Эд Макбейн - Часовые свободы
Он вставлял свой ключ в скважину замка, когда дверь внезапно распахнулась.
— Заходите, — сказал белый.
Эймос бросил один только взгляд на внушительный кольт в его руке, и за несколько секунд у него в голове наперегонки пронеслись три мысли. Первая: ему захотелось двинуть этому белому прямо в зубы, потому что ни один человек на земле не смел его понукать сегодня утром, когда все шло не так; потом решил было развернуться и бежать как сумасшедший, пока этот сукин сын белый не послал в него пулю; и еще мелькнуло, может, стоит лучше быть благоразумным и войти в ресторан, как и предложил этот белый с кольтом.
— Заходи, негр, — сказал белый, — а то у меня прямо руки чешутся.
Чувствуя, как бешено колотится о ребра его сердце, Эймос на мгновение прикрыл глаза, а затем шагнул в ресторан.
* * *Джинни проснулась в четверть девятого и, что стало случаться с ней все чаще за последнее время, сначала не поняла, где находится: в Бостоне, Норфолке, Балтиморе или где-то еще? Потом вспомнила, что это Биг-Пайн, и протерла глаза, удивляясь, что не слышала будильника. Тогда только она посмотрела на часы и увидела, сколько времени. О Господи, подумала она, уже четверть девятого! Почему же не сработал звонок? Может, она забыла включить его вечером? Боже мой, да мистера Пэрча хватит удар, когда она заявится. Она должна приходить ровно в восемь. Но что же случилось с этим проклятым будильником? Она взяла его обеими руками, поднесла к самому лицу, как часовщик, осматривающий часы перед починкой, и поняла, что действительно завела его на десять минут восьмого и поставила кнопку на задней крышке часов в нужное положение. Ну и ну! Ей захотелось курить.
Джинни выбралась из постели и подошла к туалетному столику, куда накануне вечером положила свою сумочку, серьги и красивую заколку для волос с отделкой из черепахового панциря, когда пришла сюда с парнем из Шугарлоф, который сразу нахально полез к ней, как только оказался в комнате. Мужчины часто вели себя так. Они видят женщину тридцати — тридцати пяти лет и, оказавшись у нее дома, сразу думают, какого черта... Где же сигареты?
Наконец она нашла пачку, там оставалась всего одна сигарета, нужно будет купить новую пачку в ресторане, подумала она, смяла пустую упаковку и бросила ее в мусорную корзину около кресла, но промахнулась. Затем босиком прошла в ванную, посмотрела на себя в зеркало, показав себе язык, и села докурить сигарету. На ней была короткая ночная рубашка, и для сорока двух лет ноги у нее были что надо, и грудь была еще полной, хотя и немного обмякла, точнее, если уж быть честной с самой собой, даже обвисла, верно? Она в последний раз затянулась, встала и выбросила окурок в унитаз. Обвислая грудь, повторяла она себе, как будто это могло устранить недостаток. Зато ноги очень даже стройные и красивые, так что шли бы вы, мистер, к черту!
Пожалуй, лучше позвонить в ресторан, подумала она, предупрежу Эймоса, что приду немного позже.
Она вышла из ванной и приблизилась к креслу, на которое накануне сбросила свою одежду, когда этот осьминог решил уйти. Аппарат стоял на старом столике рядом с креслом, которое было тоже довольно старым и продавленным, но тем не менее удобным, как разношенные туфли, если вам нравится носить разношенные туфли. Джинни уселась в него и ощутила укол выпирающей снизу пружины. Может, ей нужно было разрешить ему, подумала она и слегка поменяла положение, подвинула к себе телефон и на минуту задумалась, вспоминая номер ресторана... Не то чтобы она его забыла, просто не очень-то помнила. Женщина сосредоточенно надула щеки и вытянула губы трубочкой, выдыхая воздух, потом довольно кивнула, вспомнив номер. Она медленно набрала его, боясь ошибиться: она страшно не любила из-за ошибки повторно набирать нужный номер. Допустим, она разрешила бы ему, подумалось ей, но какой, к черту, был бы в этом толк? Он, видите ли, коммивояжер и едет в Ки-Уэст. Ей-то что за дело до того? Что он о ней думает, что она держит бесплатную столовую для всех бродяг, что здесь околачиваются? А, ну ладно, нечего ломать голову из-за этого хама, у нее перебывало полно этих комми со всего Восточного побережья, и никакого толку, вообще ничего, так или иначе, большинство из них сразу тебя забывают. Единственным приличным парнем был тот, что из Ричмонда, да и он оказался женатиком, так что какого черта...
— Хэлло? — сказал голос в трубке.
Джинни подумала, что неправильно набрала номер. Она посмотрела на диск, а затем отдернула руку от уха и с гримасой уставилась на нее, как будто рука сыграла с ней злую шутку.
— Хэлло? — повторил тот же голос.
Джинни прижала трубку к уху.
— Кто это? — недоуменно нахмурившись, сказала она.
— Джонни, — сказал голос.
— Наверное, я набрала неправильный номер, — сказала она.
— А какой номер вы хотели набрать?
— Послушайте, это ресторан?
— Да.
— Ресторан в Охо-Пуэртос?
— Верно.
— Тогда кто вы такой?
— Вы меня не знаете.
— А где Эймос?
— Он вышел.
— А мистер Пэрч там?
— Нет, он еще не приходил.
— Ну, это звонит Джинни Макнейл, — сказала она и помолчала. — Я работаю в этом ресторане.
— Понятно, Джинни.
— У меня сегодня не прозвонил будильник, так что я немного задержусь. Попросите Эймоса передать это мистеру Пэрчу.
— Когда вы думаете приехать, Джинни?
— Ну... — Она посмотрела на часы. — Сейчас почти половина девятого. Думаю, я буду около девяти, о'кей? Вы передадите Эймосу?
— Конечно, Джинни.
— Или, может, чуть позже. Может, в полдесятого. Да, мне нужно еще одеться, и все такое. В девять тридцать, о'кей? Скажите Эймосу.
— Передам ему, как только он вернется.
— Спасибо, — сказала Джинни и положила трубку.
Она снимала ночную рубашку, когда вдруг подумала, как этот парень Джонни попал в ресторан, когда по воскресеньям он открывается только в девять, а сейчас только половина девятого.
Какого черта, лениво подумала она. Просто еще одна из загадок жизни. Она недоуменно пожала плечами и сняла белье с кресла.
Глава 5
Пирс пристани, принадлежавший Люку Костигэну, своими очертаниями напоминал стрелу, чье оперение с частью древка выдавалось в акваторию бухты. Это, собственно, и был причал для лодок, а передняя часть древка с треугольным наконечником лежала на острове, причем вершину этого треугольника образовывало самое маленькое строение пристани — сама контора, по бокам которой, лицом к океану, располагались: слева — склад без единого окна, а справа — мастерская.
Мастерская была сооружена из толстой фанеры и покрыта рифленым железом. В ее западной, обращенной к океану стене, представляющей ширину прямоугольного помещения мастерской размером в сорок футов (его длина составляла семьдесят футов), были устроены очень высокие и широкие двустворчатые двери, скорее походившие на ворота, с надписью «Вход воспрещен». Внутри с одной стороны дверей была отгорожена просторная клеть для хранения небольших мачт и снастей. С другой — висел на стене щиток, где на крючках хранились снабженные ярлычками ключи от лодок. Это помещение, отделенное от следующего стеной, являлось столярной мастерской, где Люк вместе с Бобби (а по временам, когда оказывалось слишком много работы, Люк нанимал еще кого-нибудь в помощь) занимались плотницкими и столярными работами, которые требовались при починке лодок. На той стене, где была доска с ключами, до самого верха шли полки с разложенными на них валами, рукоятками, штурвалами и прочими деревянными частями лодок. Столярка была оборудована электропилой, строгальным, шлифовальным и сверлильным станками. Помещение сразу за ней именовалось машинным отделением и предназначалось для ремонта электромоторов, который производил Люк с помощью кого-нибудь из местных механиков, которых ему удавалось найти. Вдоль стен этой мастерской тянулись верстаки с различными слесарными инструментами, частями разобранных моторов и запчастями к ним. Чаще всего здесь мотор, нуждающийся в починке, свисал на цепи, которая проходила через крюк, вбитый в потолок, и приводилась в действие с помощью небольшой лебедки. У одной из стен стояли прибор для испытания системы зажигания, принадлежавший одному механику из Сэдлбанч компрессор и емкость для промывки деталей мотора.
Невысокая фанерная стенка с целыми гроздьями перепутавшихся проводов, протянутых от ее верхнего ребра к потолочной балке, отделяла машинное отделение от более просторного соседнего помещения. Люк называл это отделение малярной, хотя там производились не только покрасочные работы. Высокие и широкие двери, ведущие туда, могли пропустить лодки до тридцати футов в длину, чтобы отремонтировать им днище, установить новую мачту или винт, словом, выполнить любую работу, которую невозможно провести в доке. Здесь на подставках или прямо на бетонном полу обычно лежали моторы, стояли козлы для распилки досок, пустые ящики из-под использованных банок с машинным маслом; открытые полки вдоль стен заполняли ряды банок с красками, бутылок с разбавителями; на вбитых в стену гвоздях висели промасленные комбинезоны; под верстаками валялись бутылки из-под кока-колы. Естественно, столярная мастерская с ее запахом свежих стружек и оснащенная электрооборудованием смотрелась самой чистой и современной.
