Михаил Зайцев - Черная богиня
В Бибиреве минут десять плутали по улицам, переулкам, закоулкам, разыскивая конкретный дом среди типовых панельных собратьев. Нашли наконец. Припарковались у парадного, узнанного Игнатом по приметному тополю с раздвоенным стволом напротив дверей со сломанным домофоном. На второй этаж шли пешком по оскверненной подростками-живописцами лестнице. Темная лестница отвратительно пахла и, очевидно, не пользовалась популярностью среди жильцов даже вторых и третьих, а тем более последующих этажей. Народ предпочитал пользоваться лифтом. Дверь квартиры Тарасова выделялась среди соседних — «сейфовых» — древесностружечной простотой. «Слепая» дверь — без «глазка» с кнопкой звонка додемократического производства. Голос дверного звоночка навевал воспоминания о первом сентября в советской провинциальной школе. Щелчок единственного дверного замка выдавил бы ностальгическую слезу у престарелого вора-домушника. Скрип дверных петель ассоциировался со старинным бабушкиным сундуком, а смело распахнутая дверь характеризовала хозяина как человека, покорного судьбе, вследствие чего лишенного элементарной осторожности и предусмотрительности.
— Здрасьте, Борис Викторович. Знакомьтесь — это Виталий Васильевич, он...
— Туги опять появились в Москве?! — не то вопросительно, не то утвердительно произнес Борис Викторович, решительно вклинившись в вежливую речь Игната. Попутно он отступил в глубь коридорчика-прихожей, как бы предлагая визитерам переступить порог.
— Почему «опять»? — спросил Виталий. Казалось, его ничуть не удивило то, как, презрев нормы общения, Борис Викторович с ходу перешел к делу.
— Вы читали книгу Владимира Алексеевича Гиляровского «Москва и москвичи»? — встречным вопросом ответил Тарасов, закрывая за вошедшими хлипкую дверцу.
— Читал. — Виталий скинул с плеч кожаную куртку, повесил ее на вбитый в стену гвоздь, заменявший в прихожей Тарасова вешалку. — Замечательная книжка о нравах и обычаях москвичей в конце девятнадцатого — начале двадцатого веков! Однако дядю Гиляя я штудировал давненько и, кроме описаний залихватских купеческих попоек, ничего не помню.
— Раз читали и раз ищете тугов, должны были вспомнить историю о смерти богатого индуса, пересказанную автором в главе «Сухаревка». История запоминается хотя бы потому, что Гиляровский безграмотно пишет «индеец» вместо «индус». Богача «индейца» убили в собственном доме, полном драгоценных безделушек, но ничего не взяли. Случилось это еще до Русско-турецкой войны. Гиляровский пишет о ходивших по Москве слухах, якобы убитый «индеец» являлся главой секты душителей. Так и пишет: «секта душителей»! Кроме тугов, о других сектантах-душителях я лично не слыхал.
Борис Викторович повернулся спиной к гостям и молча удалился из коридорчика прихожей в единственную комнату очень малогабаритной квартиры.
Виталий вопросительно взглянул на Игната. Мол, что делать? Идти без приглашения за Тарасовым? Обувь снимать? Как себя вести? Но тут в прихожую возвратился Борис Викторович. В руках Тарасов держал открытую книгу. Это был томик Гиляровского «Москва и москвичи».
— Автор пишет о племяннике убитого душителя, — вымолвил Тарасов, сосредоточенно изучая текст. — О племяннике-наследнике. Об «индейце», одетом по европейской моде. Гиляровский пишет: племянник появился в Москве через два года после убийства богатого дядюшки. Я лично берусь утверждать — Гиляровский что-то путает либо в корне ошибается. Я лично убежден — молодой индус задушил старого. Племянник-туг принес в жертву Кали жизнь дядюшки. Жертвенное убийство родственников крайне распространено у тугов и считается особенно богоугодным делом. Наследство здесь ни при чем! У Гиляровского написано, что племянник исчез, так и не получив наследства. Туги презирают деньги. Их мистический культ учит относиться к мирским благам с презрением. Объясню почему...
И он пустился в объяснения. Захлопнул книжку, уперся взглядом в лицо Виталия и принялся толковать о тонкостях ту-гизма. Низкорослый, лысоватый, худой и жилистый Борис Викторович, облаченный в синие спортивные треники, тапочки-чешки и застиранную белую майку, походил на чудака-профессора из советской кинокомедии. Он и был чудаком. Умным, начитанным, интеллектуально подкованным чудаком. Игнат, ухмыльнувшись про себя, попробовал представить, каково вчера пришлось Циркачу, ежели мент посетил-таки Бориса Викторовича. Однозначно, охренел мусор, оказавшись в типовой квартире с нетипичной обстановкой. В комнате Тарасова, кроме циновки на полу, книжных полок у стены и занавесок на окнах, более нет ничего. Самое главное — нет телевизора. Всякий впервые пришедший к Борису Викторовичу обалдевает прежде всего от отсутствия ящика с «голубым» экраном, а уже потом от предложения хозяина присаживаться на пол, на циновку. И в конце концов пришелец совершенно офигевает, когда сам Тарасов опускается на краешек циновки, переплетая ноги в соответствии с канонами позы «лотоса».
Стоя посреди прихожей, Борис Викторович увлеченно ораторствовал на темы тугизма, сверля глазами Виталия, изо всех сил старавшегося изобразить на лице неподдельный интерес к заумным речам йога Тарасова.
«Ну-ну, Виталий Васильевич! — позлорадствовал про себя Игнат. — Вы сами просили об этой встрече, терпите теперь. Зато часа через два запросто сможете садиться за написание подробнейшего трактата-отчета о тугах и тугизме, раза в два превышающего по объему текст, считанный вами вчера с компьютерного монитора».
— Борис Викторович! — смело перебил Тарасова Игнат. — Вы извините, но мне пора уходить. А Виталий Васильевич останется у вас, хорошо? Кстати, Виталий оплатит вам консультацию по вопросам тугизма. Не волнуйтесь, все официально. Плату, как и положено, получите в рублях, расписавшись в соответствующей ведомости. Извините еще раз — дела! Я побежал, вечером позвоню.
Жидкие сумерки обещали вскоре рассеяться под лучами раннего, еще робкого весеннего солнца. Игнат сосредоточенно шел, засунув руки в карманы куртки, к автомобильной магистрали. При себе тысяча долларов в рублевом эквиваленте и плюс к ним родная американская бумажка двадцатидолларового достоинства. Капитал.
— Черт! — Игнат хлопнул ладонью по лбу. — Опять, блин, мобильник дома забыл!
Хвала духам, в ларьке возле автобусной остановки удалось купить «телефонную карту».
С уличного таксофона Игнат позвонил школьному другу Костику. У Костика недавно родился сын, и на крестинах малыша Сергач клятвенно обещал «завалить Константиныча игрушками-погремушками». Времени с тех пор прошло немало, в кармане куртки шуршат купюры, пора выполнять обещание. Тем паче что Овечкин с Костиком никогда не пересекались и очень хочется отвлечься, забыть ненадолго о драматических событиях минувших суток, погреться у огонька чужого счастья.
Костик оказался дома. Врач по профессии, он сегодня дежурит во вторую смену, но все равно, по привычке, уже на ногах. Да, конечно, он, и супруга, и малыш будут рады видеть Сергача. На вопрос: «Ничего у тебя не стряслось?» — Сергач ответил вопросом: «Удивлен, что звоню так рано?» И соврал: «Ночевал у прекрасной незнакомки, и она меня выставила чуть свет». Сергач вешал трубку, а Костик все еще смеялся.
На часах — 7.40. Игнат прикинул, что с учетом игрушечно-погремушечного шопинга будет у Костика где-то около девяти. Нормально...
...Крышу родного дома Игнат увидел, когда на жидкокристаллическом овале наручных часов появилась нехорошая цифра 13 с двумя нулями. В гостях у счастливого семейства Сергач пробыл недолго. Перед дежурством Костик собирался заехать прикупить памперсов и детского питания. Сергач категорически отказался ломать планы папаши ради лишнего часа общения, поехал с Костиком. Друг детства на личном автотранспорте подбросил Игната до метро. Пересаживаться на такси Игнат не стал, спустился под землю. Перемещаться под центром Москвы гораздо быстрее, чем поверху.
Кратчайший маршрут от метро до родного дома пролегал вдоль щербатого забора. За забором из грубо сколоченных досок с прошлой осени лениво ремонтировалось безликое жилое строение ста с лишним лет от роду. Хаживал Сергач, бывало, и по стройплощадке, сокращая путь до ближайшего молочного магазина. Вот и сегодня замедлил шаг, прикидывая, стоит ли шмыгнуть в знакомую заборную дыру или же ну ее на фиг, «Милую Милу», — топтать грязь надоело, пора уж растянуться поперек любимой тахты, включить ящик и отдохнуть, тупо таращась в экран. Быть может, и заснуть получится.
Увы, заснуть Игнату Кирилловичу Сергачу суждено сегодня не скоро...
«Бз-з-з-зиу-у-у» — скрип тормозов, «фрш-ш-ш» — шуршание шин. Обогнав Игната, резко затормозил впритык к узкой пешеходной дорожке блестящий черный автомобиль. Бесшумно распахнулась дверца с тонированным стеклом. Из дохнувшего теплом салона высунулась голова Самохина.
