Прочь из моей головы - Софья Валерьевна Ролдугина
Брови у Хорхе смешно задираются:
– Надеюсь, он хотя бы поинтересовался вашим мнением на сей счёт?
– Ещё чего. Это вообще случайно выяснилось! – вырывается у меня. Наверное, действительно накопилось. – Я вышла с Тильдой пройтись по магазинам, в «Хайде» сейчас новую коллекцию к праздникам выставили, знаете, кожа, заклёпки, шипы, всё такое чёрное… В общем, пока Тильда была в примерочной кабинке, на меня напал какой-то чокнутый и всадил нож в почки. Ощущения так себе. Но! Рана затянулась почти мгновенно, а яд не подействовал. Хотя шума вокруг было… Тильда, конечно, тут же выскочила из кабинки, как была – в одних кожаных штанах и в утяжке, или как там называются эти бинты на грудь.
Хорхе, видимо, представил и содрогнулся.
– Мои соболезнования неудачливому убийце.
– Что вы, он недолго мучился, - вздохнула я и изобразила рукой голодную росянку. – Ам – и нет никого. Почти сразу же явился Йен, прочистил свидетелям память, заделал дыру в моём свитере, отвесил комплимент Тильде… В общем, решил проблемы, молодец. А вечером я припёрла его к стенке – знаете, в духе «или ты рассказываешь мне правду, или спишь сегодня на диване, и да, именно спишь, а не идёшь в свою грёбанную лабораторию» –- и он признался, что чего-то нахимичил с моим телом. Это ещё не полное бессмертие, нужна помощь Сета, чтобы всё закончить… Но сами понимаете, так никто не делает.
Хорхе закатывает глаза.
О, да, он понимает.
– Бессмертие – важный шаг, следовало хотя бы вас предупредить. Но я догадываюсь, как он оправдывался. «Солнце моё, я просто хотел сделать тебе сюрприз».
– Типа того, – вздыхаю я.
Как-то сам по себе мысли заполняет образ Йена, виноватого, а потому особенно неотразимого, и сэндвич с креветками быстро теряет свою привлекательность. Становится жаль супружескую постель на втором этаже «Запретного Сада» – наверное, уже совсем остыла, бедняжка. Может, не стоило никуда уходить на ночь глядя?
– У меня ещё один вопрос, Урсула, – деликатно говорит Хорхе, посматривая в сторону. – Что такого было в той записке, которую вы оставили Йену, раз сейчас он сверлит меня взглядом через четыре, если не ошибаюсь, стены?
Настроение у меня мгновенно выправляется.
– Что собираюсь изменить ему с его же учителем, – живо откликаюсь я. – Шучу. Написала, что убрала готовые кексы обратно в духовку, чтобы до них коты не добрались. Вы вот знали о том, что коты едят выпечку? Я – нет, пока у нас не завелись эти два проглота…
Мы болтаем ещё некоторое время. Потом Хорхе делает дополнительный заказ, навынос – для Салли, и расплачивается за мой сэндвич и за вино. Затем оборачивается ко мне:
– Думаю, сейчас вам лучше подойти к Йену, иначе может возникнуть недоразумение. Не то чтобы он мне не доверял, а вам – тем более, но, право, неловко мешать молодожёнам в такую прекрасную ночь.
– Мы уже три года молодожёны, – фыркаю.
– О, ну учитывая его либидо…
Смеёмся почти одновременно; Хорхе возвращается на стойку за заказом и просит, чтобы на бумажный пакет добавили яркие наклейки из детского меню – яркие рыбки с выпученными глазами, пляшущий бургер, большое розовое сердце. Пожалуй, это прекрасно характеризует его отношения с Салли.
А Йен ждёт снаружи: длинные ноги, узкие джинсы, голые щиколотки, рваная майка, бархатный пиджак – всё чёрное, не иначе, чтобы порадовать меня. Сердце в груди привычно замирает: это что, всё моё? Вот это ходячее великолепие?
– Вернёмся домой? – спрашивает он кротко. Свежа ещё память о нагоняе за чародейские манипуляции без согласия партнёра. – Или прогуляемся где-нибудь?
Вздыхаю.
И как на него сердиться?
– С тобой – хоть на край света.
– О, – оживляется Йен. – Кстати, про край света. Я недавно наткнулся на одну каверну, немного неспокойную, но в моём сопровождении, разумеется, тебе ничего не грозит…
Машу Хорхе рукой прощание; прячу улыбку.
Да, наши партнёры – полные психи.
Но кто сказал, что это плохо?
