Сэм Хайес - Моя чужая дочь
– А что Дэн? Дэн – он и есть Дэн. – Роберт вновь затрусил рядом с ней. – Бизнес идет.
– И кто у вас теперь за ищейку? – Луиза подтянула широкую резинку облегающих «велосипедок» – своей формы для утренних пробежек.
– Брайан Хоук. Тот еще ловкач – форменный клоун на похоронах. – Сделав выпад вперед, Роберт ухватил локоть Луизы, размеренно двигавшийся взад-вперед. – Какая жалость, что ты больше у нас не работаешь.
Ряд домиков из рыжего камня закончился, дорожка сузилась, и бегунам пришлось перестроиться гуськом и держаться самой обочины – впереди ждали крутые повороты.
– Окрестностями полюбоваться не хочешь? – Роберт остановился в воротах из пяти мощных бревен и махнул обернувшейся Луизе. – А то и не поговорим, – крикнул он, задыхаясь.
– Поговорим? Я считала, мы вышли на пробежку.
Бок о бок в воротах, они смотрели на раскинувшееся до горизонта лоскутное одеяло разноцветных полей. Оба молчали, выравнивая дыхание и ощущая, как утреннее солнце подсушивает кожу. Момент из тех, когда хочется воскликнуть: «Остановись, мгновенье…» У Роберта так много всего было на уме, что он не знал, с чего начать, сомневался, стоит ли вообще заводить этот разговор, и опасался усложнить ситуацию.
– Вы с Эрин вправду счастливы? – Луиза встала лицом к Роберту. – Как-то ты меня вчера не убедил. – Дыхание ее было ровным, о пробежке напоминал лишь влажный блеск щек да испарина в ложбинке груди.
Вопрос с подвохом, решил Роберт, – удобная затравка для беседы о ее собственном браке.
– Нам хорошо вместе. – В груди у Роберта болезненно екнуло. – Мы обожаем друг друга. И Руби – прелесть. Эта девочка – выдающаяся пианистка.
– Но вы счастливы?
Боль в груди усилилась, буквально раздирая ребра.
– Конечно.
– А почему я тебе не верю? – Носком кроссовки Луиза пнула ворота и ладонью прикрыла глаза от солнца, бившего из-за спины Роберта.
Он пожал плечами.
– Без проблем ни у кого не обходится. – Луиза молчала, и он продолжил: – Вступая в брак, тем более во второй раз, никто и не рассчитывает, что будет рассекать хрустальной чистоты воду в бассейне.
– Да уж, – задумчиво отозвалась Луиза. И рассмеялась: – Плаваешь скорее в грязном пруду.
– Вот-вот. И очень быстро обнаруживаешь, что таится в тине на самом дне. А если случайно зацепишься за что-то ногой, то невольно начинаешь гадать, какие сюрпризы тебя еще ожидают в мутных водах. – Роберт рассеянно побарабанил по створке ворот и наконец решился: – С Эрин что-то не так, Лу! Она ведет себя очень странно, будто что-то скрывает.
Пауза была долгой – над их головами пролетела стая уток, протарахтевший в ворота грузовик оставил клубы пыли и сизую бензиновую гарь.
– Опять? – простонала Луиза. – Боже, только не это!
Роберт фыркнул и с силой оттолкнулся от ворот, сбросив с планки ногу Луизы. Вскинул руку, словно отмахиваясь от ее догадки.
– Вот, значит, о чем ты подумала? Считаешь, урок прошел для меня без толку?
– Нет, просто мне кажется…
– Знаешь, я ведь тебе кое-что так и не рассказал о смерти Дженны. – Глубокий голос Роберта упал до едва слышного шепота.
Луиза терпеливо ждала, понимая, что это признание для него куда тяжелее многокилометровой пробежки.
– Я услышал сообщение на автоответчике. От мужчины. Мол, он ждет не дождется их следующего свидания в гостинице.
Ладонь Луизы легла на его плечо:
– И тебе стало легче?
– От того, что я оказался прав насчет ее измен? От того, что не зря гонялся за ней день и ночь, устроил слежку, как одержимый, рылся в ее письмах, мейлах, эсэмэсках… – У него перехватило дыхание. – Спрашиваешь, стало ли мне легче, когда я получил доказательство того, что имел все основания превратиться в ревнивца, в натурального параноика, который в итоге довел ее до бегства из дома, который не остановил ее, когда она после бутылки вина прыгнула в машину и помчалась куда глаза глядят – лишь бы подальше от меня?!
Луиза покрылась мурашками, хотя день обещал быть жарче вчерашнего. Тысячи раз она все это слышала, но легче не становилось.
Дженну вдавило в рулевое колесо… Шейные позвонки раздроблены… Душа покинула ее пепельно-серое тело… Из внешних повреждений – лишь царапина на правом виске…
– Мне все кажется, что я ее вижу, – признался Роберт – таким ровным тоном, вроде в суде выступал. – На площадке лестницы. Под ивой в саду. Она совсем как живая. – Он остановил взгляд на Луизе, ожидая ее реакции.
– Да ведь прошло-то чуть больше года, Роб. По мне, так со второй женитьбой ты поторопился. – Луиза вытерла взмокшую шею краем футболки. – Неудивительно, что твои призраки вторгаются в реальность.
– Я поторопился?! Отлично сказано, Лу. В самом деле – превосходно! – Роберт пнул ворота, шагнул в сторону, будто собрался уйти, вновь вернулся. – Моя жена погибает в апреле прошлого года. За два месяца до того ты выскакиваешь за своего гребаного как его там… Уильяма, с которым и знакома-то была пару недель, с рождественской вечеринки…
– Уиллем, – оборвала его Луиза. – Моего мужа зовут Уиллем ван Холтен. А в остальном ты прав: мы познакомились в Рождество, поженились через восемь недель, а еще через два месяца Дженна погибла… – Она запнулась. Сделала глубокий вдох. – Правда и то, что нам, черт побери, не светит быть вместе, потому как один из нас непременно окольцован!
И Луиза, как скаковая лошадь, с места в карьер, рванула прочь, уверенная, что Роберт и попытки не сделает ее догнать.
Еще минут двадцать, прежде чем направиться обратно в Марток, Роберт вглядывался в синее до самого горизонта небо. «Не светит быть вместе», – вновь и вновь повторял он про себя, задаваясь вопросом, что же вызвало всплеск эмоций у Луизы, обычно невозмутимой, как буддистский монах.
Эрин и Руби он нашел в ресторане: Руби на полную катушку наслаждалась разнообразием шведского стола, а Эрин потягивала кофе. Реакция дочери на появление Роберта вывела Эрин из задумчивости, хотя глаз от крахмальной скатерти она так и не подняла.
– Привет. – Роберт поцеловал жену в макушку. – Решила пропустить завтрак?
Он принял душ и переоделся в джинсы и зеленую полосатую рубашку. Еще влажные волосы блестели в приглушенном свете потолочных ламп.
Роберт собирался свозить семью в замок Шербурн. Не хотелось торчать поблизости во время предстоящей свадьбы. Луиза, пусть и не в подвенечном платье, но все же в наряде подружки невесты, – зрелище для него невыносимое. За столом он устроился между женой и дочерью.
– Хорошо пробежался? – Вопрос Эрин был горек, как черный кофе в ее чашке.
– Неплохо, спасибо. – Роберт развернул салфетку; официантка приняла его заказ.
– С Луизой, – выдохнула Эрин.
– Папа, ты вчера обещал показать нам какой-то старинный замок! – Руби наколола на вилку кусок сосиски.
– Мог бы и меня пригласить. – Эрин прикрыла чашку ладонью, молча отказавшись от добавки кофе, предложенной официанткой.
– Не думал, что ты любишь бегать по утрам.
– А ты – любишь? – Эрин поднялась и быстрым шагом покинула ресторан.
– Само собой, Руби, в замок мы съездим.
Помешивая ложкой чай, Роберт увидел, как Луиза и Эрин разминулись в фойе гостиницы. Ни словом, ни жестом не признав друг друга.
Глава IX
Просыпаюсь от того, что мокрая с ног до головы. Даже простыни и пижама с начесом пропитались чем-то теплым и пахнут зверьком. Вот мать разозлится, что я такое натворила. Я ведь уже несколько лет в постель не мочилась. Включаю настольную лампу – ой! – еще и крови полно. Пока разыскиваю халат, из меня все льется и льется. Сделаю шаг – по ногам течет и не перестает, сколько ни старайся.
Я хнычу. Обидно – я ж не виновата вроде, а влетит так, что мало не покажется. Стягиваю пижамные штаны, все в моче и крови, сую под кровать. Вытаскиваю ведро, оседлала его, но с такими темпами еще пара минут – и через край польется. Вчера-то они его не выносили. Может, в окошко выплеснуть?
На часах почти полночь, до Нового года всего двадцать минут. Мать сказала, сегодня они с отцом отмечают праздник у дяди Густава и тети Анны. Там будут такие малюсенькие pierogies – вкуснятина! – а еще мясо cwibak и медовый пирог piernik, а детям разрешат глотнуть сладкого miod pitny из крохотных пиалочек в форме рыбок, которые пахнут пылью буфета тети Анны, – он у нее деревянный и весь в дырочках от жука-древоточца. Ровно в полночь дядя Густав протрубит в рожок, как на прошлый Новый год и все другие на моей памяти.
Расписывая праздничные планы, мать все заглядывала мне в глаза – вдруг расплачусь – и, затаив дыхание, надеялась хоть какой-нибудь знак увидеть, что я тоже мечтаю туда попасть. Там ведь соберется столько народу, и все будут танцевать, петь, смеяться, есть и пить, отмечая Новый год. Мои двоюродные братья и сестры устроят кучу-малу, будут подкалывать друг друга и втихаря таскать выпивку. Я очень старалась не замечать удовольствия на лице матери, не видеть, как сжались ее губы и сузились злобные бесцветные глаза, когда она поняла: до ее дочери наконец дошло. Меня даже не пригласили. Хотя, сгорая от стыда, я все равно должна была отказаться.
