Убийство в лунном свете (ЛП) - Браун Фредерик
Переодеваться в пижаму мне не хотелось, потому что дядюшка Эм заметил бы бандажную ленту и спросил, что со мной случилось. А эту часть мне не хотелось ему выкладывать. Всё остальное — пожалуйста, только не это. Всё, что произошло, было наше с шерифом Кингмэном дело, и довести его до конца я должен был сам, без посторонних советов.
— Спи, Эд, — сказал дядюшка Эм. — Никаких расспросов.
— Доброй ночи, дядюшка Эм.
— И всё же насчёт помады. Не хочешь же ты, чтобы я не смог заснуть, гадая, откуда она у тебя?
— Я высадил Жюстину у её дома. Мы выпили по два стакана виски с содовой и соком, и я поцеловал её на прощание. Разве в «Инструкциях оперативным сотрудникам» не сказано, что клиента всегда нужно на прощание целовать? Если не сказано, то зря.
— Я скажу Бену, чтобы вписал, — ответил дядюшка Эм. — О’кэй, мой мальчик; но послушай вот что. У тебя что-то на уме. Хорошо же; что бы то ни было, обсудим завтра. Но у тебя всего три часа, так что не думай об этом сегодня. Считай овец, или женщин, или ещё что-нибудь, но постарайся уснуть.
Он отвернулся к стене и сам, вероятно, тот час же погрузился в сон или притворился спящим, чтобы мне не захотелось поделиться мыслями. Я понимал, что он дал мне хороший совет, и я постарался его выполнить. Мне припомнилось личико Молли Кингмэн, и я забыл об её отце. Я попытался воспроизвести каждое слово из нашего с Молли разговора, каждое её движение и каждое выражение, пробежавшее по её лицу. В особенности то, как она смеялась.
Но и Жюстина Хаберман не выходила у меня из головы. А это всё усложняло, поэтому я прекратил вспоминать и занялся мысленным воспроизведением таблицы умножения. Помню, дошёл я до восемью девять; это было последнее вплоть до той минуты, как ровно в семь прозвенел будильник.
Пока мы одевались, я ухитрился отвести дядюшке Эму глаза. А когда мы спустились вниз, он присвистнул, увидев припаркованный у входа «кадиллак».
— Слушай, тебе не следовало оставлять его здесь, — сказал он. — Если наша хозяйка увидит, как мы в него садимся, она удвоит нам плату за проживание.
— Хочешь сам повести? — спросил я. — Им управлять легко как самокатом.
— И всё же самокату далеко до него. Разумеется, я хочу. Ты и так наездишься после завтрака.
Дядюшка Эм сел за руль и повёл машину на восток к Набережной озера Мичиган, затем свернул к югу и остановился перед фешенебельным «Блэкстоуном».
— Это чего мы здесь? — спросил я.
— А завтракать? — отозвался дядюшка. — Ты же не ждёшь, что я подъеду на этом яхтоподобном чудище к простому киоску с сосисками? Где твоё чувство соответствия, мой мальчик!
Так что мы вошли в «Блэкстоун». Дядюшка Эм был слегка разочарован, когда узнал, что главная обеденная зала так рано не открывается, но мы направились в кафетерий и заказали вафли. Затем он вперился в меня взглядом.
— Так что там происходит, в этом Тремонте?
— Счёт по нулям, — ответил я. — Мы в первом тайме первого периода. Я ещё не видался с Эмори, чтобы поговорить.
— То есть, ты виделся с ним, чтобы на него посмотреть?
— То есть, поговорить у нас не было времени. Кое-что произошло.
— Ну вот, немного продвинулись. И что же там произошло?
— Я нашёл труп.
— Эд, что это значит? Ты играешь со мной? Я что, должен каждый раз вытягивать из тебя по одному слову — типа, угадай животное, растение, минерал?
— По пути к Эмори, — начал я, — мне на дороге попался труп. Я вызвал шерифа; мы пошли туда, а труп взял и исчез. И шерифу это не понравилось.
— Ясно, ясно. Ты нарвался на одного из тех провинциальных шерифов, что на дух не переносят частных сыщиков?
— Да уж, гангстеры — и те ему милее.
— Гм… Будь с ним совершенно честен. Это всё, Эд, что ты можешь для него сделать. Но что же произошло с мертвецом? Ведь не ошибся же ты — ведь не был же он немножко живой?
Я рассказал дядюшке Эму, как всё было. Пропустил лишь, что произошло в кабинете шерифа. Расскажи я ему ещё и это, он, возможно, — хотя я так не думаю — посоветовал бы мне про то забыть. Но скорее всего он рванул бы со мною прямо в Тремонт, чтобы зачистить его от шерифа и всех его помощников. А это уж было бы даже более глупо, чем то, что собирался предпринять я сам. Дядюшка Эм — приятнейший человек из всех, кого я знаю, но на глупостях его порой заносит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Когда я закончил свой рассказ, он обдумал его хорошенько и сказал:
— Тебе, Эд, стоило бы об этом забыть. То есть, о мертвеце.
— И я бы хотел. То есть, если бы он остался на месте.
— Но послушай, Эд, ведь ты работаешь на Старлока. Ты на другой работе. В Тремонте тебе разрешено провести максимум ещё пару дней, после чего пойдёт счёт уже твоему личному времени.
— Так-то оно так… — согласился я. — Что ж, те пару дней, которые я там проведу, я собираюсь держать глаза и уши открытыми.
— А не выглядел ли тот человек, труп которого ты нашёл, как бродяга?
— Нет.
— Тогда его обязательно хватятся.
— Я думал об этом. На этот случай я собираюсь повидать эту твою миссис Бемисс. Как редактор газеты, она сразу узнает, если кто-то пропал.
— Даже больше: она расскажет тебе его биографию от самой колыбели. Только, Эд…
— Что?
— Избегай осложнений.
Подняв на дядюшку взгляд, я усмехнулся.
— Я не сделаю ничего такого, чего не сделал бы ты.
— Лучше не делай и этого!
Мы выпили по последней чашке кофе и покинули здание. Я бы обязательно подбросил дядюшку Эма на «кадиллаке» до конторы, но он запротестовал — пути было всего несколько кварталов. Он сказал, что раз уж машина и так стоит вдоль бульвара носом на юг, мне следует сразу садиться и ехать, а то на Чикагской центральной петле нет места для разворота.
Итак, я выехал из Чикаго на юг и достиг Тремонта к десяти часам. Автомобиль я припарковал у Тремонт-Хауса и зашёл в гостиницу, чтобы спросить у дежурного администратора, нет ли для меня сообщений. Я подумал — а вдруг Эмори звонил мне в связи с назначенной встречей.
Дежурил секретарь Торговой палаты.
— Нет, мистер Хантер, — сказал он мне, — сообщений не было. Послушайте… Вы желаете сохранить за собой комнату ещё на сутки, либо же выписываетесь?
— Сохраняю ещё по крайней мере на день.
— Горничная сообщила мне, что вы не ночевали в номере — постель не разобрана. Так что я, естественно, подумал…
— Естественно, — согласился я.
Затем я вышел на улицу и пешком прошёлся до «Тремонтовского представителя». Войдя в помещение, я увидел стол-бюро с выдвижной крышкой, а за ним этакую седовласую мамашу в очках в золотой оправе, которая занималась правкой гранок.
— Миссис Бемисс? — спросил я. — Меня зовут Эд Хантер.
Она взглянула на меня сквозь очки в золотой оправе. У неё были добрые, приветливые глаза, и всё же было ясно: этот взгляд ничего не упустит. Женщина произнесла:
— Присядьте, молодой человек. Фоули Армстронг.
— Чего-чего?
Женщина повторила, и на этот раз с лёгким нетерпением.
— Фоули Армстронг. Таков ответ на тот вопрос, который вы намеревались мне задать. Я решила ответить, не дожидаясь его, и тем самым сэкономить время.
Я плюхнулся на стул.
— Не расскажете о нём?
— Он был… да, скорее всего, именно «был» — владельцем небольшого загородного дома по Дартаунской дороге; это третий по счёту участок после Стива Эмори, но по другую сторону. Жена и двое детей десяти и четырнадцати лет. Прошлой ночью дома не появился.
— А он направлялся домой? — спросил я. — Когда его видели в последний раз?
— Разбирательство ещё не начиналось. Сегодня утром позвонила его жена — совсем недавно — и сообщила, что её муж со вчерашнего вечера не приходил домой. Если он не объявится, полиция начнёт обследовать все места, где он мог вчера быть.
— Но шёл ли он домой? — настаивал я. — То есть, если он живёт за участком Эмори, то путь выходит некороток. Машину он водит?
— Водит, но машина его была в починке — подшипник сгорел. Он сказал, что его подбросят до дому, но, скорее всего, так и не смог никого поймать, и отправился пешком. Дорога заняла бы час времени.