Юрий Черняков - Чудо в перьях
Вопросы сыпались, я не успевал отвечать, только качал головой и бессмысленно улыбался.
— Ты ведь не предашь меня, нет? Не убьешь, как он велел?
— Вам лучше полежать, Андрей Андреевич. И успокоиться. А лучше поспать. Где у вас нитроглицерин? В каком кармане?
— А ты не суетись, Паша… — Он сам достал из нагрудного кармана пижамы пакетик с таблетками. И положил под язык. — Ты не должен оставлять меня одного в это трудное время, — забубнил он привычно.
— А когда оно было легким? — спросил я.
— Мои враги только и ждут, когда я ослаблю вожжи, уроню знамя. А кто его подхватит? Кому я могу доверить свои начинания? Никому! Слышал, какие скандалы начались из-за ЭПД? Мой почин не решаются подхватить на местах и все выжидают, чем это закончится! И этим пользуются там, в Центре, мои враги, чтобы пошатнуть мой несомненный авторитет. Я охотно уступил бы власть и говорю это всем. Было бы кому.
— А что там опять в этом ЭПД, будь он неладен, приключилось?
— Долго рассказывать… — пробурчал он, почти засыпая, тем не менее поведал эти грустные, почти мистические истории, которые там начались.
Во-первых, по требованию Центра стали взимать оплату услуг в валюте. В результате везде стали грабить иностранцев, прилетевших на свой страх и риск в эту сказочную страну в поисках еще неизведанных экзотических наслаждений.
Тогда иностранцев стали сколачивать в хорошо охраняемые группы, а на всех континентах возникли скороспелые туристические агентства, рекламирующие ЭПД как земной рай, где можно утолить самые буйные фантазии, не говоря об извращенных ожиданиях. Туристы хлынули потоком! Особенной популярностью у них почему-то пользовалась девушка по прозвищу Лолита — рыжая, длинноногая, аппетитная, которую я видел только раз или два, настолько она бывала занята.
Так вот, стали исчезать ее клиенты. Сначала постоянные, потом начинающие. Они входили к ней, потом в нее, и больше их никто не видел. Начинали исчезать целые группы. Из Центра прибыли следователи Генеральной прокуратуры по особо важным делам и исчезли там же, где все остальные. Теперь Лолиту отправили в отпуск. Решили проверить, будут ли по-прежнему исчезать люди уже в ее отсутствие?
— Ну и как? — спросил я.
— Теперь исчезла она сама. Ты хоть ее видел? Что в ней такого, что это вызвало международный скандал? Вчера к нам прибыла целая группа португальцев по путевкам секс-тура. Они возмутились, узнав о ее незапланированном отпуске и что ее не могут вернуть! Они уже написали в Комиссию по правам человека, потребовали вернуть деньги, а потом перекрыли движение в центре города, чтобы обратить внимание общественности на свои проблемы.
— Да и черт с ними! — сказал я. — Подумаешь…
— Тебе черт, а я решил, что пришла пора закрыть ЭПД, который вся пресса и телевидение теперь бичуют, как рассадник чуждых нам нравов. И позвонил по этому поводу туда… — Он указал на потолок. — Мне ответили, что как раз делать этого нельзя ни под каким видом! И зачитали мне справку Центрального банка. Наш ЭПД дает в год валютных поступлений столько же, сколько нефтяники Башкирии и Татарии, не требуя капитальных затрат, ремонта и смены изношенного оборудования. Да, критиковать нас по-прежнему будут, есть за что, и потому нам следует организовать на должном уровне воспитательную работу среди населения Края, чтобы предоставить ЭПД в полное распоряжение конвертируемой клиентуры… Теперь представь, что удастся провести такую работу среди населения. Завтра же ЭПД разнесут. И опять я буду виноват. И пресса будет клеймить уже за акт вандализма, мною допущенный. А валютных поступлений в закрома Родины мне теперь никто не снизит… Вот о чем хотел с тобой посоветоваться, но ты в это время гонял чаи с тараканами… Я подумал: «А не устроить ли нам конкурс красоты?» А Мария, как символ и светоч женственности и целомудрия, вручала бы призы победителям. Я в начале века в Париже наблюдал это действо. Участвовали княжны и графини из лучших русских семей. Ах, какое это зрелище! Какие девушки!
— Обязательно вляпаемся, — сказал я, позевывая и потягиваясь от хронического недосыпа. — Опять впереди паровоза побежим.
— А иначе никак! — развел он руками. — Самая верная тактика. Не беда, что завалил одно многообещающее начинание. Беда, если не успеешь переключиться на другое, способное отвлечь общественное мнение от провала. На том наша держава стоит и будет стоять, слегка покачиваясь, по не падая, еще многие столетия, пребывая в динамическом равновесии. Я почему-то думаю, что во время конкурса вдруг объявятся пропавшие прокуроры и депутации, на что мне сверху особенно попеняли. Что скажешь?
— Были бы девушки, — пожал я плечами, — не охваченные ненасытной гидрой ЭПД. Я даже готов поучаствовать в отборе, но боюсь, что Елена Борисовна возобновит свой индивидуальный террор, вздумав меня ревновать. Вы же не предпринимаете никаких мер против ее посягательств! Что хочет, то и творит.
— Как у меня с Ромой, — вздохнул он. — И ничего не могу поделать. Уж сколько его травил, пытал, жег, убивал, а он обязательно объявлялся в следующем поколении, и все начиналось сначала. Только лет пять — десять удавалось после его гибели отдохнуть…
— Помирились бы, что ли, — сказал я. — Чтобы не избавляться. А то в новом столетии он вам все припомнит.
— Да уж пытался… А Елену Борисовну тебе придется потерпеть. Ученые просят. Сидят целыми часами перед телевизором со своими измерительными приборами, изучают. Хотят провести эксперимент при твоем непосредственном участии… Но мы с тобой, Паша, оба уходим от неприятного разговора. О чем вы говорили с Романом Романовичем?
— В другой раз… — уклонился я, отводя глаза. — Надо осмыслить. Разобраться. А в общем, ничего особенного.
Он смотрел мне в глаза. Я старался их не отводить. У него загадки, пусть и у меня будут.
Я часто спрашивал себя, чем он занимается в определенные часы утром и вечером, когда всех вдруг выпроваживал из кабинета, отключал телефоны и запрещал себя беспокоить. Секретарши только пожимали плечами. Раз ночью я не выдержал и по водосточной трубе добрался до окна его кабинета. Он был освещен. С трудом подтянувшись, держась только за скользкий подоконник, я заглянул вовнутрь. Он сидел по-турецки на коврике, с закрытыми глазами, сложив руки у рта лодочкой. Медитировал, как объяснил он мне впоследствии. Вдруг глаза его открылись, и мы встретились взглядами. Он встал, подошел к окну, открыл его. Посмотрел вниз.
— А как ты спустишься? — участливо спросил он.
— Вы мне поможете, — прохрипел я. — Дайте руку!
— Не могу. — Он заложил руки за спину. — Сюда нельзя, Паша. Ты прервал мое погружение в нирвану. Я видел свою последующую жизнь и даже знаю, чем ты будешь при мне заниматься.
— Я сейчас сорвусь! — сказал я, отчаянно пытаясь зацепиться ногой за какой-нибудь выступ в стене.
— Ты — десантник. А здесь всего третий этаж. И потом, Паша, для тебя должна существовать загадка во всем, что касается меня. Иначе наши отношения, которыми я дорожу, могут испортиться! Да-да. Только ради твоего будущего благополучия я не подам тебе руку. Иначе может прерваться цепь, — монотонно забубнил он, закрыв глаза. — И левое колесо не станет вертеться, когда прекратит свое вращение правое. И исчезнет самоуглубленность, помогающая постичь целостность бытия…
Я выругался и сорвался вниз. В падении попытался сгруппироваться, но немного опоздал. Он смотрел сверху на меня, стонущего от боли. И даже не пытался что-то предпринять.
В больнице он завалил меня цветами, как какую-нибудь примадонну. И каждый раз присылал записки, в которых цитировал латинских авторов. «Не все мы можем!» (Вергилий). Или: «Великих дел, не сопряженных с опасностями, не бывает!» (тот же автор).
Пару раз приходил, приносил книги. Рассказывал о своих карточных проигрышах членам правительства. Он читал их мысли не хуже, чем их докладные, знал всегда их карты не хуже, чем их досье, но было скучно обыгрывать, хотя играл с ними уже в долг.
— Ставите на них опыты? — спросил я. — Если некуда девать деньги, отдавайте их мне!
— Ты пропьешь или потратишь на баб, — сказал он. — Мне интересно за ними наблюдать. Во всем остальном это донельзя скучные и тусклые личности. Но как оживляются, достигнув победы над превосходящим! Такое в глазах самоупоение, такое в поведении самоутверждение!
— Делать вам нечего! — сказал я. — Другие руководители как руководители! С утра проводят совещание, потом на объекты, устраивают взбучки, вызывают на ковер…
— И потому у них столь низкие показатели, — улыбнулся он. — В отличие от меня, предпочитающего не вмешиваться в ход вещей…
13
По телевидению было объявлено, что волнующий общественность вопрос по поводу спиритических способностей Елены Борисовны по отношению к моей персоне будет разрешен в ближайшее время на глазах всех желающих с помощью научного эксперимента, проводимого комиссией, состоящей сплошь из представителей как официальной науки, так и конфиденциальной. Дабы прервать ненужные слухи и разноречивые толки.
