Франк Тилье - Проект «Феникс»
— Я вообще часто присутствую на заседаниях суда, когда рассматриваются наиболее серьезные из моих дел. Ну а тут я еще и в отпуске был.
— Вот я, когда у меня отпуск, еду на рыбалку или в горы. — Он повернулся к Леблону: — А ты?
Гад растянул узкие губы в подобии улыбки, и взгляд Маньяна вернулся к Шарко. Теперь хозяин кабинета был спокойным и насмешливым:
— А ты, значит, предпочитаешь зал суда!.. Ну что ж, каждому свое. Скажи, а тебе известны враги Юро?
— Среди всех родителей, живущих во Франции?
Долгая пауза, в течение которой действующие лица мерили друг друга взглядами. Наконец Маньян бросил на стол ручку и наклонился вперед, буравя глазами комиссара:
— Ты знал, что его выпустили?
Шарко ни секунды не колебался и ответил вполне искренне:
— Да. Последние годы Юро пробыл в больнице Сальпетриер: его перевели туда, чтобы подготовить к освобождению. А я там лечился в течение нескольких месяцев — думаю, знаете от чего.
Леблон неприятно улыбнулся.
— И вы там встречались?
— Хочешь сказать, в палате для буйнопомешанных с мягкими стенами?
— Зачем же так? Что-то больно ты нервный сегодня.
Шарко потер лоб. Солнце весь день било в окна, но стены оставались сырыми, будто зараженные грибком. Все помещение было пропитано накопившимися за годы запахами пота, табака, старой мебели.
— Нет, представляешь? — ответил он гаду. — Пока ты драил в армии сортиры, я уже делал ровно то, что тебе надо делать сейчас. Сажал за решетку. Вы за кого меня принимаете, а? За идиота? Вам хочется мне напакостить? Отравить мне жизнь только из-за того, что я был знаком с жертвой? Почему? За что? Только за то, что мне хотелось работать в другой команде?
— Иди ты со своей паранойей! Тебя просят немножко помочь, не более того. И напоминаю: мы говорим без свидетелей. Так встречались вы с Юро в больнице или нет?
— Случалось. Наши отделения были рядом.
— А после того, как он выписался из психушки, ты его видел?
— Два дня назад, в Венсенском лесу, и не в лучшем состоянии.
— Ты и сам не в лучшем состоянии, приятель, — парировал гад. — С тех пор, как ты потерял жену и дочь, ты не можешь отделаться от черных мыслей, и тебе везде мерещатся заговоры. Не понимаю, как можно держать на работе человека с поехавшей крышей!
На то, чтобы вскочить, с грохотом отбросив стул, и кинуться на Леблона, Шарко хватило секунды. Одинаково мускулистые и сильные, они натолкнулись на перегородку, уронили мусорную корзинку, перевернули стул. Маньян, поморщившись, разнял их, не дав пустить в ход кулаки.
— Да успокойтесь же, черт побери! Какая муха вас укусила?
Обменявшись полными ненависти взглядами, они почти сразу же вновь заняли свои места. Шарко чувствовал, как пульсируют сосуды на висках. Леблон, чтобы прийти в себя, отошел к окну покурить. Маньян, внешне спокойный, попытался все уладить:
— Ладно, прости его. Естественно, ты выходишь из себя, слыша басни, которые про тебя распространяют, естественно и нормально. Ты, комиссар, жил себе в тепле и холе и вдруг стал дерьмо разгребать. В твоем положении я реагировал бы точно так же.
— Ты не в моем положении.
Маньян пропустил реплику мимо ушей и вернулся к теме:
— Значит, после больницы ты до субботы Фредерика Юро не видел?
— Если память мне не изменяет, нет, не видел. Но ведь ты знаешь: Бур-ла-Рен, Л’Аи-ле-Роз — это совсем рядом. И вполне возможно, что я, вовсе не собираясь за ним следить, когда-нибудь с ним пересекся. Ты же сам говорил, что порой я не в состоянии вспомнить, куда положил свою пушку.
Маньян повернулся к Леблону, глянул на него с усмешкой, потом продолжил разговор. Казалось, он стал еще спокойнее, он почти что улыбался.
— «Вовсе не собираясь за ним следить» — отлично. Перейдем к сегодняшнему дню и к тому, зачем мы тебя сюда позвали на самом деле, не возражаешь? Ты знаешь, что на одежде жертвы найден волосок из брови?
— Нет, я этого не знал. Какая мне разница, что там нашли.
— Очень трудно не оставить следов, которые нельзя было бы обнаружить со всей нашей современной техникой. Я бы даже сказал — практически невозможно не оставить следов. Не станешь спорить? Кожа — чешуйки и корочки, пото-жировые выделения, отпечатки пальцев…
— Ну и что?
— Из волоска извлекли ДНК, сравнили с данными из картотеки НАКГО.[9] И все сошлось. Если основываться только на науке и полностью исключить присущий нам как ищейкам нюх, можно сказать: преступник у нас в руках.
— Случайно не моя это оказалась ДНК? — Шарко заметил, как сглотнул Маньян, как задергалось его веко. — А не потому ли мы не так давно сдали свой биоматериал и теперь образцы ДНК каждого из нас тоже включены в картотеку НАКГО, что мы тоже «загрязняем» место преступления? — продолжал комиссар. — Такое бывает всегда, и так будет в этом «обезьяньем» деле, которое мне сейчас поручено. ДНК шимпанзе, уборщика, приматолога, всех полицейских. Куча отпечатков на прутьях клетки! Ну и, черт побери, зачем ты позвал меня сюда? Чтобы обвинить? Чего ты добиваешься? Испортить несколько лет, которые мне остались?
Маньян немножко поколебался, потом заговорил снова, вроде бы даже искренне:
— Не в этом дело, комиссар. Проблема в том, как ты повел себя там, на месте преступления. Ты трогал труп, ты лез везде и везде наследил. Как будто хотел затоптать возможные улики и не дать нам шанса найти убийцу. А может, ты попросту хотел досадить мне, чтобы я прогнал тебя из бригады? Говори наконец правду, комиссар, мы же с тобой на одном поле пашем, не забыл?
— Я не спал ночь. Я думал сразу о тысяче вещей. Окно автомобиля было открыто, ну и мне захотелось глянуть, что за физиономия у парня, который решил прогуляться ночью в этой глуши. Да, сунулся внутрь машины, да, не принял никаких мер предосторожности, да, свалял дурака. Это ты хотел услышать?
Леблон в глубине комнаты молча выпускал дым в форточку, Маньян вернулся к разговору:
— Знаешь, а ведь возможно, убийца, который целился абсолютно хладнокровно, не надевал маски… Даже наверняка не надевал: хотел, чтобы Юро видел его лицо в минуту, когда получит отверткой в брюхо. Потому что… не знаю… потому что, может быть, хотел показать, что ничего не забыл, что считает Юро ответственным за свои действия… Судья принял доводы защиты, и он просидел всего-навсего девять лет в психбольнице, а признали бы тогда, что он в здравом уме, дали бы вдвое больше в тюряге. Мы, полицейские, не выносим таких людей, потому как из-за них нам кажется, что вкалываем зря. Теперь что скажешь?
Шарко в ответ только пожал плечами, и Маньян продолжал гнуть свою линию:
— Чуть больше года назад ты был аналитиком, и у тебя должен найтись ответ на вопросы такого рода.
— Есть другие аналитики, они еще работают, проконсультируйся у них.
Шарко посмотрел на часы и встал, на этот раз — спокойно, без шума.
— Я оттрубил здесь почти тридцать лет. И за эти тридцать чертовых лет засадил за решетку немало парней раз в десять страшнее Юро. Я вкалывал так, как тебе, скорее всего, и не снилось. А ты решил меня уничтожить, как уничтожил тут многих до меня. Кроме ДНК, которую обнаружили на месте преступления, у тебя нет против меня ни-че-го. Да, я наследил там, но почему же ты не предупредил об этом экспертов-генетиков? Потому что они тебя не любят? Потому что ты бывал уже чересчур крут с подозреваемыми и даже с собственными сотрудниками? Я уже знаю, как ты осатанеешь, как будешь стараться потопить меня, ты ведь хуже стервятника. Тебе что — скучно, делать нечего? — Комиссар, наклонившись над столом, приблизил лицо к лицу Маньяна. — Говорю тебе это первый и последний раз в надежде, что усвоишь. Я не имею ни малейшего отношения к смерти Юро. Я такой же полицейский, как ты. Я вернулся в уголовку, потому что мне осточертел кабинет в Нантерре, неужели это непонятно? А если ты все еще сомневаешься, дам тебе и твоему болвану добрый совет: будьте впредь поосторожнее и смотрите, куда вляпываетесь.
— Сам будь поосторожнее! Мне нужен преступник, нужен как можно скорее, и можешь быть уверен — я его вот-вот найду, — ответил Маньян и бросил вслед направлявшемуся к двери комиссару: — Пока все это останется между нами, я ни слова никому не скажу. Что касается ДНК, тут ты прав: она остается повсюду, как отпечатки пальцев на отправленном по почте письме. И я не хочу, чтобы у тебя из-за этого были неприятности. Видишь, мы все-таки заботимся о том, как ты будешь выглядеть в глазах людей!
Шарко, хлопнув дверью, вышел и быстро зашагал к автомату в конце коридора. Ему необходим был глоток воды, а потом — кофе. Крепкий, как можно крепче.
Держа в руке стаканчик, он свернул к своему кабинету, в котором теперь поселился Леваллуа. За окнами закатное солнце позолотило крыши домов, но влажность оставалась невыносимой. Шарко поставил обжигающий напиток на стол, тяжело опустился в кресло на колесиках. Он был измучен, разбит. Этот день, это подобие допроса выкачали из него ту малость энергии, какая еще оставалась.
