Игорь Сахновский - Человек, который знал все
Когда в дверь постучали, Безукладников нехотя зашевелился.
Что он еще успел сделать? Нарыть в духовке несколько пачек валюты и натолкать в карманы брюк. Одернуть — по школьной привычке — свой затерханный джемпер. Вытянуть на себя оконную раму и встретить голым лицом вторжение острой снежной крупы. Послушать, вздрагивая крупной дрожью, как выламывают с треском входную дверь. Вынуть ноги из домашних тапочек, тут же снова надеть их, с сожалением снова разуться и в два неловких приема взобраться на подоконник.
И вот так он торчал некоторое время, полусогнутый, в распахнутом оконном проеме, знобко примериваясь к четырехэтажной высоте, пока за его спиной ударная бычья сила молча прорубалась через шифоньерную баррикаду; жестяной карниз холодил пальцы ног в бумажных носках, снег все падал на полуголые кусты и деревья, на тротуар и на ярко-синий тент груженого «ЗИЛа», въезжающего во двор.
Квартиру заполнили топот и чужие голоса.
«Мама родная, — тихо сказал Александр Платонович, глядя вниз. — Я же там костей не соберу!..»
Пространство сузилось до синего пятна, притороченного к черному газону. Безукладников замедлил дыхание, подался головой вперед и что есть силы оттолкнул ногами карниз.
…Когда в начале зимы я зашел повидать Безукладникова, мой визит окончился у его растерзанной двери, заколоченной кое-как сизой фанерой и заклеенной казенной бумажкой с печатями. Старенькая дама с собачкой, встреченная у подъезда, на мой вопрос о жильце с четвертого этажа сообщила с восторгом очевидицы, что жилец выбросился из окна. Потому что запутался в криминале. Спасибо, милиция прибыла вовремя, взломали дверь — а там море крови и труп. «Чей труп?» «Жертвы. Чей же еще? Мы с Дусей собственноручно видели, как выносили! Да, Дусечка?.. Так он тут знаете какую стрельбу учинил?» «Кто?» — спросил я уже совсем по-глупому и, не выслушивая ответ, пошел восвояси.
В следующий раз мне предстояло узреть Безукладникова на милицейском плакате — увеличенную почти до загробной размытости крохотную фотографию с клеймом (видимо, паспортным) — в портретной компании заведомо преступных бедолаг, собранных под общим заголовком «Разыскиваются!». Одно только это слово слабо намекало на возможность удачного приземления выбросившегося из окна, хотя сам его снимок своей трагической документальностью напоминал скорее кладбищенские овалы на памятниках.
Семьдесят килограммов пока еще живого веса, упавшие с четвертого этажа, пробили дыру в мерзлом тенте из полихлорвинила и успешно застряли в темной картонной пыли обувных коробок. Едва ли не в ту же секунду в разных концах двора захлопали выстрелы, пухлый трясущийся человек в кабине крикнул шоферу: «Гони, на хер!» — и тяжелый «ЗИЛ», как подстреленный буйвол, ломанулся вперед, не разбирая дороги, сквозь кусты и детскую площадку, подальше от этой подлой засады.
За время пути Безукладников так захолодел, что собственные ступни уже казались ему фанерными. В попытках согреться он позволил себе углубиться в китайско-турецкие залежи и даже выкопал подходящего размера башмаки, почему-то свекольного цвета. Перепуганный буйвол мчался до тех пор, пока, наконец, смертельно взволнованному Тимоше не захотелось по нужде.
Остановились на пригородном пустыре, возле мусорной свалки.
Именно эту свалку Тимоша будет потом вспоминать долгие годы как место, где полностью подтвердились его подозрения о прекрасности жизни, в которой чудесные малоумные существа кормят и кормят Тимошу за его сугубую необыкновенность. Как раз такое существо — типичный с виду покупатель трехкопеечного хлама — приблизилось к Тимоше, пока тот застегивал брюки. Незнакомец одет был явно не по погоде, его трясло. Но он выразился, будто на светском приеме: «Бесконечно вам благодарен. Уж извините за беспокойство!..», протянул комок зеленых купюр и захромал прочь. И тут же вернулся, чтобы снова извиниться:
— Я, знаете, у вас там ботиночки позаимствовал…
— Уплочено, — сказал Тимоша.
Глава двенадцатая
НЕ ЗВУК, А СВЕТ
«Секретно. По сообщению нашего источника из администрации отеля «Консул», 18 ноября в 10.30 в указанном отеле поселился мужчина 36–38 лет, неопрятного вида, без ручной клади и без удостоверяющих документов. Зарегистрировался под фамилией Александров. В связи с отсутствием свободных стандартных номеров снял 2-х комнатный «люкс», заплатив наличными за две недели вперед. Покидает номер не чаще одного раза в сутки. Телефонных разговоров из номера не ведет. Утром 20 ноября посетил магазин мужской одежды «Hugo Boss», расположенный в соседнем переулке Воровского, вышел оттуда через полчаса полностью переодетый (черное длинное пальто, шляпа, темно-серые брюки). При наружном наблюдении опознан нами как Безукладников А.П., находящийся в розыске по линии МВД по делу об убийстве Вторушина В.Т.
Труп Вторушина с огнестрельным ранением в голову был найден 16 ноября в квартире Безукладникова (ул. Кондукторская, 11–35). Хозяин квартиры с места преступления скрылся. На теле убитого, во внутреннем кармане куртки, обнаружен паспорт на имя Безукладникова.
Безукладников А.П. разрабатывается нами по результатам технических прослушиваний телефонных контактов лидера уктусской группировки, депутата Госдумы Шимкевича Н.И., в ходе которых Безукладников проявил исключительную осведомленность о криминальных и компрометирующих обстоятельствах жизни Шимкевича.
Несмотря на установленное в отеле «Консул» круглосуточное наблюдение, Безукладников А.П. дважды в дневное время покидал отель незамеченным, но вскоре возвращался.
Прошу Вашего согласия на задержание Безукладникова А.П. и дальнейшую работу с объектом по нашей линии до момента его обнаружения и захвата силами МВД».
Этот и некоторые другие «совершенно секретные» документы Безукладников позднее декламировал мне с пародийным пафосом, впрочем, чистосердечно оговариваясь, что ни одну такую бумагу в глаза не видел. Да, собственно, и видеть не желал. Ему и без агентурных словес хватало жуткого ощущения, что ктото взял его жизнь, сдавив жесткой рукой, словно теплую восковую свечу, и поджег с двух концов.
Но как раз в эти дни безвыходного прозябания в отеле «Консул» он впервые рискнул задавать своему скрытому ответчику, так сказать, непрактические вопросы, и после каждого ответа ему чудилось, что массивная гостиничная кровать под ним опрокидывается, а вместе с ней — и все мироздание, похожее на громоздкий неуютный отель.
«Здесь на этаже какие-то фрукты дежурят в две смены. Это по вашу душу», — сказала Безукладникову молодая горничная, убираясь в номере. «Спасибо, я в курсе». — Он смутился. Последние дни он играл сам с собой в шпионскую «угадайку»: не выглядывая в коридор, надо было точно вписаться в минуту, когда один идеально серый тип в пиджаке, умирающий от скуки в бельевой каморке у лифта, отлучится в туалет, а другой — восточный красавец, администратор и осведомитель по совместительству — уплывет на минуту в питейные глубины, за кулисы бара. И тогда — спокойным шагом, ни в коем случае не бегом, спуститься, выйти, смешаться с уличной толпой.
Стоило полжизни питаться сытной, как манная каша, иллюзией об уникальности каждого человека, повторять вслед за каким-то бойким поэтом строчку о «неповторимой Вселенной в каждом из нас», чтобы однажды выйти вот так на прогулку по центральному проспекту и полюбопытствовать насчет сокровенных мыслей этого людского потока, сплошь состоящего из неповторимых индивидуумов.
Результат был мгновенным и пугающе точным. Среди шестнадцати тысяч трехсот восьми пешеходов, водителей и пассажиров, украшающих своим присутствием главную улицу города, девять тысяч шестьсот одиннадцать персон сейчас мыслили о деньгах, и только о деньгах, наличных и безналичных, — причем в мечтательносослагательном наклонении. Три тысячи семьсот двадцать девять граждан обоих полов думали о сексе, имея в виду самые грубые и незатейливые формы сношений с малознакомыми, незнакомыми или просто воображаемыми особями. Неполная тысяча сильно тревожилась, как она выглядит со стороны. Восемьсот сорок одного терзала потребность безотлагательно выпить, даже и не закусывая. Полтысячи с лишним элементарно хотели есть. Сто пять разных личностей, абсолютно независимо друг от друга, напевали про себя либо мычали под сурдинку (но в любом случае — про себя) один и тот же половозрелый шлягер: «Забирай меня скорей! Увози за сто морей! И целуй меня везде! Я ведь взрослая уже!» Семнадцать счастливых женщин и трое мужчин молча сходили с ума от ревности. Четыре компетентных тинейджера с пылом обсуждали пятого: «Он больной на всю голову — или не на всю?» Один успешный политик и один фартовый карманник, взвесившие «за» и «против», синхронно пришли к выводу: «Теперь я круче всех!»… Но большинство прохожих, чьи мысли хрустели денежными купюрами, было столь подавляющим, что создавало в зимнем воздухе напряжение, почти вожделение, которое липло и фонило, как повышенная радиация. Между тем на безукладниковское любопытство мгновенно клевали, словно золотые рыбки, какие-то смешные варианты обогащения, один проще другого. Например, можно было доехать на трамвае до Четырнадцатого гастронома, подкрасться к нему с тыла, со двора, где ржавые металлоконструкции, брошенные, кажется, еще скифскими домостроителями, небрежно декорированы грудой деревянной тары, встать на четвереньки, протиснуться, уминая коленями кошачьи экскременты, в низенький просвет возле стены и нашарить над головой примотанный скотчем к железу пластиковый пакет с тремя годовыми зарплатами среднего россиянина. А можно было никуда не лазить — просто зайти вразвалку в офис компании под гламурной вывеской «Полный Дюшес» и очень тихо, с большой теплотой спросить менеджера:
