Джеффри Хадсон - Экстренный случай

— О моей падчерице, — быстро поправила она. И двинулась мимо меня по направлению к черному «порше».

— Да, о вашей падчерице.

— Я уже сообщила все полиции, — сказала она, — И к тому же я опаздываю на деловое свидание, так что, если вы не возражаете… — Она открыла дверцу.

— Меня зовут… — начал я.

— Я знаю, кто вы, — перебила она. — Джошуа говорил мне о вас вчера. Он сказал, что, по всей вероятности, вы постараетесь увидеться со мной, и посоветовал мне послать вас, доктор Бэрри, ко всем чертям. — Она изо всех сил старалась изобразить гнев, но это у нее плохо получалось. На ее лице отражалось нечто иное — может, любопытство, а может, и страх. Она села за руль. — Будьте здоровы, доктор.

Я нагнулся к ней.

— Действуете согласно инструкции?

— Обычно я следую советам своего мужа.

— Но не всегда.

Она хотела было включить передачу, но остановилась.

— Вы о чем? — спросила она, держа руку на переключателе скоростей.

— Я хочу лишь сказать, что ваш муж, по-видимому, полностью не отдает себе отчета в происшедшем.

— Думаю, что отдает.

— Вы сами знаете, что нет, миссис Рендал.

Она выключила мотор и посмотрела на меня.

— Чтобы через тридцать секунд вас не было на нашей территории, — сказала она. — В противном случае я вызову полицию. — Однако голос ее дрожал и лицо побледнело.

— Вызовете полицию? По-моему, это было бы с вашей стороны опрометчиво.

Она взяла тоном ниже:

— Зачем вы явились сюда?

— Хочу, чтобы вы рассказали мне о той ночи, когда вы привезли Карен в больницу.

— Если вы хотите знать о той ночи, то пойдите взгляните вон на ту машину, — она указала на желтый «порше».

Я подошел и заглянул внутрь.

Я увидел какой-то кошмар. Все вокруг было в крови: место шофера, место пассажира рядом, приборная доска, руль. Даже коврик на полу был покрыт буро-красной корочкой. Литры крови были потеряны в этой машине.

— Откройте дверцу, — сказала миссис Рендал. — Пощупайте сиденье.

Я повиновался. Сиденье было мокроватое.

— Три дня прошло, — сказала она, — и все еще не высохло. Вот сколько Карен потеряла крови. Вот что он с ней натворил.

— Это ее машина? — спросил я, захлопнув дверцу.

— Нет, у Карен не было машины. Джошуа не хотел, чтобы она имела собственную до совершеннолетия.

— Тогда чья же?

— Моя, — сказала миссис Рендал.

Я кивнул на черный автомобиль, в котором она сидела.

— А эта?

— Это новая. Мы купили ее вчера. То есть я. Джошуа дал согласие.

— А что вы собираетесь делать с желтой машиной?

— В полиции нам рекомендовали подержать ее пока, на случай, если понадобится в качестве вещественного доказательства.

— Что в точности произошло в воскресенье ночью? — спросил я.

— Я ничего не обязана вам сообщать, — сказала она, поджав губы.

— Безусловно, нет — я вежливо улыбнулся. Я понимал, что деваться ей некуда. В глазах у нее по-прежнему таился страх. Она отвернулась от меня и стала смотреть прямо перед собой, через ветровое стекло.

— Я сидела дома одна, — сказала она. — Джошуа срочно вызвали в больницу. Уильям находился у себя в университете. Было около половины четвертого утра, и Карен где-то развлекалась. Вдруг я услышала автомобильный гудок. Он гудел и гудел. Я вылезла из постели, накинула халат и спустилась вниз. Перед домом стоял мои автомобиль с невыключенным мотором и зажженными фарами. Гудок продолжал гудеть. Я вышла… и увидела ее. Она потеряла сознание и, упав вперед, навалилась на кнопку гудка. Все вокруг было в крови, — Она перевела дыхание и стала рыться в сумке в поисках сигареты. Вытащила пачку французской марки. Я поднес ей огонь. — Больше, собственно, рассказывать нечего. Я перетащила ее на соседнее сиденье и отвезла в больницу. — Она курила нервно, часто затягиваясь. — По дороге я попыталась выяснить, что произошло. И она сказала: «Это Ли!». Повторила три раза. Никогда не забуду. Таким жалким слабеньким голоском…

— Она была в сознании? В состоянии разговаривать?

— Да, — ответила миссис Рендал. — Она снова потеряла сознание, как раз когда мы подъехали к больнице.

— Из чего вы заключили, что это был аборт? — спросил я. — Может, это выкидыш?

— Сейчас скажу, — ответила миссис Рендал. — Потому что заглянув к ней в сумку, я обнаружила ее чековую книжку. Последний чек, который она выписала, был «на предъявителя», на сумму триста долларов. Датирован воскресеньем. Вот из чего я заключила, что это был аборт.

— Был ли чек предъявлен? Вы запрашивали банк?

— Разумеется, не был. Человек, получивший этот чек, сидит сейчас в тюрьме.

— Понимаю, — сказал я задумчиво.

— Тем лучше, — парировала она. — . А теперь прошу меня извинить. — Она вышла из машины и быстрым шагом пошла по ступеням обратно в дом.

— А я думал, вы опаздываете на деловое свидание, — заметил я.

Миссис Рендал через плечо посмотрела на меня.

— А идите вы к черту! — сказала она и захлопнула за собой двери.

Я пошел назад к своей машине, размышляя над разыгранной сценой. Она была весьма убедительна. Я обнаружил в ней всего лишь два изъяна. Один заключался в количестве крови, потерянной в желтой машине: меня смущало, что на месте для пассажира крови больше. И второе — по-видимому, миссис Рендал не знала, что Арт берет за аборт двадцать пять долларов — только-только чтобы покрыть лабораторные издержки — и никогда не брал больше: таким образом он, по своим понятиям, оставался чист перед собственной совестью.

5

Старая, оббитая вывеска «Фотоателье Кэрзон». И ниже мелким шрифтом: «Фотографии на все случаи жизни: паспортные, рекламные, кабинетные. Исполнение в течение часа».

Фотоателье помещалось в угловом доме, в северном конце Вашингтон-стрит, в стороне от ярко освещенных кинотеатров и больших универмагов. Я вошел внутрь и увидел маленьких старичка и старушку, стоявших рядом.

— Я вас слушаю, — сказал старичок. Он держался любезно, почти робко.

— У меня к вам несколько странная просьба, — начал я.

— Паспорт? Проще простого. Мы можем сделать фотографию за один час. Даже скорее, если вы спешите. Мы их переделали на своем веку тысячи.

— Верно, — сказала старушка, чопорно кивая головой. — Не тысячи, десятки тысяч.

— У меня проблема иного порядка, — сказал я. — Видите ли, моя дочь справляет свое шестнадцатилетие и…

— Обручения мы не фотографируем, — сказал старичок. — Прошу прощения.

— Не фотографируем, — подтвердила старушка.

— Да нет же, это вовсе не обручение. Это просто вечер по случаю дня рождения.

— За такие работы не беремся, — сказал старичок. — Совершенно исключено.

— Раньше брались, — пояснила старушка, — в былые времена.

Я тяжело вздохнул:

— Мне, собственно, нужно узнать от вас кое-что. Дело в том, что моя дочь ярая поклонница одного джаза, а вы как раз этот самый джаз фотографировали. Я хотел бы сделать ей сюрприз, вот и подумал, что…

— Вашей дочери шестнадцать? — Он посмотрел на меня с подозрением.

— Вот именно, исполняется на следующей неделе.

— А мы фотографировали джаз?

— Да, — сказал я и передал ему фотографию. Он долго рассматривал ее.

— Это же не оркестр, а всего один человек, — сказал он наконец.

— Я знаю, но он работает в этом джазе. Вы делали эту фотографию, вот я и подумал, может быть…

Но старичок уже повернул фотографию и рассматривал ее обрат: ную сторону.

— Это наша работа. Видите, сзади наш штамп. Мы тут с тридцать первого года. Раньше дело принадлежало моему папаше.

— Все так, — подтвердила старушка.

— Разве это группа? — спросил старичок, взмахнув у меня перед носом фотографией.

— Один из группы.

— Как называется этот джаз?

— Не знаю. Потому я и обратился к вам. На фотографии стоит ваш штамп…

— Видел. Не слепой, — огрызнулся старичок. Он нагнулся и заглянул под прилавок. — Придется проверить по подшивке. У нас хранятся экземпляры всех фотографий. — Он начал вытаскивать пачки фотографий. Я был поражен. Он действительно наснимал десятки всяких джазбандов. — Жена никогда не может запомнить названия этих джазов, а я могу. Стоит мне увидеть музыкантов всех вместе, и я тотчас вспомню. Понимаете? Вот «Джимми и его Буяны». — Он быстро перебирал фотографии. — Вот «Певуны», «Старые калоши», «Камарилья», «Прощелыги». Названия застревают в голове.

Я пытался вглядываться в лица, но он перебирал фотографии слишком быстро.

— Минуточку, — остановил его я, указывая на одну фотографию. — По-моему, это он.

— «Зефиры», — сказал старичок неодобрительным тоном. — Да, это они — «Зефиры».

На фотографии были сняты пятеро парней. Все пятеро негры. На них были те же блестящие костюмы, что я видел на одиночном снимке. Все пятеро натянуто улыбались, словно недовольные тем. что их снимают.