Виктор Пронин - Победителей не судят
— Я пошел, — сказал Касьянин.
— А Яшку кто будет поднимать? — неожиданно возникла в дверях Марина.
Это был прокол.
Он не мог забыть про Яшку, а если забыл, то что-то у него случилось, что-то с ним не так. Не бьшо еще случая, чтобы Касьянин забыл поднять Яшку.
— А! — беззаботно махнул он рукой. — Мне нельзя возвращаться. Дурная примета. Степан поднимет.
— Ну-ну, — проговорила Марина врастяжку, и, оглянувшись, Касьянин увидел в ее глазах точно такое же выражение, какое видел вчера вечером в глазах девчушки, — изумление и непонимание. Серый костюм, белая рубашка, набитая чем-то сумка, забытый на тросике Яшка... Все это выстраивалось в единую, нерасторжимую цепь подозрений.
— Когда тебя ждать? — спросила Марина, давая понять, что она увидела и оценила все странности в его поведении.
Касьянин не ответил.
— Перебьешься, — пробормотал он, спускаясь в лифте, непочтительно пробормотал, можно сказать, Дерзко.
Из автобуса вышел, не доехав одной остановки до редакции. Вышел, убедившись, что в автобусе нет никого, кто мог бы его уличить в том, что выходит он не там, где положено. Но и на этот случай у Касьянина было объяснение — пройтись захотелось. Утро ясное, прохладное, солнечное, прежде чем на весь день засесть в душной прокуренной редакции, хочется подышать воздухом, сосредоточиться, в конце концов, как ни смешно это может показаться.
Отойдя от остановки сотню метров, Касьянин свернул в какой-то двор, высмотрел ряд мусорных ящиков и, подойдя к ним все с той же уверенностью в себе, не торопясь, вынул из сумки и бросил в ящик зловещую свою ношу — окровавленный пиджак в целлофановом пакете. Сознательно выбрал ящик наиболее свободный — чтоб не достала какая-нибудь старуха, бомж, отощавший пенсионер, соблазнившись даровой одеждой.
— Какой вы сегодня нарядный, Илюша, — приветствовала его секретарша главного редактора. — Наверное, что-нибудь случилось?
— Случилось, — буркнул Касьянин.
— Могу сбегать! — провоцирующе улыбнулась девушка, которая сразу вписалась в редакционные пьянки и прекрасно себя в них чувствовала.
— Чуть попозже, — ответил Касьянин. — Чуть попозже.
— Как прошла ночь в столице? Кого-то убили, зарезали, изнасиловали?
— Всего понемножку. О подробностях доложу.
— Буду ждать! — игриво пропела девушка.
— Ты у меня дождесси! — зловеще прошипел Касьянин и, взяв ключ от своего кабинета, поторопился уйти, махнув на прощание рукой.
Девушка засмеялась, а Касьянин облегченно перевел дух — пронесло. Он почему-то опасался, все время опасался сказать не то, не так взглянуть, не так поступить, сделать что-то такое, что сразу бы выдало его ночные похождения.
Войдя в свой кабинет, Касьянин закрыл за собой дверь и, сев за стол, некоторое время сосредоточенно смотрел на телефон. Ему предстояло заняться обычной своей работой — звонить во всевозможные правовые конторы и спрашивать о происшествиях.
Поколебавшись, Касьянин позвонил в отделение милиции, достаточно удаленное от его дома. Потом в отделения, которые были поближе к дому. Сведения поступали обычные — зарезали, расстреляли, подожгли, взорвали, ограбили, изнасиловали.
Этого добра хватало всегда, но какой-то изюминки, забавного или слишком уж жутковатого случая не было. Везде его знали, везде охотно откликались и выкладывали все, что накопилось за ночь.
Касьянин радостно приветствовал давних знакомых, бросал шуточки, ему весело отвечали, потому что так уж повелось, что люди, по долгу службы связанные с преступлениями, этим как бы спасались от тех тягостных впечатлений, которыми засыпала их жизнь. С прибаутками и страшноватыми подробностями рассказать об убийстве значило освободиться от него, вытряхнуть из себя и... И освободить место для следующих впечатлений, ничуть не менее жутких.
Наконец, собравшись с духом, Касьянин позвонил в свое родное отделение милиции. Там все его знали — от начальника до дежурных.
— Привет, Костя! — радостно заорал в трубку Касьянин, услышав голос своего постоянного информатора. — Что хорошего в нашей жизни? Чем порадуешь спозаранку?
— А, Илья... — Касьянин чутко уловил, что Костя отозвался охотно, даже с каким-то подъемом, и замер, почувствовав, что у того есть новости, есть нечто такое, чем можно позабавить читателей.
— Чую, что-то у тебя есть!
— А как же... И тебе это недорого обойдется!
— Заметано!
— Даже и торопить тебя с расплатой не буду! — вел свою игру Костя.
— Сам потороплюсь! — Касьянин радостно включился в эту игру. Он понимал, что бутылка хорошей водки с него причитается. И вовсе не потому, что у дежурного не было денег на выпивку. С некоторых пор водка так подешевела, так кто-то заботится об удовлетворении насущных потребностей народа, что стоить она стала сущие пустяки — только пейте, дорогие товарищи, только пейте и не задавайте ни себе, ни властям трудных вопросов. А намекал на выпивку дежурный скорее по привычке, да и посидеть за рюмкой с журналистом было даже лестно.
— Пишешь? — спросил Костя.
— Пишу.
— На нашем пустыре, Илюша, сегодня под утро обнаружен труп. Какой-то ранний собачник, ошалев от бессонницы, вышел на рассвете выгулять своего кобелюку и обнаружил... молодой прекрасный труп.
— Как труп? — прошептал Касьянин почти неслышно. И почувствовал, что все тело его оцепенело от холодного озноба.
— Да, Илюша, да! — веселился Костя. — И знаешь, кого хлопнули?
— Ну?
— Крутой авторитет! Весь район в руках держал, дань собирал! Все киоски, рынок, мелкие магазинчики... Все у него были в кулаке. Пахомов, слышал такого?
Вот его и хлопнули. Кошмар какой-то! Похоже, разборки начались. Теперь посыпятся трупики, посыпятся родненькие! — Костя, кажется, был даже рад тому, что кончилась спокойная жизнь в его отделении и бандиты, к которым милиция не могла подступиться, теперь посыпятся, посыпятся в потешном хороводе самоуничтожения.
— Что с ним произошло? — спросил Касьянин и не мог, не мог уже придать своему голосу нужную игривость. Помертвевшим каким-то голосом спросил.
— Ты что поскучнел? — сразу уловил перемену Костя. — Неинтересно?
— Ты что! — спохватился Касьянин. — Интересно, и даже очень! Ударная информация на первую полосу! Это я записываю, поэтому не сразу врубаюсь... Так что там все-таки произошло?
И Касьянин со все возрастающим ужасом слушал подробности, которые удалось выяснить милиции к этому часу. Оказывается, уже известно, что наемный убийца подстерег местного авторитета Пахомова поздним вечером, когда тот выгуливал собаку. Досталось и собаке, она жива, но морда ее полна мелкой дроби, и неизвестно, будет ли она видеть или придется пристрелить. Костя высказал предположение, что собака пыталась защитить хозяина во время нападения, но это ей не удалось, хотя и натаскана была, хотя и прежде справлялась с такими задачами.
— Как он был убит? — спросил Касьянин.
— Заряд дроби в шею... По нынешним временам довольно редкий случай, обычно убийцы идут на дело с хорошим пистолетом. То ли это был профессионал высокого класса, то ли откровенный любитель. Дробь вспорола сонную артерию, и Пахомов попросту истек кровью.
— Ни фига себе! — охнул, как от удара, Касьянин.
— Есть предположение, что Пахомов был хорошо знаком со своим убийцей, подпустил его к себе. Он совершенно его не опасался. Видимо, между ними был разговор, какое-то выяснение отношений, и убийца, улучив момент, с близкого расстояния, почти в упор выстрелил в шею.
— Но смерти могло и не быть?
— Мы имеем то, что имеем, — значительно произнес Костя.
— Есть версии?
— Убийство произошло на пустыре, где обычно жители соседних домов выгуливают собак. Не исключено, что и убийца был с собакой, может быть, он тоже выгуливал своего пса... Учитывая, что Пахомов спокойно подпустил его к себе, нисколько не удивился этому собачнику, не насторожился, вывод прост — убийца живет в одном из близлежащих домов.
— Трудно возразить, — вымученно произнес Касьянин и только сейчас обратил внимание, что он ничего не записывает, ручка его лежит в стороне, а он, прижав трубку к уху и затаив дыхание, вслушивается в каждое слово своего информатора.
— А сам ты как все это понимаешь? Ты ведь тоже свою собаку выгуливаешь?
Как ее зовут?
— Яшка.
— Так что?
— Там рядом три недостроенных дома, набитые наркоманами, бомжами, ворами... Может, оттуда что-то повеяло... Они тоже не прочь иногда по пустырю погулять, сигаретку стрельнуть... Публика чреватая, — Касьянин сделал отчаянную попытку направить следствие по ложному пути.
— Уже подумал об этом, — сказал Костя. — Ребята отрабатывают.
— Так, говоришь, из дробовика, — задумчиво, но расчетливо произнес Касьянин.
— А вот тут, Илья, трудно сказать. Не верят наши, что человек с дробовиком будет по пустырю разгуливать, слишком уж заметно, слишком подозрительно.
