Михаил Огарев - Страсти в неоримской Ойкумене – 2. Истерическая фантазия
Дольше засиживаться было совсем неприлично, и я тоже встал, радуясь, что не пошатнулся. Мое запоздалое включение в трудовую деятельность выразилось уместной фразой: «Остановиться бы не мешает…»
– «Отопустик» давно уже остывает, а пар благополучно стравливается, – не без холодка в голосе ответила девушка. – Звонилку я предварительно вырубила.
– Ясненько…
– Очень рада.
Чтобы скрыть смущение, я неловко закурил и тут же, спохватившись, снова широко раскрыл пачку. Сначала ее проигнорировали, но потом, унюхав сладкий аромат «Золотого руна», не вытерпели и вытянули одну штучку.
В этот миг наверху загремело: там неистово лупили, колошматили и гваздали железом по железу. Заткнув совсем по-уличному папирусску за ушко, Грация выпорхнула из комнатки, не оглянувшись.
Серьезно расстроенна, но виду не показывает. Уж лучше бы дулась или брюзжала.
На втором этаже обстановка была до одури душной, удушающе дымной и дико дребезжащей. Долбили наши ремонтники по несчастной запорной арматуре с таким остервенением, что даже лестничная площадка содрогалась. Самим работничкам приходилось ой как несладко, ибо трудились они в эпицентре созданного ими звукового апокалипсиса.
Пришлось вдавить кулаки в уши, но это помогло мало: громозвон перешел в громогул и только. Зато я получил хорошее представление о том, какого рода наказанию подверг Зевс мятежного Асклепия…
Наконец, Филиппий и Аркадий почти одновременно выпустили кувалды из рук и уставились друг на друга, тяжело сопя. Немного восстановив дыхание, они взялись за искривленные лома с приваренными к ним рукоятями.
Скрип… скрежет… сочные высказывания в поддержку совместных усилий повернуть… Долгая пауза – и единодушный вердикт после обоюдного сплевывания на пол:
– Задвижке – трындец.
– Полный и окончательный.
Последнее определение, выданное спрыгнувшим с бочкообразного корпуса Арбузием, помимо трагической категоричности имело еще и прескверную для нас перспективу неизбежной встречи с Балбусом-заикой.
– Перейдем на другой водоподогреватель? – не подумав, предложил я. Гаммий в ответ показал кукиш, а затем покрутил им у виска, и мне пришлось молча согласиться с тем, что язык жестов зачастую бывает и короче, и выразительнее языка словесного. Всего лишь двумя движениями бригадир ответил на вопрос и вдобавок оценил мои умственные способности…
– Между прочим, Леонтиск сказал вовсе не глупость! – Грациэлла неожиданно пришла мне на помощь. – Поскольку паропровод у нас общий, то надо всего лишь отблинить неисправную задвижку! И потом спокойно переходить!
– Предложение, в принципе, верное, но неосуществимое при нынешних условиях хозяйствования в Империи, – объяснение появившегося из-за моей спины Центавруса, как всегда, отличалось глобальностью. – «Блин» такого размера – штука редкая, и у нас его нет наверняка. А в «А-Дэ-эСе» нету точно. Да и по району еще поискать надо!
– И кроме того, эта работеночка не на пять минут и не на десять, – заключил бригадир и тоже сиганул вниз. Подошел к Грации и попытался развязно обхватить ее за талию – к моему удивлению, от этого не уклонились. На обычный в подобных случаях издевательский вопросик: «И как же ты, такая слабенькая на вид, сумела безнадежно поломать идеально исправное оборудование?!» преспокойно ответили:
– Это последствие чрезмерного употребления скверных горячительных напитков, о Фил! Очищенная политурочка, тройной одеколончик, туалетная водичка… Вот скоро скорешусь со спиртиком – тогда еще и не то увидите! А теперь чао! Я пошла вызывать летучую группу технической поддержки.
– Так Самсоний же просил!
– Знать ничего не знаю и ведать ничего не ведаю. Я – насквозь порочное, ленивое, легкомысленное существо, которое только и делает, что пакостит, пакостит, пакостит…
С этими словами девушка ловко вывинтилась из гаммиевских объятий и загремела пятками по лесенке. Филиппий с преувеличенной озабоченностью потер запястье и, прищурившись, поглядел на меня:
– Представь себе, ущипнула да как больно! Кстати, из-за чего у вас размолвка?
– Тебе же только что всё подробно объяснили, – рассеянно молвил я. – Оба активно занимаемся приятным делом, то бишь винопитием, но как-то порознь, порознь… Шли бы вы, парни, собираться, а? Конечно, «летучая поддержка» обычно приползает после сигнала не ранее, чем через часик, но ведь бывают исключения!
– Увесистый довод. Да, не повезло тебе. Так хорошо посидели, теперь бы отбой, а вместо этого – облом.
– Не впервой, сам знаешь…
– …да и не в десятый. Стакан на посошок, накрытый бутербродом, я оставлю в нашей душевой на полочке для мыла. Там никто не найдет. Смотри, не опрокинь ненароком – полка очень шаткая!
Опрокинуть-то как раз и не помешает. Во внутрь. Вот лишь когда? И в каком настроении?
Оставшись в одиночестве, я обвел грустным взглядом огромные, плохо освещенные площади второго этажа, заполненные уродливым нагромождением труб всевозможных диаметров в ободранной теплоизоляции, и заскучал. Зачем-то залез гимнастическим способом на бойлер и тоже подергал зверски избитую задвижку. С протяжным стоном она подалась вправо-влево на пару дюймов, но и только.
И на что положительное мы надеемся при подобном отношении к вещам, подумалось мне. Ну, к человеку ладно: ему всегда найдется, за что врезать, но так изгаляться над бессловесными творениями рук своих и чужих… Откровенно же напрашиваемся на неприятности! Причем не поддающиеся логическому просчитыванию.
Элегантно высморкавшись при помощи указательных пальцев, попеременно прижимаемым к ноздрям, я вместо несолидного и опасного для моей больной ноги прыжка вниз решил воспользоваться постепенным спусканием по швеллерам и железным скобам. Первый этап прошел без осложнений: обогнув выпуклую торцевую крышку, размером с колодезную, я изловчился и перекинул тело в узкое пространство между двумя водоподогревателями – действующим и запасным. Но до второго этапа дело не дошло: проход к противоположному конечному торцу оказался невозможен ввиду не известно зачем установленной посередине металлической крестовины.
Чертыхнувшись, я вскинул руки и ухватился за нечто гнутое и горячее, нависшее сверху. Не без усилий подтянулся и втиснулся в тесное сплетение ржавых реек, узких трубочек и толстой проволоки. Внизу что-то заскрипело и переместилось.
Потыкавшись наугад, я с трудом сумел высунуть наружу голову – плечи уже не лезли. Повозил туда-сюда ногами, но прохода внизу не было: его полностью закрыл выдвинувшийся откуда-то сбоку стальной лист неправильной формы.
Я почти не мог шевелиться. Напряг мускулы, но без толку: зажим вокруг шеи не поддавался.
Прямо передо мной, на расстоянии не свыше фута, черной, прокопченной громадой торчала сломанная задвижка. Внезапно меж ее фланцев с шипением вырвались струйки пара и жгуче прошлись по моей физиономии.
Я ощутил себя троянским Лаокооном в губительных змеиных объятиях. Хотел было перекреститься, но не смог донести щепоть пальцев до лба.
Ну и ситуация-ситуёвина… И какого чёрта меня сюда занесло?
Пар вновь обжег лицо. Гораздо чувствительнее, зараза!
Я попробовал скорчиться – со второй попытки получилось, хотя бедный халат затрещал и по швам, и кроме. Кругом дышал густым жаром каленый металл, в зыбкой полутьме это дыхание казалось почти видимым.
Крестианский ад… вернее, преддверие в него.
Сердце начало покалывать, перед глазами всё поплыло, и виски заломило нестерпимо. Так, наверное, и бывает: неожиданный инфаркт – и в следующее мгновение уже извиваешься на раскаленной сковородке, а снизу рогатые и хвостатые дровишки подбрасывают. Дабы очередная закуска к грандиозному застолью под названием «Страшный Суд» как следует прожарилась…
На редкость точное определение. Для основного блюда ты не годишься.
Я вздрогнул. Эта чужая безмолвная фраза возникла в моем сознании с такой невероятной отчетливостью, что исключало всякое подозрение на посталкогольный синдром.
На стене напротив вспыхнули две яркие точки и через миг оформились в пронзительные зеленые зрачки. Контуры женского лика проступили менее разборчиво: бледная маска, намеченная ломаными светящимися штрихами.
Мальчик, ты заигрался. Еще не безнадежно, однако слишком опасно.
Головная боль усилилась и толчками запульсировала в затылке. Я сжал его обеими ладонями и съежился в комок, стараясь не смотреть, – тщетно! Отчаянно зажмурился, но каким-то непостижимым образом продолжал видеть.
Чтобы вернуться в реальность, достаточно сделать четыре движения двумя или тремя перстами – по вертикали и по горизонтали. Как тебе и хотелось. Я не буду этому препятствовать.
