Джек Кертис - Заколдуй меня
На этот раз он выбрал высокую, с прической под Золушку, в просвечивающейся, как марля, юбке. Хлопнув дверцей автомобиля, она провела рукой по его промежности.
— Давай заедем за угол, — предложила она, — вон по той улице вниз. Там тупик.
Она рассказала, как собирается его обслужить. Эллвуд покачал головой, развернул машину и снова погнал к главной магистрали.
— Какого черта? — Она заметалась, ища ручку дверцы. — Послушай, я не выезжаю из этого района. Мне не выгодно.
— Я все оплачу, — успокоил ее Эллвуд. И назвал сумму.
Девушка пожала плечами:
— Да? Ну ладно.
Эллвуд помчался обратно, за окнами мелькали огни. Девушка больше не проронила ни слова, и когда Эллвуд взглянул на нее, то обнаружил, что она спит.
Прошло немало времени, прежде чем она снова заснула, уткнувшись лицом в подушку, зад ее все еще был задран кверху. Эллвуд пнул ее ногой в бок. Проснувшись, она недоумевающе взглянула на него.
— Ты теряешь деньги, разве нет? — спросил он.
Она подошла к окну и посмотрела на поток автомобильных огней, а тем временем Эллвуд заказал по телефону такси; машины проезжали совсем рядом, казалось, прямо у нее перед носом.
— Меня видно оттуда?
— Наверное, видно.
Рассмеявшись, она подошла еще ближе, демонстрируя свое тело от шеи до бедер.
Эллвуд представил, как едет по шоссе в гору и вдруг видит в освещенном окне обнаженную фигуру без лица — одно туловище в рамке.
С возвращением...
Глава 7
Доктор разбинтовал руку и стал поворачивать ее в разные стороны, придирчиво рассматривая. Линия пореза сморщилась, наложенный шов стал кривым, как ухмылка клоуна.
— Инфекции нет, — констатировал доктор. — Ваше счастье, что вы упали на бутылку, промытую соленой водой.
Теперь Паскью освободили от регулярного принятия болеутоляющего и антибиотиков. Помимо этого доктор сделал еще одно предписание: не пить.
«Ну одну рюмочку-то можно пропустить, — подумал Паскью. Каждому хочется выпить в конце дня». Он налил себе водки и вышел из комнаты, чтобы разбавить ее тоником.
Приехав еще три дня назад, он даже близко не подходил к офису. Позвонил секретарю и сообщил, что болен. Через две минуты ему перезвонил Джордж Роксборо.
— Что с тобой?
— Порезал руку. Началось нагноение. Поднялась температура.
— Дело в том, что в четверг ты должен участвовать в судебном заседании.
— Нет, Джордж. Все это пустяки.
— Ну, это с какой стороны посмотреть. Твой клиент, полагаю, думает иначе.
— Он попался с поличным на торговле кокаином. Этот человек — всего лишь звено в длинной цепочке. Либо его арестовали для отвода глаз, либо принесли в жертву. Его дело будет просто заслушано в комиссии. Предложи его кому-нибудь. Обязательно найдутся желающие.
— Какова линия его защиты?
— Полицейские лгут.
— А на самом деле?
— В данном случае это неважно.
— Сэм, судя по голосу, вряд ли у тебя жар.
— Ты виделся с матерью Тони Стюарта?
— Да. Все точно совпадает — время приезда и отбытия, сорт шоколада, который он ей купил, передачи, которые они смотрели по телевидению.
— А со Стюартом тоже говорил?
— А как же. Все та же история. Если они будут стоять на своем, обвинению туго придется. Они мало чем располагают, не считая его признания. Но признание в наше время ни черта не значит.
Паскью разматывал бинт, чтобы взглянуть на рану, — не устоял перед этим маленьким искушением, которое долго в нем зрело.
— А ты не задумывался, почему их показания так идеально совпадают?
— Почему?
— Все дело в телевизионных программах. Блестящий штрих, правда? Если Стюарт в состоянии привести те же подробности, что и его мамочка...
— Думаешь, они скажут, что его мать записала для него программы на видеопленку? А потом он пришел их просматривать?
— Никакого видео нет, Джордж. Когда придет время, это подтвердит дневная сиделка. Никаких видеозаписей — ни купленных, ни взятых напрокат. Наверняка на тот момент у нее не было видеомагнитофона. — Раненая рука запульсировала, словно в ней тикали часы. Паскью умолк и подул на рану. — Нет, подробности с телевизором совершенно убийственные. На твоем месте я на этом бы и сыграл.
— Значит, он звонил матери. И она по телефону рассказала ему о том, что видела.
— Сомневаюсь. Описанные им подробности до того красочные, что он должен был это видеть собственными глазами.
— Что же тогда?
— Он оставил телевизор включенным, когда убивал ее.
Молчание в трубке. Потом Роксборо то ли хмыкнул, то ли прочистил горло.
— Ты думаешь?
— Да. Какое-то время он смотрел телевизор, потом убил ее и продолжал смотреть.
— Боже мой! Ты действительно так думаешь?
— Тони Стюарт, — проговорил Паскью, — человечек весьма забавный.
* * *Паскью глотнул водки, поморщился, глотнул еще. В последнее время он много спал, как будто в снах видел выход из нынешнего положения. И еще в воспоминаниях о прошлом. Он вспоминал, как они проводили время всемером. Мужчину легче выследить, чем женщину, потому что женщина может изменить фамилию, стать миссис такой-то. Наверняка все они уже повыходили замуж. А кто-то успел и развестись.
Если это не член их компании, значит, кто-то, кто слышал их историю. А это значит, что одна из женщин участвует в деле в качестве сообщницы. Но если речь идет о человеке из их компании, то это, конечно, мужчина — либо Чарли, либо Люк.
Кто-то хочет извлечь выгоду из прошлого. Вполне рациональный подход. Паскью и раньше сталкивался с такой разновидностью алчности: необдуманные поступки или слова становятся предметом продажи, прошлые грехи отпускаются за полцены. Одним приходится платить всю жизнь, другим — какое-то время, а потом это начинает их злить. У таких, разозленных, Паскью дважды был адвокатом, стараясь объяснить суду присяжных, что убийца тоже может быть жертвой.
Результатом подобного рационального подхода и явилась смерть Ника Говарда, если он был одним из разозлившихся. В прессе сообщалось о ножевых ранах. Но ведь ножевые раны могут свидетельствовать как о драке, так и о преднамеренном убийстве.
Во всем этом Паскью видел определенный смысл. Но некоторые детали не укладывались в рациональную схему, стол, сервированный для одного, в пустом доме, размалеванное лицо, человек, выходящий из комнаты прямо через стену. Не оставляли сомнений и намерения — речь шла не о вымогательстве, а об убийстве.
Письмо заставило его приехать в Лонгрок, размышлял Паскью, письмо с упоминанием о Лори Косгров. И если исходить из данного факта, то его послал кто-то из компании или близкий к компании.
Кто-то убил Ника Говарда. Неизвестно, по какой причине и как именно, но Ник мертв. Это еще один факт.
И, наконец, кто-то оставил Паскью визитную карточку с надписью: «Великий Зено, иллюзионист». Свечи, горящие в пустой комнате, неоткупоренная бутылка, неожиданное его появление — с ножами и ослепительной улыбкой. Магия. Какие-то немыслимые трюки.
Мужчину легче выследить...
Паскью набрал номер и снова отпил из стакана. С каждым разом он все меньше ощущал крепость водки. В трубке не смолкали гудки. Паскью сверился с часами — семь тридцать, в это время обычно отправляются на званый обед, торопятся на киносеанс или спектакль. Кто угодно, только не Роб Томас. Он был нелюдим, не любил развлечений и никуда не выходил.
Гудки раздавались еще с минуту, потом трубку сняли. Голос Роба звучал скорее устало, чем недовольно.
— Мне нужно отыскать двоих, — объяснил ему Паскью.
— Условия прежние, Сэм. — Под этим Томас подразумевал: если их разыскивает полиция, пожалуйста, не сообщай мне об этом. Если они способны на насилие, предупреди. Если речь идет о пропавших детях, забудь и думать про это.
— Чарльза Сингера и Лукаса Маллена.
— Где их искать?
— В местечке под названием Лонгрок — на юге Корнуолла. Нужно ехать все время на запад, пока не доберешься до самой воды. Стоит также посмотреть в городке под названием Клайдон, это...
— Клайдон я знаю, — перебил его Томас. — Там одни деревья да поля. Спальный район, я имею в виду — погруженный в спячку.
Деревья и поля, на окраине пасутся стада коров и овец. В центре — мощенная булыжником площадь, с аукционным залом и сточными отверстиями для передвижных загонов для скота, которые фермеры привозят сюда в последнюю пятницу каждого месяца. Новенькие торговые ряды. Площадка для танцев. Пацифистский лозунг на кирпичном здании полицейского участка.
Паскью вспомнил, как они, то ли все семеро, то ли некоторые из них, в самый разгар лета отправились за город, захватив с собой вино, сыр и фрукты. Они пришли к конусовидному холму, где на одном из склонов, недалеко от подножия, зеленела роща, и расположились в тени деревьев. Птицы умолкали каждый раз, когда буквально у них над головой, громко стрекоча, пролетал вертолет с военно-воздушной базы, расположенной в десяти милях от этого места.
