Итан Блэк - Мертвые незнакомцы
Демонстранты – в основном молодые люди лет восемнадцати – двадцати, одетые с нарочитой небрежностью – по моде того времени, когда культивировался образ антипроцветания: рваные джинсы, крашенные «узлами» футболки, кожаные жилеты с бахромой, сандалии и бусы. Волосы мужчин спадают на спины или завиты в стиле «афро» – даже у белых. На головах красные «пекинские» повязки, иногда с надписями вроде «Нет войне».
Над толпой плывет лозунг «К черту полицейских свиней!».
– Мы свиньи, пока твою сестру не изнасилуют, – фыркает Микки. Он ненавидит любые формы нарушения общественного порядка.
Звонит телефон, и Воорт с надеждой хватает трубку, но это не Мичум. Журналист из «Дейли ньюс» спрашивает об утреннем аресте таксиста за вчерашнее убийство женщины в Гарлеме.
– Мы не даем информацию, пока не извещены ее родные. Они в отъезде, – отвечает Воорт, а на экране телевизора из толпы летят кирпичи, с силой ударяя в щиты чикагских копов. – За всей информацией обращайтесь в отдел по связям с общественностью.
– Воорт, они вечно переливают из пустого в порожнее. Скажите по крайней мере, было ли это преступлением на расовой почве?
– Это было преступление на сексуальной почве.
Вешая трубку, он смотрит, как человек, держащий дергающуюся камеру, отступает перед толпой и ныряет за полицейский кордон, так что теперь протестующих видно из-за двух рядов шлемов и концов дубинок.
– Почему ты мне это показываешь? – спрашивает Воорт.
– Сантос хотел, чтобы мы посмотрели на Чака Фарбера. Вон парень слева размахивает бутылкой коки.
Телефон звонит снова. Микки нажимает кнопку паузы, и двинувшиеся вперед полицейские замирают.
– Конрад? В Гарлеме просто отлично. – Главный детектив Нью-Йорка Хью Аддоницио не считает нужным представляться. – Чисто сработано.
На экране лица полицейских кажутся такими же искаженными ненавистью, как и лица демонстрантов.
– Хью, этот тип оставил кучу отпечатков, поехал домой, улегся спать и сам открыл дверь, когда мы постучали.
– Радуйся, что все так просто, – хмыкает Хью. Недавно он объявил, что собирается на пенсию, и по всему управлению висели извещения о прощальном банкете в Куинсе. – В общем, в твоем распоряжении двадцать минут. Комната для журналистов. Сделаешь официальное сообщение. Семья женщины об аресте извещена, а фотографы любят тебя снимать.
Изображение на экране снова оживает, и Чак Фарбер поворачивается и бежит. У него тощая бородка, прямоугольные очки в тонкой оправе и бандана, которая с трудом удерживает длинные волосы, рассыпающиеся по плечам расстегнутой рубашки военного образца, под которой видна футболка с изображением хиппующей рок-группы. Бандана, вместо того чтобы придать ему грозный вид, скрадывает лет пять, так что он выглядит тринадцатилетним подростком.
– Вот бездельник, – говорит Микки.
Воорт качает головой, думая о своем.
– Странные были времена. Чак Фарбер ходил на демонстрации, а отец Мичума воевал во Вьетнаме.
На экране начинается драка.
– Мы с Мичумом часто рассматривали фотографии, которые он присылал. Мы наряжались и играли в войну. В доме было столько военного барахла, что хватило бы экипировать целую армию. Мне приходилось надевать абажур, похожий на вьетконговскую шляпу, и хипповские сандалии. Я был комми. И всегда проигрывал.
– Что случилось с его отцом?
– Погиб, наступив на мину. А брат Мичума Ал был морпехом. Он взлетел на воздух вместе со штабными казармами в Бейруте во время теракта. Похороны были ужасные.
– Господи. Звонит телефон.
– Мичум – последний оставшийся в живых мужчина в семье, – заканчивает Воорт, снова хватая трубку.
На этот раз звонит Хейзел из компьютерного отдела. Ей было восемь лет, когда американская армия освободила ее из немецкого концлагеря в конце Второй мировой войны. Ее родные не были евреями, но нацисты считали иначе. Она до сих пор говорит с акцентом.
– Ни один из тех людей, имена которых ты мне дал, не состоял на военной службе. Ни один из них не подвергался аресту. А доктор Джилл Таун никогда не нарушала даже правил парковки.
– В нашем городе это может означать одно, – комментирует Воорт. – У нее, вероятно, нет машины.
– Ой-ой, – говорит Микки, не отрывающийся от телевизора, – наши поддают им!
На экране людские цепи смешались. Полицейские в штатском, на которых вначале указывал Микки, окружили Чака Фарбера. Поднимаются и опускаются дубинки; мальчишка свернулся в клубок на траве, прикрывая голову.
Разумеется, в начале карьеры Воорт и Микки, как и все новички, изучили «сдерживание массовых беспорядков». Они надевали тяжелые защитные жилеты и наколенники. Они учились обращаться с электрическими дубинками. Вместе с другими полицейскими они выстраивались в живую цепь и согласованно шагали к переодетым в штатское полицейским, которые в тот день играли роль бунтовщиков. «Бунтовщики» кричали Воорту и Микки: «Детоубийцы!» Использовали они и термины на иностранных языках, которые звучали еще хуже.
Некоторые копы настолько увлекались игрой, что начинали драться. Микки и один из «протестующих», новобранец по фамилии Макмиллан, в конце концов покатились по земле.
– А что бы ты сделал, если бы какой-нибудь козел швырнул в тебя кирпичом? – спрашивает Микки, пока Воорт смотрит, как люди в штатском надевают на Чака Фарбера наручники и, заломив руки, тащат к полицейскому фургону. Лицо его залито кровью. Уже у самого фургона Фарбер взбрыкивает, и один из копов, пошатнувшись, хватается за живот.
– Выключи, – просит Воорт.
Микки выключает видео. На экране появляется диктор Си-эн-эн с биржевыми новостями.
– Ой-ой-ой. Снова побоище, – вздыхает Микки.
Он выключает видеодвойку. Тишину нарушает тихий стрекот вертолета за окном – то ли машина дорожной службы, то ли везет пассажира из Международного аэропорта имени Кеннеди на новую посадочную площадку у Ист-Ривер или наоборот. Воорту не по себе из-за увиденного, да и Микки, несмотря на браваду, выглядит несколько смущенным. Они посвятили себя защите обычных граждан, и если обычные граждане дерутся с копами, это подрывает основы их мира.
– Кларк был крайне правым, – говорит Воорт. – Фарбер тридцать лет назад был с другой стороны. И он остался в Чикаго. Унаследовал бизнес. Эта запись не поможет.
– Возможно, он затаил обиду на правительство. Разве можно забыть людей, которые избивали тебя дубинками?
– Избивали его перепуганные копы, а не правительство.
Воорт уже поправляет галстук для пресс-конференции, когда Микки говорит:
– Может быть, именно поэтому твой Мичум еще не позвонил. Он уехал из города. Сел в самолет. Ты же сам говорил, что он пытался все бросить еще в таверне. Тогда ты не позволил, и он все бросил, когда вы расстались.
Воорт одергивает пиджак.
– Угу, все бросил. Дай знать, если он позвонит. Если через час не проявится, – горечь во рту становится сильнее, – проверь все сводки по убийствам в городе начиная с вечера понедельника.
– В больницы я тоже позвоню.
– Все смерти в результате несчастного случая. – Воорт сам себя ненавидит за произносимые слова. – Пожарная охрана. Аварийные службы.
– Куда собираешься после брифинга? – спрашивает Микки, когда Воорт снимает плащ с крючка на двери.
– В прошлое.
Воорт направляется дальше по коридору в конференц-зал, где репортеры встречают его градом вопросов. Включены прожекторы и телекамеры. Да, отвечает он, таксист признался. Да, он знал жертву. Нет, полицейские не били его ни во время ареста, ни потом.
– Почему же у него повязка на голове? – выкрикивает откуда-то сзади репортер «Пост».
– Потому что женщина, которую он убил, сопротивлялась.
Двадцать минут спустя Воорт спускается на нижний этаж в служебном лифте. В пять часов дня, когда заканчивают работу муниципальные учреждения, на улице уже темно – приближается зима. Поток служащих выплескивается под дождь по всему району мэрии. Это юрисконсульты муниципалитета, секретари, администраторы школ, присяжные, покидающие федеральные и местные суды. Целая армия вливается во входы метро, рассыпаясь по Бруклину, Куинсу, Бронксу. За час они совершают путешествие, на которое голландским предкам Воорта потребовалась бы неделя – с ночевками.
Воорт заходит в церковь Святого Андрея возле здания Верховного суда США и занимает место на скамье в заднем ряду. Служат мессу. Среди прихожан немало знакомых лиц – люди ежедневно молят Господа дать им силы выдержать все, что обрушивает на них город. Воорт опускается на колени.
– Господи, благодарю за порядок и безопасность, – шепчет он. – Благодарю за семью и дружбу. Если с Мичумом что-то случилось, сделай так, чтобы он не страдал. И пожалуйста, помоги Мэтту выздороветь.
