Гюнтер Вейзенборн - Преследователь
Но Пелле твердо сказал, обратившись непосредственно к ней:
— Только без Пауля! Это раз навсегда решено.
— Но я не о листовках, Пелле.
— Тогда о чем?
— О беженцах. Вы же знаете, все о тех двенадцати евреях.
Вальтер бросил взгляд на Мюке, тот встал, приоткрыл дверь и осторожно выглянул. Потом опять закрыл дверь и кивнул головой. Вальтер отложил в сторону трубу и спросил:
— Что за дело, Ева?
— Вы знаете, что операция с карточками в тот раз сошла удачно. Вы знаете, как благодарны нам эти люди. Для них это был вопрос жизни и смерти.
— Для нас тоже, — буркнул Пелле.
— Брось шутить, Пелле! — Ева посмотрела на него долгим взглядом. Потом сказала: — Я говорила вам про того человека, который покончил с собой. Его не похоронили: никто не должен был знать, что эта семья прятала у себя скрывающегося еврея. Он уже не первую неделю лежит на чердаке в наскоро сколоченном ящике.
— Ну так пусть эта семья и уберет его.
— Эта семья — женщина, муж которой попал в котел на Волхове, и две девочки, еще маленькие. С каждым днем увеличивается опасность, что тело будет обнаружено или случайно, или при налете. Женщина уже дошла до точки. Чтобы сами евреи перенесли тело и думать нечего. Это ясно.
Мы молчали.
— Трудное дело, — заметил я.
— Ты прав, — сказала Ева. — Я и не говорю, что мы Можем за это взяться.
Мюке встал, подошел к двери, а потом к окну.
Пелле посмотрел на Вальтера:
— Что будем делать?
Вальтер задумчиво курил. Его худое лицо с коротко остриженными волосами производило особенно аскетическое впечатление. Он погасил сигарету и встал.
— Подумаем. После работы задержимся еще немного. Если Пауль тоже останется, придем завтра вечером на часок раньше.
Мы все встали и вышли из артистической. Второе отделение прошло с обычным успехом. Небо было ясное, звездное, и налета не ожидалось. По окончании концерта мы еще постояли, поговорили о всяких новостях. Мы медлили расходиться, пока Пауль не попрощался. Он сказал, что посидит еще немного в саду со знакомыми, и ушел.
Не успел он уйти, как мы все сели поближе друг к другу, а Мюке стал на страже у двери.
— Дело это препоганое, — сказал Вальтер, — но, если мы хотим помочь, другого выхода нет: мы должны его похоронить.
Мы согласились, но, правду сказать, не очень уверенно. Это была необычная, неприятная и опасная задача. Надо было действовать очень осторожно.
— Придется взяться за это дело всем пятерым. Пауль не должен ничего знать. Ева передаст, что мы берем это дело на себя. До завтрашнего дня мы обдумаем, как нам быть. Каждый изложит свои соображения. Завтра придем сюда на час раньше. Согласны?
Тайно убрать и похоронить мертвого в большом городе задача не легкая. Предложения были самые различные: достать санитарную машину, незаметно перевезти его в мебельной фуре или на ручной тележке, проследить, где каменщики разбирают развалины, и открыто днем или тайно ночью перенести ящик в воронку от взрыва, а самим смыться. Мы обсудили все предложения. Санитарную машину пришлось исключить — ни у кого из нас не было близких знакомых среди врачей или шоферов с больничной машины. Ручную тележку отклонили, так же и катафалк и мебельную фуру. В конце концов мы сошлись на небольшом крытом грузовичке. По ходу совещания Вальтер сказал, что знает одного автомеханика.
— Неужели у него есть грузовик?
— Нет, но он работает в гараже, где стоит много разных машин. Если ему заплатить, он, наверное, сделает ездку налево.
— А куда мы поедем?
— На восточное кладбище, если только это будет возможно.
— Ночью?
— Нет, я думаю вечером, перед работой, когда стемнеет. Тогда на улицах еще есть движение. А ночью тихо. И легче обратить на себя внимание. Вечером лучше.
— Договорились, Вальтер.
— Кто поедет?
— Думаю, Даниэль и я. Согласен, Даниэль?
— Согласен.
— А Ева с Пелле разыграют влюбленную парочку у ворот кладбища, чтобы отвлечь внимание. Ева, ты передашь той женщине, что начиная с завтрашнего дня она может ждать нас. Мы еще договоримся обо всем подробнее.
На следующий вечер мы с Вальтером пришли в гараж, как раз когда механик отмывал руки песком и жидким мылом.
— Как жизнь, Эрвин?
Он обернулся и с удивлением посмотрел на нас:
— Ты зачем, Вальтер?
— Мне надо бы с тобой поговорить.
У Эрвина было испитое лицо с хитрыми, беспокойными глазами, отливавшими какой-то странной желтизной. Вальтер рассказал мне, что он освобожден от военной службы, так как страдает тяжелым заболеванием печени.
— Сейчас, только покончу с мытьем.
Мы ждали его во дворе, еще мокром после ливня. В гараже стоял грузовик, покрышки были стерты, капот открыт. Как видно, Эрвин возился с мотором. У вечернего неба было какое-то необычное освещение: блекло-зеленое, переходящее внизу в бледно-розовое.
Эрвин вышел во двор, и Вальтер предложил ему сигарету. Мы все трое закурили.
— Слушай, Эрвин, опять наклевывается одно дельце.
Эрвин сейчас же метнул па меня недоверчивый взгляд.
— С ним все в порядке, полная гарантия, — прибавил Вальтер, кивнув на меня.
— Какое? Налево?
— Ясно. Ты что, думаешь, я член военно-промышленного совета?
— А что надо везти?
— Не товары.
— Так что?
— Нам надо увезти покойника.
— А что с ним стряслось?
— Еврей, беженец.
— Ах, вот что.
— Ну как?
— А куда везти?
— На восточное кладбище на Кроненштрассе.
— Дело верное?
— Иначе я за него не взялся бы.
— Сколько?
— Полсотнт.
— Наличными?
— Половину вперед, половину потом.
Эрвин почесал в раздумье шею.
— Кто-нибудь об этом знает?
— Что за вопрос! Никто его не знал, только те люди, которые его прятали. Они будут молчать, понимают, что их по головке не погладят. Просто хочется сделать одолжение знакомой.
— Но только одно — меня в это дело не впутывать. Я тут ни при чем, понимаешь? Я теперь рисковать не могу. Меня уже взяли на заметку, понятно?
— Ясно. Положись на меня. Твое дело сторона. Вот тебе наше слово. Слышишь, Даниэль?
Оба посмотрели мне в глаза. Я кивнул и сказал, что это само собой разумеется.
— Ладно, Эрвин, тогда бери машину и поедем. Через полчаса вернешь ее обратно.
— Уже сейчас?
— А почему нет?
— У меня еще дела есть.
— Отложишь на полчаса свои дела.
— Слушай, приятель, не могу же я…
— Можешь.
— Нужно, чтобы путевка была.
— Да ведь ты говорил, что у тебя есть готовые бланки?
— Так-то оно так, да они для начальника, когда он ездит по всяким делам.
— А начальник здесь?
— Сегодня вечером его нет.
— Возьми один бланк, и дело в шляпе.
— А если старик заругает?
— Побоится. Он у тебя в руках, сам налево ездит.
— Ну ладно, сейчас возьму.
Эрвин повернулся, сразу решившись, и пошел в гараж. Он мне не очень-то понравился, я сказал об этом Вальтеру. Но тот покачал головой:
— Для таких дел только такие парни и подходят.
Одна из дверей гаража открылась изнутри, и машина задним ходом выехала во двор. С нее соскочил Эрвин и запер гараж. Мы влезли в машину и поехали в центр города, к тому дому, где был спрятан покойник.
Было около девяти вечера. На четвертом этаже мы с Вальтером позвонили в квартиру к Боде.
Фрау Боде, очень бледная женщина, отворила нам сразу.
— Ага, вы за книгами?
— Да.
— Пойдемте, они в ящике на чердаке.
Фрау Боде пустила по дому слух, что конфискованы книги одного ее прежнего квартиранта и что за ними должны приехать.
Мы пошли на пустой чердак, в котором стояли мешки с песком и ведра с водой. Фрау Боде открыла дощатый чулан и посветила в угол под крышей. Там за старым шкафом стоял ящик. По форме он не был похож на гроб. Покойник примостился в нем сидя, в позе, в какой было принято хоронить тысячелетия назад. Мы вытащили этот ящик, выкрашенный в черный цвет. В эту минуту, как и было договорено, появился Эрвин. Фрау Боде посветила ему. Он тихонько шел к нам по темному чердаку. Когда он приблизился, мне стало как-то не по себе. Он принес лямки, мы накинули их на плечи. Потом надели перчатки и подняли ящик. Ящик был сухой, и запах из него шел чуть слышный. Специалисты похоронных дел — единоверцы покойного — тайно обрядили его согласно принятому у них ритуалу. Мы понесли ящик к лестнице. Мы с Эрвином шли впереди, Вальтер, как самый сильный, сзади. Мы даже не заметили, куда исчезла фрау Боде.
Мы спустились вниз по лестнице. В подъезде, когда мы поставили ящик наземь, чтобы отдышаться, вдруг появился представитель власти — толстый и потный «золотой фазан» в коричневом мундире. Очутившись лицом к лицу с тремя посторонними мужчинами, он струхнул:
