Питер Страуб - Глотка
Я засунул руку под пиджак, достал револьвер, снял его с предохранителя и направил в голову Хогана.
Он улыбнулся.
– Так какое там имя вы произнесли, – склонив голову, Хоган продолжал улыбаться Тому, медленно поднимая правую руку, чтобы расстегнуть пуговицу на пиджаке. Я вспомнил, что он сделал тот же самый жест, прежде чем я ослепил его светом фонаря, и понял, что Хоган застрелил бы меня, как только я начал бы подниматься по лестнице. И еще я вдруг понял, что держу в одной руке револьвер, а в другой фонарик, словно планировал заранее то, что сделал в следующую секунду – я снова резко включил его. Том тут же погасил свой фонарь.
– Ленни Валентайн, – повторил я.
Хоган тут же повернулся на свет моего фонаря. Теперь он больше не улыбался. В глазах его мелькнула какая-то тень, и он открыл рот, чтобы что-то сказать. При мысли о том, что сейчас я услышу его слова, меня охватило вдруг такое отвращение, что палец непроизвольно нажал на курок револьвера, послав пулю вдоль бьющего из фонарика яркого луча.
Последовала вспышка красного пламени, и раздался громкий треск, который, отражаясь от цементных стен, звучал подобно взрыву. Под волосами Хогана появилась черная дыра, а из затылка брызнула кровь. Хоган выпал из луча света, словно исчез. Тело его упало на пол, и воздух наполнился запахом крови и пороха. Белый дымок медленно растворялся в ярком луче.
– Много же времени тебе понадобилось, чтобы решиться, – сказал Том, направляя фонарь на меня. Моя окаменелая рука по-прежнему целилась из револьвера в то место, где стоял только что Хоган. Я позволил ей безвольно упасть вдоль тела.
Я не помню, что прочел на лице Хогана.
Том посветил фонарем вниз. Хоган лежал распростертый на цементом полу, чуть подогнув ноги и широко раскинув руки. Текущая из затылка кровь собиралась в лужицу под его щекой.
Я отвернулся и, шатаясь, добрел до стены. Пошарив рукой, нашел выключатель и зажег свет. Потом оглянулся и снова посмотрел на Хогана. Из дырки под волосами стекала красная струйка.
Том подошел поближе, засовывая в кобуру пистолет, и присел рядом с телом. Он перевернул его на спину, и рука Хогана попала прямо в лужу крови, запах которой проникал в меня до самого желудка, словно запах несвежих устриц. Том засунул руку в один из карманов серого пиджака Хогана.
– Что ты делаешь? – спросил я.
– Ищу ключ. – Он засунул руку в другой карман. – Вот так, хорошо, – Том достал маленький серебристый ключик и показал его мне.
– Для чего это?
– Бумаги, – сказал Том. – А теперь... – На этот раз он засунул руку в карман своего пиджака и достал оттуда черный маркер. Сняв с него колпачок, он посмотрел на меня так, словно думал, что я попытаюсь его остановить. – Я не полицейский, и я не заинтересован лично в совершении правосудия, но, возможно, оно должно выглядеть именно так. – Он отошел на шаг от тела, смахнул с цемента пыль и написал: «Голубая роза». Потом снова повернулся ко мне. – На этот раз это действительно был детектив. Дай мне тот пистолет.
Я передал Тому пистолет, который продолжал сжимать в руке, он аккуратно вытер его платком и наклонился, чтобы вложить в правую руку Хогана. Он сомкнул пальцы мертвого детектива, положив указательный на курок, а потом вытащил из кобуры револьвер тридцать восьмого калибра, принадлежавший Хогану. Он подошел ко мне, протягивая револьвер.
– Мы избавимся от него чуть позже.
Не отрывая глаз от тела Хогана, я опустил револьвер в кобуру на поясе.
– Нам пора уходить отсюда, – сказал Том.
Я ничего не ответил. Сделав шаг вперед, я заглянул в мертвые глаза и пустое лицо.
– Ты все сделал правильно, – сказал Том.
– Я должен убедиться, – сказал я. – Ты знаешь, что я имею в виду. Я обязан убедиться.
Я склонился над трупом и задрал черную футболку до самой шеи Хогана, но ничего не мог разглядеть. Тогда я задрал футболку еще выше и тупо уставился на бледную грудь лежащего передо мной Хогана. Она была гладкой и безволосой. На белой коже ясно выделялись с полдюжины шрамов округлой формы.
Волна облегчения окутала меня, как мед, как золотой поток, и от запаха крови вдруг захотелось рассмеяться.
– Прощай, Фи, – сказал я, опуская рубашку.
– Что ты все-таки делаешь? – спросил за моей спиной Том.
– Старая привычка. Еще с похоронной команды.
Я встал.
Том поглядел на меня с любопытством, но больше не стал ничего спрашивать. Я погасил свет и стал подниматься по ступенькам в темноту.
Не больше чем через три минуты мы были уже на аллее, а через пять минут после этого сидели в «ягуаре», едущем на восток.
20
– Ведь Хоган отреагировал на имя.
– Определенно, – сказал я.
– А что там такое с его грудью?
– У Бачелора были на груди маленькие круглые шрамы.
– А, я забыл. Это после Вьетнама. Я читал об этом в одной из книг.
– Нет, – сказал я. – Эти шрамы были еще у Фи.
– А, – сказал Том. – Бедный Фи.
«Уплывай, Фи, – подумал я. – Уплывай подальше, Фи Бандольер».
21
В темноте мы бросили револьвер Майкла Хогана в Миллхейвен-ривер с моста на Горацио-стрит. Он исчез из виду еще до того, как коснулся воды, а после этого вообще исчез из нашей истории.
22
Последнее, что я помнил, это звук ударившегося о воду пистолета. Я вышел из гаража, проведя все время, пока мы ехали от Горацио-стрит к Истерн Шор-драйв, с Майклом Хоганом в подвале «Белдам ориентал», и пошел по дорожке в темноту ночи. Луна давно уже опустилась, а звезд сегодня не было. Мир наполовину состоит из ночи, а вторая половина – тоже ночь. Я видел его лицо в резком свете фонаря, я видел маленькую черную дырочку, не больше десятицентовой монеты, расцветающую, как цветок, под его редеющими волосами.
Он рос до пяти лет всего в одном квартале от меня. Наши отцы работали в одном отеле. Время от времени я наверняка видел его, гуляя на улице: маленький мальчик, сидящий на крылечке рядом с грядкой аккуратно подстриженных роз.
Том прошел мимо меня и открыл ведущую в кухню дверь. Мы зашли внутрь, и он включил свет.
– Уже начало четвертого, – сказал Том.
– Даже не знаю, – сказал я. – А что будет теперь?
Кому мы скажем об этом? И как скажем? Я не знал ответов на эти вопросы.
– А будет то, что я сделаю себе выпить, – сказал Том. – Хочешь сразу подняться наверх?
Фредерик Делиус, чучело аллигатора, «Флорида».
– Не думаю, что смогу сразу заснуть.
– Тогда составь мне компанию.
Он бросил в стакан несколько кубиков льда, налил виски и сделал большой глоток.
– С тобой все в порядке, Тим?
– Со мной все в порядке. Но мы не можем так оставить его лежать там, правда? Чтобы его нашли люди из церкви?
– Не думаю, что люди из церкви спускаются когда-нибудь в подвал. Единственное, что им там может понадобиться, это орган, а его они наверняка поднимают со сцены.
Я налил в стакан воды и выпил ее одним долгим глотком.
– У меня есть кое-какие идеи, – сказал Том.
– Ты хочешь, чтобы об этом узнали, не так ли? – Я снова наполнил стакан. Мои руки двигались словно сами по себе.
– Я хочу, чтобы знали все, – сказал Том. – Не волнуйся, на этот раз им не удастся замять дело. Но прежде чем мы начнем кричать об этом с крыши, я хочу найти эти бумаги. Они нужны нам.
– Но где они? В квартире Хогана?
– Поднимись со мной наверх, – сказал Том. – Я хочу, чтобы ты взглянул вместе со мной на фотографию.
– Какую фотографию? – удивился я.
Том ничего не ответил. Я прошел вслед за ним по первому этажу и поднялся на второй. По дороге Том включал везде свет.
Пройдя через кабинет, он уселся за стол, а я опустился без сил на диван. Затем я расстегнул кобуру и положил ее перед собой на журнальный столик. Том открыл верхний ящик стола и достал оттуда знакомый крафтовый конверт.
– Чего я не понимаю, – сказал Том, – так это почему Хаббел опознал Пола Фонтейна. Ведь Хоган тоже был на этой фотографии, стоял прямо рядом с Фонтейном. Как мог Хаббел совершить такую ошибку?
– У него плохое зрение.
– Настолько плохое?
– Он подносит все, на что хочет посмотреть, к самым глазам. Фотографию он практически клевал носом.
– Значит, он изучил ее очень тщательно, – Том внимательно смотрел на меня, слегка наклонившись вперед с конвертом в руках.
– Мне показалось, что так, – сказал я.
– Давай посмотрим, не удастся ли нам разрешить эту загадку. – Он открыл конверт и вынул оттуда вырезанную из газеты фотографию. Затем положил конверт на стол, а сам с фотографией и стаканом подошел к столику и уселся рядом со мной на диван. – Как он опознавал Фонтейна?
– Показал на него пальцем.
– Прямо на Фонтейна?
– Прямо на Фонтейна.
– Покажи мне.
Я наклонился и посмотрел еще раз на фотографию лужайки Уолтера Драгонетта, заполненной полицейскими в форме и в штатском.
– Ну, – сказал я. – Во-первых, фотография лежала прямо перед ним.
