Брижит Обер - Железная Роза
Я подошел к письменному столу. Кожаный бювар, пачка девственно-белой бумаги. Ручка «Монблан». Фотография в рамке, на которой изображен молодой улыбающийся Зильберман, обнимающий за плечи очень симпатичную женщину, и два смеющихся в объектив малыша. Я вынул стекло, вытащил из рамки фотографию. Что-то из-под нее выскользнуло и упало на пол. Вторая фотография, спрятанная под первой. Я наклонился, поднял ее, и сердце у меня чуть не выпрыгнуло из груди.
На меня смотрел человек в серо-зеленой форме и фуражке армии ГДР. Темноволосый, явно чуть-чуть навеселе, и это был я. Я, облаченный в гэдээровский мундир. Я, моложе лет на пятнадцать, с еще орлиным носом. Я перевернул фотографию. Там на глянцевой бумаге было написано от руки: «Г. фон Клаузен, 1972».
Клаузен… Так же называется замок. Что значит эта чушь? Ничего не понимая, я снова глянул на фотографию. У этого человека были погоны лейтенанта. И мои глаза, мой рот, моя улыбка. Неудержимо подкатила к горлу рвота, и я едва успел нагнуться над корзинкой для бумаг. Но даже давясь от рвотных спазм, я пытался понять. Я никогда не служил в армии ГДР, более того, ноги моей никогда не было в бывшей Восточной Германии. У меня возникло ощущение, будто я живу в чьем-то чужом сне. Но вывернуло меня, к сожалению, по-настоящему… Едва слышный звук за дверью вывел меня из оцепенения. Кто-то шел, стараясь не наделать шума.
Я быстро осмотрелся. Спрятаться негде. Я бросился к окну, открыл его. Выходило оно во двор, и под ним шел карниз сантиметров тридцать шириной. Я осторожно вылез и оказался в сероватой темноте. В квартире напротив горел свет. В сверкающей белизной кухне молодая блондинка, стоя спиной ко мне, совала тарелки в посудомоечную машину. Я прилип к стене, всем телом чувствуя четыре этажа, отделяющие меня от плит, которыми вымощен двор, а левой рукой крепко вцепился в водосточную трубу.
Кто-то вошел в кабинет. Я вдруг вспомнил о красном сигнале на клавиатуре компьютера и подумал, не соединен ли он с системой охранной сигнализации. Характерный звук передернутого затвора пистолета прервал ток моих размышлений. Вошедший, похоже, шутить не собирался. Пытался он передвигаться беззвучно, но тем не менее производил изрядный шум, по которому я определил, что он тяжел и неповоротлив. Хрипло дыша, он приблизился к окну. Блондинка напротив критически рассматривала стакан на свет и только после этого поставила его в посудомойку.
Вжавшись в стену и моля Бога, чтобы эта женщина, занимающаяся в трех метрах от меня посудой, не повернулась, я еще крепче вцепился в водосточную трубу.
Тот человек раздвинул занавески и высунулся из окна. Мириады предшествующих поступков и действий, приведших к тому, что сегодня вечером мы оба оказались здесь, пришли наконец к своему завершению. По счастью, буквально чудом, он посмотрел сперва направо, а я стоял слева. Я схватил его за руку, в которой он держал пистолет, резко рванул, вытаскивая из окна. Центр тяжести у него сместился, его потянуло вниз, но, прежде чем рухнуть в пустоту, он бросил на меня удивленный, чуть ли не возмущенный взгляд. Он даже не крикнул, только четырьмя этажами ниже раздался глухой удар. В кухне женщина закрыла дверцу посудомоечной машины и стала развязывать завязки передника. Я вернулся в кабинет. Я успел разглядеть толстую морду и массивную челюсть упавшего, они вполне соответствовали образу телохранителя-позера с предвыборного плаката… Меня передернуло. Этот человек погиб, и убил его я. Да, у меня не было выбора, и все равно это убийство. Мое первое убийство. Только что я разорвал нити, еще связывавшие меня с «нормальным» миром.
Сунув таинственную фотографию в карман, я удалился, не встретив никого на своем пути. Запыхавшийся, я выскочил на улицу и попал в свет фар каштанового «форда». Это уже было слишком! Я бросился прямо на него, но он тронулся с места, объехал меня и исчез. Не помня себя от злости, я чуть ли не бегом добрался до «тойоты»… Мой визит к Зильберману не только ничего не прояснил, но после него все стало еще куда загадочней.
Восьмой день — четверг, 15 марта
В эту ночь я долго лежал без сна, снова и снова ставя себе одни и те же вопросы, пытаясь собрать воедино факты.
С одной стороны, Макс. Верный Макс, с девяностодевятипроцентной вероятностью являющийся террористом, который использовал нас, чтобы добывать деньги для своего дела. Но мало того, что Макс нас обманывал, теперь он намерен нас прикончить. Должно быть, боится нашей мести. Или того, что я в отместку выдам его легавым.
С другой стороны, Марта, моя жена, которая путается с шайкой фашизоидов и утверждает, что ее зовут Магдалена Грубер.
А посередине, балансируя на канате, натянутом над бездной, — дамы и господа, аплодисменты! — я, Жорж Лион, он же Г. фон Клаузен! Чего бы мне это ни стоило, но я должен понять, что означает это фото. Монтаж? Но с какой целью? Чего от меня хотят? Наличие этой фотографии, похоже, означает существование какого-то плана. Чем они держат Марту? И почему они подослали ее ко мне? Так как, судя по тому, что я уже знаю, вероятней всего, посторонний тут вовсе не Грубер, а я!
А кто такой этот Г. фон Клаузен? Вопросы кружили в моем мозгу, точно мотыльки, привлеченные светом лампы. Голова опять начала разламываться от боли. После катастрофы, происшедшей пять лет назад, у меня часто бывают головные боли. Ланцманн… Может, он сумеет мне помочь?
Я вертелся под одеялом с боку на бок. Оно казалось мне слишком тяжелым, тело Марты — чересчур жарким, подушка — липкой от пота. Ощущение было, будто все, буквально все гнетет меня. И все-таки, сломленный усталостью, я наконец уснул.
Первое, что я услышал, проснувшись, был шелест снега. Серый полусвет сочился в комнату. Встал я с трудом; Марта повесила костюм, в котором я был вчера, в шкаф. Я сунул руку во внутренний карман пиджака. Фотографии там не было. Я лихорадочно стал рыться в боковых карманах, потом обшарил брючные. Ни следа, как будто ее вообще не существовало! Но это же невозможно. У меня мелькнула мысль, что кому-то очень хочется, чтобы я сошел с ума. Я чувствовал в желудке тупую боль, подкатывала тошнота. Может, Марта попыталась меня отравить? Еще две недели назад я расценил бы такой вопрос как идиотский. Но сегодня подобная возможность казалась мне вполне вероятной. Уж не попал ли я в какую-нибудь книгу Кафки? Может, я из черновика его незаконченного романа, неведомый никому персонаж, обреченный кончить дни в корзине для бумаг? Да и существовал ли я когда-нибудь? А может, я — герой тупого телевизионного сериала, который заставляет корчиться от смеха население всей галактики?.. Ладно, хватит. Я почувствовал, что мне необходимо дохнуть свежим воздухом.
Я открыл окно и всей грудью вдохнул пахнущий снегом воздух. Холодные легкие хлопья опускались мне на предплечье. Я смотрел, как они тают. Взлетела птица, я проследовал за ней взглядом — черная линия полета на сером фоне, — и я увидел его. Мусорщик в оранжевой куртке. Капюшон надвинут на лицо. Темные очки. Рука в кармане комбинезона. Он улыбался мне. Я упал на лакированный паркет. Позади меня с сухим треском лопнула лампочка. Марта! Надо ее предупредить!
Я прополз до коридора. В дверь уже звонили. Я закричал: «Марта, не открывай!» — и, обезумев, буквально скатился по лестнице, голый, как червяк, вооруженный только стулом. Слишком поздно. Марта уже открыла, и тип в оранжевом, все так же улыбаясь, возник в проеме двери. Я ринулся вперед и швырнул стулом в Марту. Он угодил ей по спине, от удара она упала, и пуля, пролетев в сантиметре от нее, впилась в штукатурку стены. А тот со своей неизменной жуткой улыбкой повернулся ко мне. Но я уже вкатился в кухню.
Схватив на ходу нож, лежавший на разделочной доске, я вжался в узкий проем между холодильником и стеной и затаил дыхание. Марта не шевелилась. А что, если… Я был полон решимости воткнуть нож в брюхо этого курвина отродья, чуть только он окажется в моей досягаемости. Дверь стукнула о стену. Его осторожные шаги. В кухне находился только большой рабочий стол со столешницей из белого мрамора да зеленые лакированные полки для посуды. Он просто не сможет промахнуться в меня. Вот еще шаг… Мне стало не по себе при мысли, что я подохну в кухне — голый, мышцы живота напряжены, солоп сморщился от холода и страха. Моя ладонь, сжимающая рукоятку ножа, была скользкой от пота. Еще шаг — и он меня увидит. Я крепче сжал свое жалкое оружие, надеясь хотя бы ранить его, прежде чем умру.
Прозвучал выстрел, и сразу после него глухой удар тела, упавшего на пол. Господи! Марта! Я выскочил из укрытия, выставив вперед нож.
Этот гад со снесенным затылком лежал на полу лицом вниз. Марта с недоуменным видом смотрела на дымящийся ствол своего пистолета. Она направила его на меня, и я чуть было не вскинул руки вверх.
— Я убила его! Боже мой, Жорж, я убила этого человека!
