Минскому шоссе в сторону Москвы проносились в основном, иностранные машины, яркие, мощные, с непривычными очертаниями. Именно по этой дороге шли сплошным потоком подержанные, в меру побитые, в меру пригодные машины. Европа охотно и снисходительно, чтобы не сказать презрительно, сбрасывала в Россию весь этот хлам, освобождая свои дороги для машин новых, совершенных и изысканных.
— Как знать, как знать, — продолжал бормотать старик, переживая досадную свою слабость. — Но с другой стороны искренность никогда не бывает позорной. Она может быть только неуместной, и это самое худшее, что случается с искренностью... Искренность — великая сила и она никогда не пропадает зря, никогда без пользы не уносится в космическое пространство... Иногда она оказывается преждевременной и потому неуместной. А сегодняшний мой срыв... Как знать, может быть, он меня и спас, может быть, благодаря ему и удастся кое-что сделать...
Увлеченный своими мыслями, старик рисовал на песке подвернувшимся прутиком замысловатые фигуры и не сразу обратил внимание на настойчивые гудки, которые неслись со стороны шоссе. А когда все-таки поднял голову, то увидел на обочине невзрачного жигуленка зеленоватого цвета. Из окна выглядывал его сегодняшний знакомый, парень в цветастом спортивном костюме, которого при нем же и нарекли Геной.
— О чем, батя, задумался? — весело спросил он, когда старик расположился на заднем сиденье рядом с другим парнем, с Сашей, одетым в джинсы и голубую рубашку.
— Как о чем... О видах на урожай, — невозмутимо, с полной серьезностью ответил старик.
— Ну ты даешь! — расхохотались парни, и жигуленок резко рванул с места.
— А теперь, батя, извини, но твои ясные очи я прикрою, — сказал Саша. У заднего стекла он взял приготовленный уже темный шелковистый шарф и крепко повязал старику глаза. Тот не сопротивлялся, понимая что в деле он участвует рискованном, противозаконном и чем меньше будет знать о своих новых знакомых, тем лучше для него же. — Не давит? — заботливо спросил Саша.
— Да ладно... Стерплю.
— Вот и хорошо. А приятно все-таки иметь дело с понимающим человеком.
Чутко прислушиваясь к звукам, старик понял, что с шоссе они съехали — ровный гул машин, который сопровождал их минут пятнадцать, отдалился, а вскоре и совсем затих. Да и машину стало заметно подбрасывать на ухабах. Значит, свернули на какую-то боковую, чуть ли не грунтовую дорогу. Еще через несколько минут старик почувствовал запах скошенной травы — машина шла по лесной сельской дороге. Где-то совсем недалеко прокукарекал петух, промычала корова.
