Эрик Ластбадер - Черное сердце
И сейчас Киеу был рядом, рука его лежала на плече Эллиота, и он чувствовал себя в полной безопасности, по телу его разливалось приятное тепло — он никогда не испытывал таких чувств, даже не подозревал, сколь прекрасным может быть ощущение покоя.
Они поднялись наверх и прошли через скудно освещенный коридор. Остановились у прежней спальни Эллиота.
— Ты помнишь свою старую комнату? — прошептал ему на ухо Киеу и открыл дверь.
Эллиот огляделся по сторонам:
— Ничего не изменилось. Как будто я никуда не уезжал.
— Таково было желание твоего отца, — так же шепотом произнес Киеу. — Он хочет вернуть тебя, Эллиот. Он никогда не мог смириться с тем, что ты ушел отсюда. Для него это означает только одно: ты улизнул у него между пальцами.
— Так оно и было. Я должен был это сделать. — Он повернулся к Киеу. — Ты единственный, кто это понимает. — Глаза Киеу сверкали, темные зрачки почти слились с такой же темной радужной оболочкой.
— О да, я понимаю. — Киеу снова обнял Эллиота за плечи. — Я горжусь твоим мужеством, ты совершил очень достойный и решительный поступок. Хотел бы я, — взгляд его на мгновение затуманился, — в общем, не знаю, смог бы я поступить так же.
— Конечно же, ты можешь! — Эллиот словно ожил. — Я помогу тебе. Мы сделаем это вместе.
Глаза Киеу были по-прежнему печальные, он еще крепче сжал плечо Эллиота:
— К сожалению, для меня уже слишком поздно.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Не могу объяснить. — Киеу поглядел в сторону двери. — Это очень трудно... я не могу этого объяснить. Никому. Даже тебе.
Эллиот неуверенно коснулся его руки.
— Что случилось, Киеу? — В голосе его слышалось участие. — Я могу тебе помочь? Позволь мне помочь! Я хочу искупить свою вину перед тобой, все эти годы я вел себя по отношению к тебе просто безобразно. Разреши мне помочь тебе! Ради нас обоих.
По лицу Киеу пробегали тени, казалось, это из непроходимой чащи выползают ночные духи. Он не отрываясь смотрел на Эллиота, и тот понял, что Киеу принял решение. Киеу обязательно расскажет ему, в чем дело! У них уже есть одна общая тайна. Эллиот поежился, но не от холода, а в предвкушении.
Когда Киеу вновь заговорил, голос его изменился. Он стал ниже, в нем появились басовитые нотки, воздух как бы начал вибрировать. Киеу говорил тихо, но, казалось, голос его заполнил весь дом:
— Я много лет провел в аду, но, когда наш отец привез меня в Америку, я решил было, что ад остался в прошлом... Отец увез меня от красных кхмеров, от моей растерзанной семьи. Я был благодарен ему, так благодарен, ты не можешь даже себе это проставить. Он понял мою психологию и воспользовался этим. На моих глазах, уничтожив убийц брата, он сделал меня вечным своим должником. Он выдрессировал меня, я стал псом, готовым по команде хозяина кинуться за добычей.
Киеу пошевелился, и на лицо его упал луч света. В глазах его вдруг появился такой страшный отблеск, что Эллиот попятился.
— Ради него я убивал. Я делал такие вещи, которые зарекся не делать никогда больше. Я совершал все это во имя любви, в память о Самнанге и моих предках. У меня не было иного выбора.
Киеу взял Эллиота за руку и сделал шаг в сторону. Они снова оказались в темноте:
— Вряд ли ты поймешь то, что я тебе скажу. Просто поверь мне. Я связан по рукам и ногам кодексом чести. Я обязан убить нашего отца за то, что он сделал... Но не могу.
Эллиот заморгал, словно в глаз ему попала соринка. Лицо его покрылось потом.
— Да, я связан кодексом чести. И теперь меня лишили моей чести. — Он сжал плечо Эллиота. — А без нее я не могу жить. Наш отец отнял у меня самое ценное, то, что составляло основу моей жизни... Единственное, что имело значение.
Эллиот попытался освободиться из мертвой хватки Киеу. Нижняя губа его предательски вздрагивала, язык словно прилип к гортани. Он прокашлялся и срывающимся шепотом спросил:
— Что... ты собираешься делать?
Глаза Киеу вспыхнули:
— Я собираюсь прекратить свое существование. — Он еще сильнее сжал пальцы, и Эллиот едва не вскрикнул от боли. — И ты должен помочь мне.
— Нет!
— Ты должен! — Голос Киеу стал умоляющим. — Я не могу этого сделать сам. Ты нужен мне, Эллиот.
— Но это же, — Эллиот качал головой. — Нет! Я не могу этого допустить. Не могу!
— Да, да, да, — простонал Киеу. — Ты сказал, что хочешь помочь мне. Это единственный способ!
— Я не имел в виду... — Эллиот отвернулся и закрыл глаза. — Проси меня о чем угодно, но только не об этом! Все что угодно, но не это!
— Понятно... — Киеу не собирался сдаваться. — Вот какова твоя помощь... Да, ты поможешь, но только на тех условиях, которые устраивают тебя, не так ли? Ты сделаешь только то, что сам считаешь правильным и необходимым! Ты — житель Западного полушария, Эллиот, и многого не понимаешь. Посмотри мне в глаза. Посмотри же, прошу тебя! — Эллиот повернулся к нему. — Ты должен это сделать. Ты же обещал, ты дал обещание!
Киеу убрал руку за спину, а когда выпрямил ее, в ней был какой-то темный предмет. Эллиот почувствовал запах масла и еще какой-то резкий и странный аромат.
— Дай руку, — тихо произнес Киеу. — Дай мне свою руку, Эллиот.
Не понимая, Эллиот протянул руку. Он видел только сверкающие глаза Киеу, и вдруг почувствовал, как в ладонь ему лег какой-то тяжелый металлический предмет.
— Сожми пальцы, — сказал Киеу, не отрывая взгляда от лица Эллиота. — Пропусти указательный палец через скобу. — Он помог Эллиоту нащупать изогнутую металлическую пластину. — Очень хорошо, — и он развернул Эллиота лицом к открытой двери.
— Отлично, — прошептал Киеу. — Стой здесь. Да, вот здесь. Не надо никуда идти, просто поднимешь руку и нажмешь пальцем на курок, вот и все. И освободишь меня от моего бремени. Тебе понятно?
Эллиот вдруг осознал, что сделает все, о чем его просит Киеу. Он обязан это сделать. У них есть общие тайны, они знают то, чего не знает никто в целом мире. Их связывает нечто большее, чем кровные узы. Они ближе, чем родные братья. Он должен это сделать. Теперь он не сомневался, что принял правильное решение. Он лучше чем кто бы то ни было знал всю степень страданий Киеу, он чувствовал их, как свои собственные. Он сделает все от него зависящее, чтобы избавить Киеу от мучений.
— Да, — ответил он, хотя так ничего и не понял. Но это не имело ровным счетом никакого значения, как и то, что он никогда не сможет этого понять.
— Хорошо, — будничным тоном произнес Киеу. — Сейчас я пойду к себе в комнату: надо совершить определенный ритуал, вознести молитвы. Когда ты услышишь, что я кончил молиться, приготовься. Я встану в дверном проеме — я зажгу свет в коридоре, и ты увидишь просто силуэт, ничего более. Так тебе будет легче: ты не будешь видеть мое лицо. Просто поднимешь руку и нажмешь на курок. Вот и все. Ничего сложного. Выстрел, и все кончится.
Киеу направился к двери. Услышав за спиной сдавленное мычание, он обернулся:
— Да?
— Прощай, Киеу.
— Прощай, mon vieux[27].
И вскоре до Эллиота донеслось пение Киеу: его брат молился. Эллиот слышал его голос очень отчетливо, казалось, голос бродит кругами по пустому дому, озирается в сумерках, прощается с жизнью. Жаль, что Киеу оставил меня здесь одного, подумал Эллиот, а потом даже обрадовался: ему поручено очень ответственное дело. Значит, он чего-то стоит, что-то из себя представляет. Из всех живущих на земле Киеу выбрал именно его. Потому что они ближе, чем родные братья. Эллиот всегда мечтал о брате и никогда не считал Киеу таковым. Он только сейчас понял, что такое брат. Эллиота переполняли чувства, ему хотелось и плакать, и радоваться.
Он чувствовал себя живым.
Пение продолжалось, и Эллиоту показалось, что он ощущает запах благовоний. Как же он прежде ненавидел этот запах! И как теперь любит. Он явственно видел обнаженного Киеу, преклонившего колена перед статуэткой Будды.
Пистолет оттягивал руку, между пальцами и теплой рифленой рукоятью уже образовалась тонкая пленка пота. Он хотел перехватить пистолет в другую руку и вытереть потную ладонь, но боялся, что пропустит момент, когда Киеу закончит молитвы и не успеет сделать все так, как хочет брат. Он не мог рисковать, слишком ответственная на него возложена миссия.
На глаза наворачивались слезы. Может, от дыма благовоний? — подумал Эллиот. Он постоянно моргал, чтобы ничто не мешало ему отчетливо видеть дверной проем. Казалось, он очутился один в ночи, в тихой безветренной ночи. Но это была живая ночь, он чувствовал ее дыхание, ее пульс. И он не был одинок. С ним Киеу, и Эллиот чувствует себя сильнее и увереннее. Боль брата — моя боль. Мой брат, думал он. Мой брат.
Пение прекратилось.
* * *Внезапное вторжение. По их мнению, в этом ему не было равных. Так они сказали, когда брали его на работу. А взяли его потому, что он был сыном Луиса Ричтера. Шесть дней они гоняли его по программе тестов и в конце концов определили его будущую специальность.
