Сергей Анисимов - Кома
На «ты» они перешли как-то сами собой, без лишних церемоний: не до этого сейчас.
- Да, - подтвердил парень, - Доцент... Савельева разговаривала с ней перед самым своим уходом, и Даша как раз собиралась.
- А в милиции что говорят?
- В милиции... Отказались принимать заявление, пока не пройдёт полных три дня. Сказали..., - его перекосило так, что Николай испугался, что парня вырвет. - Сказали, - «Поблядует и придёт».
Оба закрыли глаза на мгновение - одновременно. Милицию в Петербурге в последние годы ненавидели уже сильнее, чем бандитов.
- Так. Кроме Савельевой, видел её кто-нибудь уходящей?
- Нет, все остальные только раньше.
- Я тоже, видишь, раньше. А на посту спрашивал, у шлагбаума? У тебя есть её фотография?
- Да! - Артём почти обрадовался, вытащил фотографию из барсетки, показал.
- Попробуй показать тему дедку у въезда на территорию, с Карповки. Он, кажется, отставной военный, так что должен серьёзно отнестись. Даша, конечно, могла калиткой воспользоваться, - или одной, или другой, у поликлиники... Она же на метро шла?
- Да, - опять сказал Артём. - Мы у «Пионерской» живём, и она всегда на метро добиралась, чтобы с маршрутками не связываться.
«Живём» - повторил про себя Николай, продолжая глядеть на фотографию, которую Артём так и держал в руке. - «Молодец парень. Что угодно надо сделать, лишь бы её найти. Какая дрянь могла руку поднять на такое чудо?..».
- Так, - ещё раз сказал он, - Мне надо посмотреть своих больных, хотя бы по-быстрому, - у меня пара тяжёлых. И с куратором нужно поговорить. А ты пока беги к тому мужику, который шлагбаум сторожит, и показывай ему фотографию. Поговори с ним, - может он видел что-то или слышал. И возвращайся. Я буду или в палатах, или в кабинете у доцента Свердловой, или вообще по отделению. Поспрашивай у сестёр. Моя фамилия Ляхин.
- Да, - Артём кивнул. - Я помню.
- Тогда давай. Может обойдётся ещё.
Парень уже убежал к лестнице, а Николай всё договаривал про себя продолжение последней фразы, про «обойдётся».
На «развод» он успел уже под самый конец, запыхавшись, когда ребята уже стояли в коридоре перед кабинетом Свердловой. Ни одного замечания ему не сделали - на конференции он был, и многие наверняка видели, что он остался, как профессор и рекомендовал. Ольга опять посмотрела с брезгливостью - сверху вниз, и обратно вверх, как смотрят мужчины на девушек, которых хотят унизить, и он опять сдержался. Когда-нибудь это кончится. И весьма возможно, что плохо.
Новых больных Николаю не дали, хотя он просил Агаджаманяна. Больной был, что называется, «лёгкий» - нестарый, с понятной болезнью, которую их вполне неплохо научили лечить. Если судьба не забросила его на нефрологию - так тому и быть, но то, что теперь его, из-за опоздания интерна Ляхина, отдали интерну Алапак, то есть Ульяне, Николая огорчило. Всё-таки диагноз ему поставил он.
Температура у больной Январь в воскресенье днём дошла до 38,4. Впервые. Ни разу до сих пор, в смысле, - с того момента как это началось, её лихорадка не достигала таких цифр. Сейчас у Екатерины Егоровны были почти привычные 37,3 и чувствовала она себя достаточно хорошо, но Николаю произошедшее отчаянно не понравилось.
Потом снизу вернулся Артём, с наконец-то порозовевшими щеками: явно не затруднился одеться, выбегая наружу. Сколько, интересно, он спал за эти дни? Волосы мокрые - опять идёт дождь.
- Я спросил. Он ничего не видел.
- Не узнал её?
- Узнал. Видел много раз раньше. Но в пятницу - нет.
- Значит, или он просто не запомнил, или она вышла через калитки на Петропавловской или Льва Толстого. Здесь по клиникам 500 врачей, наверное, работает, и столько же медсестёр, плюс тысячи четыре студентов, из них три четверти - девушки. И большинство в том же, примерно, возрасте, что и Даша. У деда глаза могли просто замылиться, это понятно...
- Коля, - сказал Артём. - А о чём вы говорили с ней в тот день? «Вот это да».
Николай не нашёлся, что ответить сразу. Фактически, весь последний час он гнал от себя размышления о том, что можно сказать парню о событиях того чёртова дня и ночи за ним. Что Дашин друг сможет из этой информации вытащить, и как её реализовать, он искренне не представлял, но скрывать её было... Дьявол, даже слова не подобрать. «Неловко» - не то, «стыдно» тоже.
- О работе говорили. Ты знаешь, - Николай подумал, что хуже не будет, и повертел головой, - Пошли-ка куда-нибудь в сторонку.
Артём посмотрел серьёзно, кивнул головой на своей длинной шее. Как жираф.
Вместе они дошли до шкафчиков молодняка, и Николай покопался в сумке, вынуть бутерброды из которой он так и не нашёл времени. Впрочем, как и для много другого. Было ещё меньше двенадцати, а он не сделал ещё половины собственно врачебной работы, за которую его держат на отделении - авансом, за будущее, когда он, может быть, станет опытным и умным.
-Туда.
Они устроились на подоконнике в аппендиксе коридора перед комплексом реаниматологов. Внутри кто-то громко и надрывно кричал. Несколько дверей, сберегающих относительную, в их клинике, стерильность приглушали звук, но интонации были слышны отчётливо. Кто это был, Николай знал достаточно точно - клон покойного Шварцмана, - крепкий мужик с непереносимым по интенсивности мышечными болями на фоне всего остального, страшного, тащащего его к могиле волоком. Больной Инны Бергер. Значит, его перевели в реанимацию за выходные.
- Блин! - сказал он вслух, и прислушивающийся к крикам Артём повернулся к нему. Всё же, это было не самое спокойное место на отделении, хотя и самое безлюдное. - Блин!
Умерший Шварцман был еврей, самый классический ашкенази, -несмотря на фигуру Добрыни Никитича и голос, как у Ивана Реброва. Значит Даша неправа!
- Мы говорили действительно о работе, - сказал он, наконец, потому что Артём ждал, и чёрт его знает, что при этом думал. - На отделении происходит много чего странного. Здесь умирает слишком много больных. Раньше такого никогда не было - а этой клинике, между прочим, за 100 лет.
Пример был некорректный, до появления антибиотиков на терапии умирали будь здоров, не доживая ни до какого рака, а в войну здесь вообще был конвейер - крупнокоечный госпиталь с кадровыми врачами - это было чистое золото и в Финскую, и в мясорубках Карельского и Ленинградского фронтов. Но не сейчас.
- Все что-то ищут, кто масонский заговор, кто тайного маньяка, подсыпающего больным в овсянку соли таллия. Ни на то, ни на другое не похоже, но дело в принципе. В пятницу один умный и чрезвычайно уважаемый мной доктор выдвинул мысль о новом СПИДе. Но опять дело не в этом. Даша тоже искала - как все, кто чего-то стоит на этой кафедре. То, что она нашла, это, как мне кажется, полная туфта, но... В общем, она посмотрела по историям всех умерших за последние пару месяцев больных и заключила, что они все сплошь славяне.
Николай посмотрел на Артёма, ожидая реакции на свои слова. То, что он увидел, он интерпретировал как «Ну и что?», поэтому продолжил.
- Вот об этом у нас и был разговор. Мы минут десять поговорили, я вроде Дашу уговорил, что это ерунда, хотя, знаешь, ординатору второго года интерна слушать - это очень добрым человеком надо быть. Потом мне бежать надо было, и мы разошлись по своим делам. А сегодня до меня дошло, наконец, что один из больных - совершенно точно не русский и не хохол, а еврей. Странно, что мне это тогда в голову не пришло. И всё.
- А могло как-то... Это, что у вас творится, повлиять на Дашу...
- В каком смысле? -Ну...
- «Бросить всё, уехать в Урюпинск»? - предположил сам Николай. - В смысле, у неё не выдержали от происходящего нервы, и она решила: «Ну её к чёрту, эту медицину»?
- Что-то в этом роде...
- Ты извини, что я так развязно говорю, - сказал Николай, помолчав. -Это нервное. Меня это здорово задело, с Дашей. Я ведь даже забыл, что её фамилия Берестова, - всё Даша, да Даша. А про такую возможность забудь -она бы так никогда не поступила. За три двести в месяц пахать, как здесь люди пашут - это нужно полностью повёрнутым на медицине быть. Если ты, конечно, не теневой олигарх и всё такое.
- Не олигарх, - угрюмо подтвердил Артём, и вдруг спохватился. -Слушай, мы всё тут разговариваем и разговариваем, а делать-то что надо? Надо же искать как-то, никто же кроме нас этот не сделает! Родители только. Отец вот третий день по подругам ищет, как я ему под утро позвонил спросить...
- Вы не ссорились?
- Нет, что ты.
- Знаешь, - посоветовал Николай, спрыгивая с подоконника. - На утренней конференции одни врачи были. Про сестёр профессор упомянул, конечно, но кто знает, старшая медсестра могла прослушать, или переложить на других. Давай-ка, пройдись по отделению, - здесь несколько постов, плюс процедурная и отдельные службы с техничками, - да и буфетчицы всякие тоже. У них языки длинные, может чего и скажут. Э-э-э, надо по графику посмотреть, кто тогда дежурил. Да? Пошли, я покажу. В пятницу на 1-м посту - Лена точно, но её сегодня нет. А ночью - девочка-студентка, я даже не знаю, как её зовут.
