Рэндел Фрейкс - Терминатор-2. Судный день.

Происходящее там их мало интересовало.

Сара – та, что на экране – нехотя рассказывала дальше. Она хмурилась и бросала негодующие взгляды на невидимого Силбермана.

– Дети, похожие на кучку сгоревшей бумаги… черные, неподвижные… А потом удар взрывной волны, и они разлетаются, словно листья, в разные стороны…

Та Сара больше не могла говорить. Она затрясла головой и разрыдалась.

Эта, живая Сара, глядела на ту холодно и бесстрастно, глаза ее покраснели, но остались сухими:

Снова послышался раздражающе спокойный голос Силбермана:

– Людям очень часто снятся легкие катаклизмы и конец света, Сара…

– Но это был не сон! Это было на самом деле. Слышишь, дебил?! Я точно знаю, когда случится катастрофа!

– Я и не сомневался, что считаешь это реальным…

– Двадцать девятого августа 1997 года это станет жуткой реальностью и для тебя! Все вы тут попляшете, понял?

– Успокойся, Сара.

Конечно же, Сара – та, что на экране – не могла успокоиться. Она корчилась в ужасных судорогах и, пылая праведным гневом, вопила, как безумная пророчица:

– Думаете, вы живы и здоровы?! Да вас давно уже нет! Вы все… Все подохли!

Она вскочила. Действия это, правда, не возымело, разве что Сара закричала еще громче:

– Это ты живешь, как во сне, Силберман! Ты, а не я! Я-то знаю, что случится. Обязательно случится!

Живой Силберман взял пульт управления и остановил видеопленку. На экране застыло безумное, перекошенное от ужаса лицо Сары.

Пациентка из восемьдесят второй палаты отвернулась с непроницаемым выражением лица. Сара знала: Силберман ждет, что она скажет. И, собрав остатки разума, с трудом подавляя тошноту, заставила себя улыбнуться этому надменному ублюдку.

– Я была напугана и… у меня в голове помутилось, – наконец выдавила она. – Теперь мне гораздо лучше. Туман рассеивается.

Силберман кивнул. Поигрывая авторучкой и снисходительно улыбаясь, он обдумывал ее слова.

– Да, в последнее время ты пошла на поправку.

Сара с легким удовлетворением отметила, что Силберман рассеянно сунул ручку в карман пиджака.

Теперь ей предстояло, пожалуй, самое трудное. «Надо полюбезничать с Силберманом, – подумала она. – Это поможет добиться цели».

– В чем дело? – удивился Силберман.

Сара замялась и покосилась на зеркало, через которое, как ей казалось, на нее смотрели. Она интуитивно чувствовала, что за зеркалом расположена наблюдательная комната, где начинающие врачи и пара штатных психологов курят и с довольным видом что-то записывают.

Если б она могла схватить стул и, разбив стекло, расквасить их наглые рожи!

Но Сара совладала с собой. Сегодня самый важный день, от которого зависит ее дальнейшая жизнь. Чтобы отсюда выбраться, необходимо действовать. Ползать на брюхе перед этими кретинами. Играть с ними в их дурацкие игры. Они из своего укрытия следят за каждым ее движением, за выражением лица и решают, сумасшедшая она или нет. Если удастся подобрать правильные слова, она вмиг может оказаться на свободе…

Сара повернулась к Силберману и, как ни в чем не бывало, улыбнулась.

– Вы говорили, что если за шесть месяцев я пойду на поправку, меня переведут в отделение с менее строгим режимом и разрешат принимать посетителей. Шесть месяцев прошло, и, мне хотелось бы повидаться с сыном.

Сидевший в кресле Силберман качнулся вперед и, поразмыслив, произнес:

– Так-так… А вот давайте-ка вспомним, что ты говорила про этих… роботов-терминаторов… Как тебе теперь кажется, они существуют?

Усилием воли Сара попыталась сдержать улыбку.

– Нет, не существуют. Теперь я это понимаю.

Сара постаралась, чтобы ее слова прозвучали как можно убедительней.

Силберман снова кивнул и что-то нацарапал в ее истории болезни. И устремил на Сару испытующий взгляд.

– Но ты же столько раз рассказывала, как раздавили одного из них гидравлическим прессом!

– Если это так, то наверняка сохранились бы какие-то вещественные доказательства. Полиция нашла бы что-нибудь на той фабрике.

– Понятно. Значит, ты больше не считаешь, что компании попросту удалось замести следы?

Наступил решающий момент. Силберман легонько постукивал ручкой по бумаге, как бы отсчитывая секунды молчания.

– Нет. Зачем ей было заметать следы? – наконец произнесла Сара.

Розеттский камень

Стоя у окна на верхнем этаже «Монолита» – трехэтажного здания из черного базальта и стекла, в котором размещались административные службы и лаборатории «Кибердайн Системз», – Майлс Дайсон смотрел на блестевшие на солнце крыши автомобилей на стоянке. Ему не терпелось вернуться в лабораторию и вновь приняться за работу. Третий этаж занимала администрация, здесь находился отдел маркетинга и акционерное общество. Дайсон плохо представлял себе, чем они занимаются, и совсем этим не интересовался. Человек он был практичный, прагматик, которого волновали только научные изыскания и деньги, выделявшиеся ежеквартально на эти цели. Сейчас в совете директоров как раз решался вопрос об очередном субсидировании исследований Дайсона, из-за чего он страшно нервничал. Дайсон с трудом находил общий язык с людьми, несведущими в его профессии, однако за последнее время ему несколько раз приходилось покидать лабораторию, эту святую обитель, и общаться с бюрократами. Он возмущался по этому поводу, но понимал, что иначе нельзя.

Майлс Дайсон, наверно, был самым главным человеком в мире. Возможно, даже во всей истории человечества, хотя никто, в том числе сам Дайсон, об этом не подозревал. Он был прекрасным микробиологом, первоклассным химиком и руководил отделом Особых Проектов. Но когда-то он мечтал о карьере баскетболиста.

Окончив школу, юный Дайсон, тощий, как жердь, и вымахавший на шесть футов и два дюйма надеялся получить за свои спортивные заслуги стипендию в одном из университетов на западе страны. Но оказалось, что играл он не так уж и мастерски. Дайсон не знал, куда податься и обратился за советом к психологу. Та угадала его скрытые таланты, посоветовав серьезно заняться наукой.

Дайсон настолько преуспел в математике, что получил федеральную стипендию в Калтехе. В то время в США был огромный спрос на выдающихся математиков: Америка состязалась в этой области с Японией. Власти из кожи вон лезли, стараясь затащить в университет всех, у кого имелись хоть какие-то математические способности.

На первых порах Дайсон отнесся к своей будущей профессии весьма критически. Нет, алгебра ему, конечно, нравилась, не меньше, чем хороший матч. Однако, проучившись в Калтехе год, он вдруг страстно полюбил формулы и уравнения.

Преподаватели тоже поначалу смотрели на него скептически. Из-за своего социального происхождения, посредственных оценок в аттестате по английскому и биологии и жаргона, усвоенного в годы жизни в негритянском гетто, Дайсон казался им каким-то полудурком. Вполне вероятно, тут не обошлось и без расизма – в то время Дайсон всем своим видом нисколько не отличался от других чернокожих детройтских пареньков.

Однако потом, когда парня заворожила наука, раскрылись его недюжинные способности, он получил доступ в узкий круг юных университетских гениев. Затем выпускника взяли на работу в «Кибердайн Системз». Должность он занимал самую низкую, но зато участвовал в разработке одного, строго засекреченного, выдающегося проекта. Всего через два года Дайсон обошел своих соперников и был назначен координатором проекта. Теперь «Кибердайн» превратилась из маленькой предприимчивой фирмы по производству микросхем в корпорацию, которая ворочала миллиардами и со дня на день должна была овладеть секретами создания искусственного интеллекта.

В данный момент Дайсон мечтал лишь о том, чтобы снова вернуться к работе.

В большой кабинет – сплошь стекло и сталь – размашистым шагом вошел владелец корпорации. За десять лет, что минули со дня основания «Кибердайн», Грег Симмонс сильно сдал. Победа над конкурентами и борьба за возможность контролировать остальных членов совета директоров, которые были простыми вкладчиками, стоила ему многих лет жизни. Симмонсу стукнул пятьдесят один, но выглядел он на десять лет старше. Его некогда густые, черные волосы поредели и поседели. На бледной коже выступили коричневые пятна. К тому же Симмонс страдал от артрита бедра. Он, вероятно, мог прожить еще много лет и разбогатеть еще больше, но по его виду сказать этого было нельзя. Больные раком – и те выглядят лучше.

Самый серьезный удар по душевному спокойствию Симмонса был нанесен пять лет назад, когда от опухоли мозга скончался его компаньон, – суматошный, но очень толковый молодой человек по имени Джек Кролл. Это благодаря ему компания так быстро шла в гору. К тому же Джек Кролл вот-вот должен был создать совершенно новый тип микросхемы – ультратонкую. Его открытие произвело бы революцию в компьютерном мире и сделало бы Симмонса миллиардером. Но несчастный мальчик умер, так и не завершив своих исследований. На то, чтобы подыскать ему подходящую замену, ушли годы. Наконец такой человек нашелся. Дайсону исполнилось тридцать три, но он по-прежнему выглядел на двадцать с небольшим. С виду типичный «голубой воротничок», Дайсон, однако, умудрился расшифровать сложные записи Кролла, сделанные им незадолго до смерти, и продвинуться дальше, причем собственным путем. Вместо того, чтобы изучать работу отдельных элементов микросхем, Дайсон развивал общие принципы функционирования подобных устройств.