D.O.A. - Смерть от тысячи ран
Тод натянул перчатки.
Горничная появилась вновь, подошла к душевой кабине и открыла ее.
Тод этого ждал и не дал ей времени крикнуть. Одной рукой он зажал ей рот, а другой с силой притянул к себе. Затем развернул, несмотря на ее тщетное сопротивление, схватил за голову и резко крутанул. Сухой треск. Женское тело обвисло в его руках. Бросив убитую в душе, он выкатил ее тележку, захватил мешок со своей добычей и тем же путем, каким проник в отель, покинул здание. Его никто не видел.
— Ты чем-то озабочен?
Валери Массе дю Рео положил нож и вилку на край тарелки, вытер губы и взглянул на свою жену Мишель, перед которой стоял стакан вина. Она внимательно изучала его через кухонный стол. Она не ужинала — очень проголодалась и перекусила раньше, вместе с их дочерью Сюзанной. К тому же он опоздал, нарушив привычный тулузский ритуал совместной трапезы. Прежде они всегда его придерживались, и до сих пор даже недавним ухищрениям прокуратуры не удавалось отменить эту традицию. Сегодняшнее опоздание было отклонением. Он задумался, останется ли оно единственным в своем роде, или это предвестник будущих пропущенных ужинов.
Или хуже того.
Его беспокойство не укрылось от Мишель.
— Я сегодня видел Доминика. Помнишь, кто это? — Жена не отвечала, и Массе дю Рео продолжал: — Ну да, Ланжевен, брюнет, симпатичный мужик, который пришел в Группу в тот год, когда я из нее вышел. Все были недовольны, он ведь тогда только закончил Сен-Сир.[61]
— Что он забыл в Тулузе?
— Муассак.
— Что?
— Он был в Муассаке, на месте преступления, которое мы расследуем.
— Ты сегодня был в Муассаке? Я думала, у вас большое совещание по поводу процесса следующего месяца. Все та же история ссоры между соседями?
— Нет, тут другое. Кстати, там гораздо серьезнее, нежели простая ссора между соседями. Так вот, прокурорские поставили меня в известность, что прибудут в Муассак на тройное убийство, поэтому и мне пришлось туда поехать. А они и не появились.
— Похоже, в прокуратуре тебя обожают.
— Зато я повидал Доминика.
— Из-за трех трупов?
— Да. То есть нет, из-за операции «Ястреб».
Мишель Массе дю Рео вздохнула:
— Сложновато для меня.
— Кто-то сбежал, какой-то паразит, который интересует Группу.
— А какая связь с вашими убийствами?
— Никакой.
— Но тебя это беспокоит?
— Обычно Группа не совершает таких обходов местности. И Доминику явно было не по себе.
— Почему?
Подполковник пожал плечами:
— По всему видать, он очень устал. — Он положил в рот кусок и отхлебнул вина.
— Бывает.
Две-три минуты они молчали.
— Значит, трое?
— Да, убиты и сожжены. — Пауза. — Прости.
— Когда я была девчонкой, здесь такого не случалось.
— Об этом меньше говорили.
— Неужели?
Массе дю Рео удержался от ответа. Поспешно закончив ужин, он поцеловал Сюзанну, которая уже ложилась спать, и присоединился к жене в гостиной. Они поговорили о том, как она провела день, покритиковали телевизионные передачи и тихонько включили музыку. Рассказывать ей о мрачных предостережениях Барреры он не стал.
Тод не сразу нашел то, что искал, и наступившая ночь не способствовала ему в этом. Но в конце концов они все же остановились перед стоящей на отшибе строящейся виллой.
Иней тонким слоем покрывал унылый пейзаж вокруг стройки. При свете фар «ауди» Тод и Нери обыскали багаж Саскии Джонс. Привязанная к опорному столбу будущего гаража, обнаженная, девушка медленно приходила в себя. Ее трясло от страха и холода. На земле грудой валялась ее одежда, а прямо перед ней, плотоядно глядя на свою жертву, стоял Каннаваро.
Подошел Тод.
Глаза Саскии открылись, затрепетали ресницы, глаза снова закрылись. Она застонала.
Каннаваро ухватил ее за подбородок и грубо заставил поднять голову:
— Сейчас ты нам все расскажешь, слышь, ты, fucking bitch![62] — Его рука скользнула по грудям англичанки, взвешивая каждую; он обратился к Тоду по-испански: — Дай мне с ней поразвлечься, я заставлю ее вывалить все, что она знает.
Тод с безразличием скользнул по нему взглядом, затем посмотрел на автомобиль, его глаза остановились на табличках с итальянскими номерами.
— Твой «ауди»?
— Краденый. — Не обращая внимания на Тода, неаполитанец игриво подергивал волоски на лобке девушки. — Поддельные номера и документы к ним.
— Эй, Каннаваро!
Симоне Каннаваро чуть повернул голову в сторону окликнувшего его и даже не успел удивиться. Он едва ли осознал, что дуло его собственной «беретты» направлено прямо ему в лоб.
Саския Джонс взвыла не от звука выстрела, а от того, как разлетелись осколки костей и брызги мозга. Захваченный врасплох Жан Франсуа Нери, по-прежнему на корточках рывшийся в раскрытом чемодане девицы, осел на задницу.
Когда отгремело эхо выстрела, перестало звенеть в ушах и затихли крики ужаса, выждав паузу, Тод снова заговорил:
— Насчет дона Альваро я тебе солгал, — он плюнул на труп, — и кроме того, ты мне не понравился. — Не спуская глаз с тела, он приказал: — Нери, в машине, в моей дорожной сумке, большой нож. Ну-ка, принеси.
Мертвенно-бледный Нери быстро вернулся с кинжалом и неловко протянул его Тоду.
Перед лицом Саскии, пытающейся подавить жестокие приступы тошноты, возникло черное стальное анодированное лезвие.
— Это вот называется «ка-бар», — заговорил Тод по-английски. — Несколько лет назад мне подарил его американский инструктор. Прежде у меня уже был такой, но тупой, он хуже резал. Как раз в тот день, когда я получил этот нож в подарок, мы с другими paramilitares[63] совершали рейд в деревню, которую удерживали communistas. Так что я сразу его опробовал. — Какое-то время Тод ловко поигрывал лезвием, вертя его между пальцами. — Я неплохо им владею, no?
По лицу англичанки текли обильные слезы.
— Мы там перерезали с полсотни парней. Может, шестьдесят, уже точно не помню. Давно дело было. У нас это заняло почти неделю, это уж я не забуду. Каждый вечер несколько штук приводили на местную бойню. Им пускали кровь, потрошили, разделывали и потом бросали в протекающую рядом реку. Некоторых еще живыми. Но таких было немного. — Лицо колумбийца осветила улыбка. — Это было уроком, вы же понимаете, чтобы вывести регион на верный путь, наш путь. — Тод опустил нож. — Надо все мне рассказать, сеньорита Джонс, и мы быстро управимся, иначе… Иначе я не стану спешить. — Он подождал, пока утихнут рыдания. — Кто вам заплатил, чтобы вы предали Хавьера Грео-Переса?
— I don’t know anything, please, — взмолилась Саския. — Я ничего не знаю, клянусь вам.
— Wrong answer.[64]
Острие «ка-бара» вонзилось в кожу молодой женщины чуть ниже груди. Она взвыла таким нечеловеческим пронзительным голосом, что Нери заткнул уши. Резким и точным движением Тод повернул лезвие под правой грудью Саскии и извлек им оттуда длинную полоску плоти.
Жан Франсуа Нери согнулся пополам: его рвало.
Тридцать шесть часов спустя
— Не двигайся.
— Что?
Шепот:
— Доверься мне.
— Что ты делаешь?
— Не мешай. Ешь.
В рот связанного по рукам и ногам Омара Пети́ кто-то сует хлеб с маслом. Чья-то рука у него за спиной, под свитером.
— Стой, что ты?..
— Тсс. — Едва слышно. — Нож.
— Постой, сейчас…
— Ешь! — Голос Стефани, непреклонный. Еще кусок хлеба — и совсем тихо: — Когда пойдешь в туалет, перережешь скотч.
— Ты спятила!
— Слушай меня.
— Нет!
Снова бутерброд. Вкус кофе с молоком и соленого масла. Как Омар любил. И Зоэ тоже. Зоэ. Стефани. Он. Все они любили такой завтрак. Теперь конец. Теперь только страх. Не за себя, за них. Только за них. За жену: она сошла с ума.
— Он убьет нас. — С полным ртом. — Он тебя увидит.
— Успокойся, иначе он услышит. — Чуть громче: — Еще глоток.
Другая рука по-прежнему неловко шарила у него за спиной. Нож выскользнул. Едва слышно звякнул о бетонный пол. Омар закашлялся, сплюнул хлебные крошки, оттолкнул поднос. Заглушить звук падения ножа. Слюна, смешанная с едой, стекала по подбородку.
Стефани вытерла ему лицо влажной салфеткой.
— Поскорее там! — Мотоциклист — возле лестницы, метрах в семи-восьми от них.
В подвале плохое освещение. Омар это знает. Вот уже несколько месяцев он все собирался переделать электричество внизу. Заметил ли тот парень их действия? Шум посуды. Хлеб окунается в чашку, засовывается в рот. Нож у него под свитером, но лезвие… оно вонзилось в тело. Стиснуть зубы.
— Из-за тебя он убьет нас!
— Он в любом случае убьет нас. Видел его рожу?
— Откуда тебе знать? — Сквозь зубы: — Потише!