Грегори Робертс - Шантарам
После женитьбы трех моих друзей в моем сердце образовалась пустота, и в течение трех следующих недель я пытался заполнить ее любой работой, какая подворачивалась под руку, и любыми сделками, какие мог придумать. Я слетал с очередной партией паспортов в Киншасу, остановившись, согласно полученным инструкциям, в гостинице «Лапьер». Это довольно убогое трехэтажное строение находилось в переулке, параллельном главной улице Киншасы. Постель была чистой, но пол и деревянные стены создавали впечатление, что их сколотили из досок, отодранных от старых гробов, выкопанных после захоронения. В номере витал непобедимый могильный запах, который, смешиваясь с затхлым влажным воздухом, оставлял во рту трудно определимый, но определенно удручающий вкус. Я пытался отбить его, поглощая бельгийский виски и куря одну за другой сигереты «Житан». Коридор патрулировался крысоловами, таскавшими за собой прыгающие мешки, набитые пойманными животными. Поскольку шкаф и комод уже были заняты колонией тараканов, я развесил свою одежду, туалетные принадлежности и все прочие вещи на крюках, предусмотрительно вбитых повсюду, где они могли держаться.
В первую же ночь меня разбудили выстрелы, прозвучавшие прямо за моей дверью. Что-то тяжелое упало — по-видимому, чье-то тело, — затем послышались шаркающие шаги, и что-то тяжелое куда-то поволокли. Схватив нож, я открыл дверь и выглянул. В дверях трех других номеров тоже стояли люди европейской наружности, сжимавшие в руках пистолеты и ножи. Посмотрев друг на друга и на кровавый след, тянувшийся вдоль коридора, мы как по команде молча закрыли двери.
После Киншасы я побывал с такой же миссией на острове Маврикий, в городе Кьюрепайп, где отель был не в пример удобнее и спокойнее. Назывался он «Мандарин» и с дороги, серпантином поднимавшейся через классический английский парк, выглядел со своими башенками как шотландский замок. Интерьеры, однако, были выдержаны в стиле китайского барокко — отель недавно приобрела семья из Китая. Сидя под бумажными фонариками и огромными изрыгающими пламя драконами, я поглощал китайскую брокколи со сладким горошком, шпинат с сыром и чесноком, лепешки из соевого творога и грибы в соусе из черной фасоли, любуясь из окна зубчатыми замковыми укреплениями, готическими арками и садом, утопающим в розах.
Я должен был встретиться с двумя индийцами, переселившимися сюда из Бомбея. Они приехали за мной на желтом «БМВ». Не успел я забраться на заднее сидение и обменяться с ними приветствием, как водитель резко сорвал машину с места с риском сжечь шины, и меня отбросило в самый угол. На скорости, раза в четыре превышавшей разумные пределы, визжа и скрежеща на поворотах, автомобиль летел минут пятнадцать по извилистым проселкам. Когда костяшки моих пальцев, вцепившихся в спинку сидения, совсем побелели, мы ворвались в какую-то тихую пустынную рощу, где перегретый мотор выключили, и он, позвякав и постонав, замолк. В машине воцарилась тишина, насыщенная парами рома.
— О’кей, давай книжки, — сказал водитель, обернувшись ко мне.
— С собой у меня их нет, — огрызнулся я сквозь сжатые зубы.
Мои попутчики посмотрели друг на друга, затем на меня. Водитель поднял черные, как ртуть, очки на лоб, продемонстрировав мне свои глаза. Судя по их виду, он вымачивал их по ночам в стакане коричневого уксуса.
— У тебя нет книжек?
— Нет. Я несколько раз пытался сказать вам это, пока мы неслись в эту долбаную рощу, но вы все время повторяли «Спокойно! Спокойно!», не слушая меня. Надеюсь, теперь все спокойны?
— Я совсем не спокоен, приятель, — заявил тот, что был пассажиром. В его зеркальных очках я увидел свое отражение. Оно мне не понравилось.
— Это идиотизм! — бросил я, перейдя на хинди. — Нестись неизвестно куда и зачем со скоростью свихнувшегося бомбейского лихача, будто на нами гонятся копы! Паспорта у меня припрятаны в этом вонючем отеле. Мне надо было убедиться, что вы действительно те долбоебы, за которых себя выдаете. А теперь я убедился, что вы действительно долбоебы и мозгов у вас не больше, чем у двух мух, совокупляющихся на яйцах бродячего пса.
Они оба уставились на меня, подняв очки. Симптомы тяжелого похмелья на их лицах растворились в улыбках.
— Где, черт побери, ты научился говорить так на хинди? — спросил водитель. — Охренеть можно, йаар. Ты говоришь, как всамделишний бомбейский ублюдок. Просто фантастика!
— Да, это впечатляет, блин, — согласился другой, покачивая головой.
— Покажите деньги! — рявкнул я.
Оба засмеялись.
— Что за смех? Я хочу видеть деньги.
Пассажир поднял сумку, стоявшую у его ног, и открыл ее. Она была набита неизвестными мне купюрами.
— Что это за дерьмо?
— Деньги. Деньги, приятель, — ответил водитель.
— Это не деньги, — сказал я. — Деньги зелененькие, и на них написано «In God We Trust»[135] И еще на них должен быть портрет умершего американца, потому что деньги выпускаются в Америке. А это не деньги.
— Это нормальные деньги, которыми все пользуются на Маврикии, — проворчал пассажир, оскорбленный недоверием к его валюте.
— Эти бумажки не имеют хождения нигде, кроме Маврикия, — фыркнул я, вспомнив уроки Халеда Ансари. — Это неконвертируемая валюта.
— Конечно, конечно, баба, — улыбнулся водитель. — Но мы договорились обо всем с Абдулом. У нас в данный момент нет долларов, они все пошли на другие сделки. Поэтому мы расплачиваемся местной валютой. Ты сможешь обменять их на доллары по дороге домой.
Я старался дышать медленно, чтобы сдержать рвущееся из меня возмущение. Посмотрел в окно. Вокруг нас бушевал какой-то зеленый пожар: высокие деревья такого же цвета, как глаза Карлы, качались и трепетали на ветру. Кроме них, никого и ничего не было видно.
— Ладно. Давайте посчитаем. У меня десять книжек по семь тысяч баксов за штуку, итого семьдесят тысяч. Если принять курс по тридцать маврикийских рупий за доллар, то получается два миллиона сто тысяч рупий. Неудивительно, что понадобилась эта громоздкая сумка. Прошу простить меня за тупость, джентльмены, но где, по-вашему, я могу, обменять, на фиг, два миллиона рупий, не имея обменного сертификата?
— Это не проблема, — тут же откликнулся водитель. — У нас есть свой парень на обмене. Первоклассный специалист, йаар. Он обменяет деньги для тебя. Мы об этом уже договорились.
— Замечательно, — улыбнулся я. — Поехали к этому парню.
— Тебе придется ехать к нему без нас, — захохотал пассажир, — в Сингапур!
— В Синга-хренов-пур?! — вскричал я.
Мое долго сдерживаемое возмущение наконец вырвалось на свободу.
— Не расстраивайся так сильно, — успокоил меня водитель. — Мы договорились с Абдулом. Его это не беспокоит. Сегодня он позвонит тебе в отель. Вот тебе карточка. Просто по дороге домой ты заглянешь в Сингапур… Ну да, ну да. Он не совсем по дороге, но если ты сначала заглянешь туда, а потом полетишь домой, то он окажется по дороге, не прав ли я? Когда ты сойдешь с самолета в Сингапуре, тебе надо будет найти этого парня — его адрес на карточке. Он меняла с лицензией, человек Кадера. Он обменяет тебе рупии на доллары, и ты тоже не будешь беспокоиться. Без проблем. Ты даже получишь за это отдельное вознаграждение, вот увидишь.
— О’кей, — вздохнул я. — Раз вы договорились с Абдулом, поехали обратно в отель.
— В отель! — скомандовал сам себе водитель, снова закрывая очками свои мишени для метания «дартсов».
— В отель! — повторил пассажир, и желтый «Экзосет»[136] понесся по кривой дорожке обратно.
В Сингапуре все прошло без сучка без задоринки, и я извлек из этого незапланированного путешествия немало полезного. Во-первых, я завел очень ценное знакомство с нашим сингапурским агентом, уроженцем Мадраса по имени Шеки Ратнам. Во-вторых, я узнал, как осуществляется беспошлинная контрабанда фото- и кинокамер и электронного оборудования из Сингапура в Бомбей.
Отдав доллары Абдулу Гани и получив свои комиссионные, я отправился в отель «Оберой» на встречу с Лизой Картер, впервые за долгое время более или менее довольный жизнью и уверенный в себе. Хандра, охватившая меня после свадьбы Прабакера, вроде бы, наконец отпустила меня. Я благополучно слетал в Заир, на Маврикий и в Сингапур, нигде не возбудив ни малейших подозрений. Живя в трущобах, я влачил существование за счет маленьких комиссионных, добытых на сделках с туристами, и из документов у меня был лишь скомпрометированный новозеландский паспорт. Не прошло и года, как я переселился в современную квартиру, мои карманы были набиты неправедно добытыми деньгами, а дома лежало пять паспортов, выписанных пяти разным владельцам, и в каждом из них была вклеена моя фотография. Передо мной открывались широкие горизонты.