Т. Паркер - Безмолвный Джо
Я перезвонил, чтобы сказать ей "нет" и освободить от необходимости новых телефонных звонков.
У Джун Дауэр был довольно приятный голос, и она поблагодарила меня за звонок. Я стал объяснять, почему не могу принять участие в передаче, но она прервала меня, сказав, что ее станция относится к общественной системе вещания и имеет социальную направленность. Она также объяснила, что ее шоу "Воистину живой" построено на прямом эфире с интересными личностями, но не из праздного любопытства и с целью покопаться в чужом белье, а получить объективную информацию. По ее словам, их интересуют не "сенсационные личности, которым нужна известность, а обычные люди в наиболее драматичные моменты их жизни".
Джун Дауэр сказала, что ее всегда интересовала моя история, с тех пор как она услышала о ребенке, которому отец выплеснул в лицо кислоту. Она видела некоторые фотоснимки в местной печати, когда мне было шесть лет и я выступал в младшей лиге. Она вспомнила большой разворот с моей фотографией в двенадцатилетнем возрасте и цветное фото на обложке одного журнала. Еще она добавила, что давно хотела взять у меня интервью, и довольно точно припомнила содержание статьи в "ABC". Тогда мне было восемнадцать, я оканчивал среднюю школу в Фуллертоне, где, помимо прочего, изучал историю и теорию полицейского дела.
– Прошу извинить, но я не смогу, мисс...
– Дауэр, Джун Дауэр.
– Я не могу дать интервью, мисс Дауэр.
– Не можете или не хотите?
– Не хочу.
В трубке повисла тишина. Мне было слегка неловко отказывать ей. Я вообще не люблю огорчать людей.
– Джо?
– Да, мэм. То есть я хотел сказать, миссис...
– Просто Джун, Джо. Джун. О'кей?
– Хорошо, Джун.
– Джо, выслушайте меня. Почти всю жизнь мне хотелось побеседовать с вами. Когда мы оба учились в шестом классе, я даже написала о вас репортаж. Вы идеально подходите для "Воистину живого". Давайте же, Джо. Дайте мне шанс. Вы же выступали в передаче этой дамочки на седьмом канале, которая картинно утирала слезы на своем подтянутом косметологом личике, выпячивая сочувствие. Я видела все это, Джо. Она просто использовала вас.
– Использовала? Но зачем?
– Вызвать у зрителей жалость. По-моему, это было отвратительно. Но это был коммерческий телеканал, а мы – общественная радиостанция. Мы нищие!
Это меня убедило.
– Хорошо, – согласился я. – Спасибо, что вызвал у вас интерес.
Она вздохнула.
– Джо, вы должны это сделать, и знаете почему?
– Нет.
– Потому что, кроме вас, есть другие маленькие мальчики и девочки, которым еще предстоит пройти через то, что пережили вы сами. И может, в еще худшем варианте, чем у вас. И вот эти маленькие человечки сидят в своем темном и тесном... аду... размышляя, зачем все это продолжать? Да, Джо, мы не знаем наверняка, но всегда есть вероятность, что такой человечек услышит вашего "Воистину живого" на нашем канале. А услышав, поймет, что у него тоже есть шанс.
Я обдумал ее слова. У нее был приятный, нежный и убедительный голос.
– Вы считаете, что воодушевление лучше жалости?
– Я так считаю, Джо. Воодушевление заставляет слушателей оглянуться вокруг. А жалость всего лишь доставляет им удовольствие от сознания, что они избежали вашей ситуации.
– О'кей.
– Так вы сделаете это?
– Да.
– Возможно, это не доставит вам много радости, Джо. Но я лично буду счастлива. А может, и еще кто-нибудь из тех, о ком мы даже не подозреваем.
– Рад доставить вам удовольствие.
Но когда мы обговорили час и день встречи и Джун Дауэр сообщила мне адрес "КФОС" в Хантингтон-Бич, я уже начал сожалеть о том, что согласился.
* * *Спустя два часа я выходил из машины на улице у конторы Алекса Блейзека. Это было здание в промышленном районе Коста-Меса – ограды из металлических цепей, темнота и лай сторожевых собак.
Перепрыгнув через ограду, я прошел к входной двери. Затем набрал номер Блейзека на своем "мобильнике". Нащупав ручку замка, вошел внутрь и отыскал выключатель. Прослушал свой голос на автоответчике Блейзека. Заметил блок сигнализации на стене. Как только его телефон закончил прием моего сообщения и отключился, я запросил по нему точное время и положил трубку рядом с аппаратом. Теперь я мог спокойно проверить все сигнальные устройства, но никто не мог сюда дозвониться с запросом.
Сначала вестибюль. Старый ковер, фанерные панели, конторка с отслоившейся виниловой крышкой. Под конторкой стоял пустой и грязный стеклянный ящик. Внутри ящика, судя по всему, когда-то размещались световые индикаторы, но сейчас виднелись лишь обрывки проводов.
За прихожей располагалась большая комната с низким потолком и очень мощными лампами дневного света. Никаких окон, вешалки с крючками на стенах и одна дверь.
В центре полукругом располагалось шесть круглых стендов. В двух слева были выставлены пулеметы. В двух центральных – карабины и седельные винтовки. А в двух справа, похоже, красовалось военное снаряжение. Вдоль трех стен стояли витрины, забитые пистолетами, револьверами, автоматическим оружием, ножами, штыками, мечами, кинжалами, дубинками, металлическими кастетами, опасными бритвами и экзотическим оружием – всевозможными метательными ножами и звездами, нунчаками, дротиками. Я заметил даже открытую коробку с противопехотными бомбами – небольшими яйцеобразными снарядами с оперением, чтобы бросать сверху, легко пробивающих каски и черепа.
Я продолжил осмотр. Это местечко выглядело воплощенной мечтой двенадцатилетнего мальчишки, насмотревшегося телевизионных боевиков, или свихнувшегося студента. Более двух сотен марок огнестрельного оружия, множество ножей и всякой экзотики.
* * *У дальней стены, тоже заставленной ящиками с вооружением и боеприпасами, виднелась лестница. На верхнем этаже я обнаружил стол, два дивана с одеялами и подушками два стула, телевизор, компьютер, а также ванную и небольшую кухню. Между диванами стоял столик, заваленный журналами на тему боеприпасов и средств вооружения, и пепельница, изготовленная из гильзы тяжелого снаряда в дюйм высотой.
В пепельнице лежали две наполовину выкуренные сигары. Одна была марки "Маканудо", на другой этикетки не было. Здесь же валялась белая круглая палочка с ровным ярко-красным овалом на фильтре. Сбоку от пепельницы лежала пачка спичек с надписью "Бамбук-33".
На кухне был небольшой холодильник, в котором лежали нераспечатанные пакеты молока и апельсинового сока, хлеб и яблоки. Судя по штампу на пакете молока, оно было куплено неделю назад. Яблоки были еще крепкими, а упаковку с хлебом не открывали. На стойке лежали почти спелые бананы и пачка печенья довольно свежего вида. Я включил телевизор: он был настроен на канал мультфильмов.
В ванной комнате тоже валялись журналы, а на полочке рядом с раковиной стоял большой баллон с туалетным дезодорантом. Грязное зеркало, чистый унитаз, включенный фен.
Оторвав клочок туалетной бумаги, я вернулся к пепельнице, изъял остатки сигар, завернул их в бумагу и убрал в карман. То же самое проделал и с сигаретным окурком. Когда я его забирал, то обратил внимание на ленту с этикеткой от сигары "Давыдофф", аккуратно разрезанную в узкой части и сохранившую овальную форму. Взяв еще один кусок туалетной бумаги, я прихватил и этикетку.
Я рассчитывал, что Мелисса, моя подруга из лаборатории криминалистики, сможет по этим образцам установить ДНК. В человеческой слюне этого добра навалом.
Кто-то был вынужден покинуть это местечко, причем недавно. Еда и напитки всего недельной давности. И вряд ли Бешеный Алекс Блейзек всем другим передачам предпочитает мультфильмы. Ему скорее подошел бы сериал "Могучие рейнджеры".
* * *Позднее тем же вечером ко мне в дверь постучал Бо Уоррен. Когда я ему открыл, он улыбнулся мне, а глаза у него весело искрились в свете уличного фонаря.
– Джо, мне просто надо сказать тебе, что никто на Земле не смог бы безнаказанно сделать то, что тебе удалось со мной сегодня.
– Это следует считать предупреждением, сэр?
– Возможно, в другом месте и в другое время.
– Я слышал, что Марчант почти застал Саванну на ранчо Санта-Фе.
Уоррен покачал головой.
– Идиоты. Помоги нам, Джо. Сделай то, что удалось твоему отцу. Найди ее. Предложение остается в силе – если все сделаешь, миллион твой.
– Ваши друзья тратят миллионы, как я четвертаки.
– Это называется "положение обязывает", толстокожий бегемот. И не забывай о нежелательной огласке.
– А вы так беспокоитесь, что первыми ее отыщут фэбээровцы?
– Джек не хочет огласки по одной причине. Все из-за того же Алекса. Ни к чему и фонтан публикаций на эту тему. Просто тихое и счастливое воссоединение семьи – вот для чего этот миллион.
Я подумал о Бешеном Алексе и его спокойной вежливой сестричке.
– Я попытаюсь найти ее независимо от денег.
Он бросил на меня жесткий взгляд:
