Михаил Белозёров - Украина.точка.РУ
И только после этого вдруг к нему вернулся слух. Он услышал безобидные хлопки выстрелов и вначале не понял, что по нему стреляют: и из-за дыма от горящих машин, и со стороны «Охотничьего домика», вспомнил, что капитан Игорь приказал ему «убираться сразу после подрыва», подхватил автомат, пару «мух» и бросился вон.
* * *Если бы ему ещё месяц назад кто-то сказал, что он взорвёт какого-то эмиссара из Еврокомиссии или просто даже подумает об этом, то он нагло рассмеялся бы тому в лицо. До этого момента максимум на что он был способен – это выследить и уничтожить обычного рядового майданутого, ну, на худо конец, «чвашника», но грохнуть эмиссара ЕС – это уже за гранью всякой фантазий, такой шанс выпадает раз в жизни да и то не всегда!
Их банка с рублёвками не то чтобы сразу наполнилась, она явно перевалила через край, как тесто из кастрюли. Ясно, что одной рукой узла не завяжешь, и у Цветаева вряд ли что-либо получилось бы без капитана Игоря. Стоит отдать ему должное, всё-таки сподвиг на нежданный подвиг. А то бы я сегодня отправился шляться по развалинам «Нетерпимости», весело думал Цветаев, улепётывая во все лопатки. От радости он даже забыл, что бежит совершенно не в ту сторону, куда надо было бежать. Но инстинкт самосохранения гнал его туда, где не стреляли. А не стреляли, вообще-то, как ни странно, на Грушевке, и левее, на Кловском спуске, то бишь в клоаке майданутых бандерлогов.
Он упал в траву, на подстилку из сосновых иголок и прислушался. Было тихо, словно ничего не произошло, только вороны перепрыгивали с ветку на ветку. Ему показалось, что далеко-далеко всё же стрекочут, как галки, автоматы, а потом что-то ухнуло так, что вздрогнула земля. «Стоп, сам себе говорю… – пробормотал Цветаев и нехотя поднялся, – чтобы я без тебя делал, товарищ капитан Игорь». И подался назад, а чтобы не попасть под огонь снайперов, которые наверняка сидели на крыше велотрека, пробежал под эстакадой, потом – ниже, по Подгорной, вдоль трамвайных путей, густо заросших травой. От снайперов его закрывали деревья, справа же блестел Днепр, две-три машины пронеслись навстречу так быстро, словно позади развёрзся ад. Казалось, правобережье напряженно и со страхом вглядывалось в непонятный восток, со своей развенчанной идеологией львонацистов и бандерлогов, у «чвашников» идеологии не было, «чвашники» пришли с долларом, чтобы «убить» Киев. Только мы с Богом, поэтому у них ничего не получилось и не получится, думал Цветаев.
За развалинами станции Цветаев нырнул под сень парка и по кривой дорожке за пару минут добежал – нет, не добежал, а воспарил, даже не запыхавшись, до «Охотничьего домика». Выстрелы были теперь чёткими и ясными, особенно выделялся пулемёт, который шпарил как раз в сторону «Зелёного театра». Нехорошее предчувствие посетило Цветаева: сердце тревожно забилось, в ногах на мгновение появилась слабость. По идее, капитан Игорь давно должен был оказаться в туннеле или отойти к Днепру. Какого чёрта?! Цветаев разозлился ещё больше: если окажется, что «театр» отрезан, а он, похоже таки, отрезан, то где капитан Игорь и куда с таким упорством лупят бандерлоги? Рассуждая подобным образом, он споткнулся в густой траве о беднягу, у которого на лбу зиял третий глаз, а затылок напрочь отсутствовал, и мозг был перемешан с кровью. Над трупом деловито жужжали сине-зелёные мухи. Второго убитого он обнаружил рядом с третьим и четвёртым, все трое получили пулю в груди, не помогли даже чёрные заморские бронежилеты с жёлтой эмблемой «вилы».
Гадливо вытирая руки, Цветаев пробежал за кустами мимо флигеля на нервные звуки «калаша», вовремя заметил за углом бандерлога, самозабвенно палящего в сторону «Зелёного театра», выскочил, ударил его приклада по голове и, не оглядываясь, кинулся туда, где стрелял ещё один. Этот бандерлог забрался в кузов пикапа и тоже палил почём зря, но грамотно – короткими очередями, экономя патроны. Цветаев выстрелил в него сбоку, туда, где бронежилет крепился липучками, бросился на пулеметные выстрелы и вдруг понял, что наступила тишина. Нервный пулемёт куда-то пропал, исчезли все остальные звуки, и только пичуга в небе кричала: «Пи-ить, пи-ить!», вопрошая к безумству людей.
Цветаев собрался уже было зашвырнуть банку с пластидом в окно второго этажа, чтобы разнести к едрёне-фене богадельню майданутых под названием «Охотничий домик», как обнаружил на крыльце пулю калибра двенадцать целых и семь десятых миллиметра. Её нельзя было спутать ни с какой другой пулей: ни с пулей ручного пулемета Калашникова калибра семь целых и шестьдесят две сотых миллиметра, ни с «легкомысленной» пулькой АК-74, пять целых и сорок пять сотых миллиметра. Это была монументальная пуля от винтовки капитана Игоря. Такая пуля легко прошивала машину от капота до багажника, не оставляя никаких шансов на спасение. Поэтому то самое шестое чувство, которому Цветаев безоговорочно доверял, заставило его отложить банку с пластидом в сторону. Куда же они тогда стреляли? – удивился он и двинул в «Охотничий домик». То же самое шестое чувство подсказало ему, что не стоил атаковать гранатой, как это положено по уставу, а надо делать так, как он привык, то есть тихо и осторожно, на цыпочках, пользуясь наитием и слухом, и он достал нож. На полу в прихожей капли крови привели его на кухню и дальше за неё, в подвал. Внизу горел свет и виднелся край перил. Дальше кровь была размазана, похоже кого-то тащили, не очень заботясь о нём, потому что кровью была испачканы стены кухни.
Снизу доносился неясный шум.
– Поклич Сашку[78], – сказал кто-то резкий и гнусавый.
– Навіщо він тобі?[79]
– Я ж казав, що там нікого немає. Чого він стріляє?[80].
– Сам прийде[81].
– Іди, блін горілий![82]
– Та йду вже![83] – Раздался недовольный голос.
Цветаев прижался к стене над кровяным пятном. Когда квадратная голова бандерлога поравнялась с полом, он ударил по ней прикладом так, как бьют в крокете. Ухо у бандерлога съехало куда-то к макушке, и он стал заваливаться спиной в подвал. Цветаев подхватил его за шиворот, под рукой затрещала ткань, и рывком втащил наверх. Вид у бандерлога было неживой, поэтому Цветаев не стал с ним возиться, а на цыпочках двинул вниз.
Кто-то говорил на украинском суржике:
– Ти думаєш, ти герой? .. Не-а … ти не герой … Це ми герої, а ти російське гівно, або станеш їм зараз[84].
– Посмотрим, что тебе удастся львовское мурло! – Ответили ему, и Цветаев узнал голос капитана Игоря.
– Я не дам тобі швидко померти! Ти мені все розповіси![85]
Цветаев услышал глухой звук, вслед за ним сдавленный стон, и только мог догадываться, что это значит.
– А это, мурло, видел?! – Капитан Игорь не только хотел быстро умереть, он хотел умереть красиво, не изменяя самому себе.
Цветаев преодолел поворот и заглянул вниз. Комнат было две, первая была превращена в медицинский склад: на полках валились шприцы, коробки с лекарством и хирургический инструмент. Вторая, в которой находился, судя по всему, капитан Игорь, была за лестницей в глубине подвала.
Стараясь двигаться бесшумно, Цветаев сделал два шага и заглянул в комнату: это была операционная, переделанная под пыточную. Капитан Игорь сидел, привязанным к медицинскому креслу. Он увидел Цветаев в тот момент, когда он ударил по затылку бандерлога, стоящего к нему спиной. Ноги и бандерлога, который держал в руке молоток, подкосились, и он ткнулся лицом вперёд, но успел развернуться на бок, и Цветаев ударил его ещё раз. Молоток отлетел в сторону.
– Не добивай! – сказал капитан Игорь. – Помоги мне!
Одного взгляда на его правую ногу было достаточно, чтобы понять, что пальцы на ноге раздроблены в лепёшку, и всё это в грязи, в крови и в рвоте, а на левой руке у капитана Игоря словно одета красная перчатка. Пол же вокруг залит кровью, и штанина по колено тоже в крови.
– Держи, старик! – Цветаев сунул ему автомат, достал аптечку с промедолом и вколол в ногу прямо через штанину.
«Стариком» Цветаев называл всех тех, которым он доверял. Теперь и капитан Игорь попал в этот список.
– Коли ещё один, – сказал, кусая губы капитан Игорь.
Чувствовалось, что до этого он терпел, а с появлением Цветаева отпустил пружину. Лицо его изменилось. На нём появилось страдание. Должно быть, боль была нестерпимая.
– Сердце не выдержит, – сказал Цветаев.
– К чёрту сердце! – скомандовал капитан Игорь. – Коли! Варёные мухи!
Но в этот момент его отпустило. По лицу словно пробежала волна благодати. Он даже попытался сгоряча подняться.
– Куда?! – возмутился Цветаев и разрезал ремни, которыми был привязан капитан Игорь, подхватив его сзади под руки, протащил метра три и усадил на кушетку в противоположном углу.
Тяжелым был капитан Игорь, таким тяжелым, что у Цветаева перехватило дыхание.
