Лайонел Дэвидсон - Ночь святого Вацлава
– Может, вам что-нибудь нужно, – тоскливо спросил он, – кружечку пивка, например?
Мне хотелось одного – рухнуть в постель.
– Ну что ж, – сказал он, сверкнув золотым зубом, – если я вам понадоблюсь, то мое имя Джозеф.
– Хорошо. Спокойной ночи, Джозеф.
– Спокойной ночи, пане.
4
На следующий день к шести часам все мои страхи рассеялись как дым. Свобода и его свита – Чернин, Штейн и Влачек были типичными технарями, разве что слишком зацикленными на своих прениях. Сам Свобода, милейший старикан с глазами спаниеля и усами Микояна, напоминал мне отца, а это уже совсем неплохо. Пока я работал у Хрюна, я нахватался некоторых понятий о стекольном деле, но этого, конечно, было недостаточно для того, чтобы выступать в роли молодого специалиста по импорту-экспорту. Поэтому любые крохи знаний, приходившие мне на ум, были просто благом. Пока он хрипло заказывал по телефону чай, я усердно рылся в памяти, откапывая имена старых вассалов, некогда служивших на заводе. И действительно, припомнил одного или двух.
Потом мы снова пили чай в выставочном зале и долго обедали, произнося бесконечные тосты за мир и деловые контакты, так что к середине дня я уже был почти что в коматозном состоянии – на лице застыло внимание, а рука скрючилась от неустанного писания в блокноте. Этот самый блокнот был теперь наполовину исчеркан всякой бессмыслицей по поводу сроков поставки и товарооборота, при этом я все время так усердно кивал головой, что потом, наконец-то вынырнув на солнечный свет, почувствовал, как она у меня раскалывается.
Ко мне приставили крупную молодую особу, судя по всему, редкой одаренности, которая почти весь день возила меня с места на место; и теперь, выйдя на улицу, я вдруг с легкой нервозностью заметил, что она все еще здесь. В том, что она из породы «рук и умов», сомнений не было. Она была мощная, загорелая. В белой юбке и с собранными в пучок волосами. У нее была потрясающая грудь. И могучие, но стройные ноги. Она изучала английский и старательно на мне тренировалась.
Увидев меня, она высунулась из машины:
– Вам сегодня еще нужно куда-нибудь ехать?
– Нет, спасибо. Пойду прямо в отель.
– A-a… A я вас дожидалась.
– Прошу прощения. Я не знал.
– Ничего. А завтра вам машина понадобится?
– Завтра я еду в Краловск. Меня снова повезете вы?
– Нет. Для дальних поездок есть другая служба;
– Ну что ж, – протянул я, раскачиваясь на раскаленном от солнца, людном тротуаре. – Может, пропустим по рюмочке?
Это было уместное предложение, если учесть, что сия могучая особа целый день прела в машине. Но прозвучало оно неуверенно и без всякого энтузиазма.
– О, благодарю вас! – сверкнула она зубами. – С удовольствием.
– Отлично. Зайдем в отель?
Она шла рядом, мощная и торжественная, и не говорила ни слова. А у меня дико трещала голова.
В мельтешении открытых воротничков мы отыскали место, и она села, с интересом оглядываясь вокруг.
– Сама-то я не часто сюда попадаю. Здесь ужасно дорого.
– Да, конечно. По делам бизнеса ездят с деньгами.
– Понятно. И часто вы ездите?
– Случается.
– Наверно, работа торгового представителя очень интересная, да?
– Да, очень. Что вы пьете?
– Чай, если можно. Я бы и сама мечтала о такой работе.
– А.
Ее грудь была прямо на уровне моих глаз. Я отвел взгляд и несколько взвинченно произнес:
– У вас очень красивый загар. Были в отпуске?
– Да. Работала на ферме.
– Интересно?
– Очень. Это, наверно, интересно – путешествовать по разным местам?
– Конечно. Например, Прага очень интересный город.
– Вам действительно нравится Прага?
– Здесь очень забавно.
– Лично я ее ненавижу!
Все это время я мысленно умолял ее заткнуться, хлебать свой чай и не трогать торговых представителей. Но это странное заявление вынудило меня взглянуть на нее с интересом. У нее было скуластое лицо, серые миндалевидные глаза, прямой нос и никакого макияжа. Блузка на ней была в облипочку, и колоссальные груди распирали ее, как бомбы. Я вдруг подумал, что ей точно не больше двадцати.
– За что ж вы так невзлюбили Прагу?
– Да ну, здесь такая скучища! И люди скучные. Жуткая серятина!
– А где бы вам хотелось жить?
– Да где угодно. В Лондоне, в Париже. В Нью-Йорке. Даже в Вене, – уныло сказала она. – В Вене тоже есть рок-н-ролл.
Это заявление, сделанное столь неподходящим персонажем, прозвучало так нелепо, что я просто глаза вытаращил.
– Вы любите рок-н-ролл?
– Не только рок-н-ролл, вообще все.
Голос у нее упал, и она смущенно отвела взгляд. Головную боль как рукой сняло. Я стал думать, не следует ли куда-нибудь пригласить эту великаншу.
– Вы не поужинаете со мной? – спросил я не очень уверенно.
– Ой, замечательно! – снова сверкнула она зубами. – Я с удовольствием! Благодарю вас.
– Ну хорошо, значит, договорились.
– Но лучше бы не здесь. Давайте встретимся где-нибудь в другом месте.
– Скажите, где.
– Вы погребок «Славия» знаете? Это на углу Народного Труда, у Влтавы.
– Заметано. Погребок «Славия», завтра в полседьмого. Мое имя вам известно. А вас как зовут?
– Власта. Власта Семенова, – сказала она и встала. Я смотрел, как она выходит, и испытывал какое-то смутное и тревожащее предчувствие. Она была штучка, это точно.
В лифте, по пути наверх, я вдруг вспомнил, что меня ждет завтра, внутри что-то екнуло, и меня как парализовало. Про это я совсем забыл… Я вошел в номер, швырнул «Норстранд» на стол и бросился в шезлонг. Все время, с самого приезда, я старался в это не вникать, но теперь заставил себя мысленно проработать все в деталях. Это было как дурной сон. До того ли мне сейчас, чтобы прогуливать куда-то могучих дев! Знать бы, смогу ли я сам прогуляться завтра вечером. Я представлял себе все жуткие неувязки, которые непременно возникнут.
Потом провалился в какую-то мутную дрему на грани бреда и, проснувшись, увидел, что в номере уже темно. Я подумал, что здесь, наверно, кто-то побывал, и с минуту лежал в страхе, вслушиваясь. Но до меня доносилось лишь хлопанье ставней. За окном лил дождь. Я встал, зажег свет и взглянул на часы.
Стрелки показывали без четверти десять. Во рту было кисло. Я принял душ и спустился поужинать, но когда мне принесли еду, есть не смог и снова вернулся к себе в номер, испытывая тошноту от дурных предчувствий. Спал я плохо.
5
На следующее утро все дурные предчувствия были при мне. Завтрак я есть не стал, только выпил две чашки кофе, и, пока машина въезжала в ворота Запотоцкого стекольного завода, успел выкурить три сигареты.
Вез меня Влачек, маленький юркий тип с редеющими волосами и маниакальной любовью к статистике. Пока мы ехали, он все пятнадцать километров без продыху нудил про какие-то показатели. И потом, уже выйдя из машины, продолжал бубнить все про то же.
– Естественно, я обрисовал все лишь в общих чертах, – говорил он, когда мы входили в кабинет. – Пан Галушка, наш директор, расскажет вам обо всем гораздо подробнее. Пан Галушка – блестящий работник Истинный зодчий нашей плановой индустрии. Хоть, может, и не самый легкий человек на свете… – добавил он с неуверенной улыбочкой.
Я поглядел на него с тоской.
Пан Галушка ожидал нас в своем кабинете, и, когда мы входили, я думал, что меня прямо сейчас вырвет, на этом самом месте.
Письменный стол, на котором мне предстояло по-тихому забыть свой «Норстранд», был одним из самых громадных, какие я видел в жизни. На нем не было ничего, кроме пепельницы и календаря.
От этого стола отделился Галушка и двинулся к нам, протягивая руки. Был он худой, с маленькими разнокалиберными глазками и очень странной кривой ухмылочкой.
– Добрый день, пан Вистлер, – сказал он.
Я оцепенело пожал ему руку.
– Пан Вистлер специально приехал из Англии, чтобы посетить Запотоцкий завод, – сказал Влачек, чарующе улыбаясь. – Я ему немножко рассказал о том, чем вы занимаетесь, но, разумеется, лишь в общих чертах.
Галушка все еще держал мою руку, но глядел крайне настороженно. И вдруг обнажил ряд кривых почерневших зубов:
– Мы очень польщены! Значит, вы там, в Англии, еще не позабыли наши изделия, а, пан Вистлер?
– Отнюдь, – ответил я, облизнув губы, – они там очень популярны.
Он наконец-то отпустил мою руку:
– Рад слышать. Садитесь, Влачек, садитесь. Паи Вистлер, присаживайтесь сюда, пожалуйста.
Началась тягомотина с усаживанием и раздачей сигарет, которыми Галушка стал обносить нас по кругу, и тогда я без всяких предисловий плюхнул «Норстранд» на стол. И с ледяным ужасом уставился на него.
– Так вот, – сказал Галушка, – хочу вас заверить, и пусть пан Влачек меня поправит, если я ошибаюсь… хочу вас заверить, что стекло, которое мы выпускаем, такого же прекрасного качества, что и раньше.
– Это уж точно, – сказал мне Влачек, прикрывая ладошкой рот и гримасничая. – Но зазнаться мы им не дадим! И еще поглядим, – залыбился он, обращаясь к Галушке, – выполнят ли они годовой план!
