Лука Ди Фульвио - Чучельник
Светлые глаза неопределенного цвета в окружении темных глазниц, наполовину прикрытые веками, придавали ему вид усталого, избитого боксера, и взгляд их был задумчиво-отстраненный. Джудитта почувствовала, что краснеет. Да, бесспорно, привлекательная внешность. Она продолжала мысленно оценивать его, даже когда он любезным жестом указал ей дорогу к лифту, но при этом старательно избегал как-нибудь ненароком прикоснуться к ней. Движения у него были мягкие, кошачьи. Высокая мускулистая фигура вызывала ощущение, что он способен именно по-кошачьи втиснуться в узкое пространство, если надо будет, к примеру, уйти от погони или преследовать преступника. Все движения его были мягки, почти ленивы, но чувствовалось, что под этой внешней вялостью скрываются стальные мышцы, жилы и сухожилия, способные мгновенно натянуться как струна для преодоления препятствия или для удара. Он двигался совсем бесшумно, даже кожаные ботинки не скрипели. Как будто скользил по поверхности, ничем не выказывая своей власти. Притворялся рассеянным, будучи все время начеку.
Джудитта взглянула на его руку – проверить наличие обручального кольца – и на миг даже остановилась, загипнотизированная тонкой, нервной, но отнюдь не женственной рукой, полной силы, но не внушающей тревоги. Она искала в этой руке каких-либо указаний на личную жизнь инспектора Джакомо Амальди и совсем забыла о том, что ненавидит лифты, особенно такие современные, тесные и удушливые, как этот.
– Проходите, пожалуйста. – Амальди указал ей на вертящееся кресло перед письменным столом. Усадив ее, сам зашел за стол и тоже уселся.
Краска так и не сошла с лица девушки. Стеснительная, должно быть. И красивая. Амальди она нравилась. Его почему-то сразу потянуло к ней, что случалось редко. Но сейчас, оказавшись с ней лицом к лицу в холодной тесноте своего кабинета, он подумал, что это, верно, от усталости. «И вовсе она тебе не нравится, – сказал он себе, – просто захотелось расслабиться хоть на миг, отдохнуть от нескончаемой гонки за твоей болью, за твоими обещаниями. Эта девушка – отвлекающий маневр, придуманный тобою, чтобы остановиться».
– Рассказывайте все сначала, – официальным тоном проговорил он.
Рассказывая, Джудитта отметила в нем и то, что ей не понравилось. Он уже не был защитником, каким показался ей во время первой случайной встречи. И куда-то вдруг исчезла вся любезность, которую он оказывал ей по дороге в кабинет. Он как-то сразу охладел. Быстро свернув свой рассказ, она встала.
– Простите, что беспокою вас по таким мелочам…
Амальди вскочил.
– Сядьте, пожалуйста.
Джудитта снова села и опять нашла его, прежнего. Разглядела за ледком в глазах что-то теплое, детское, трогательное. Она поставила локти на стол и чуть подалась вперед, сократив разделявшее их расстояние.
Амальди придвинул стул поближе к столу и тоже как бы ненароком оперся локтями о стол. Теперь и они сами, и руки их были совсем близко друг от друга, всего в нескольких сантиметрах.
– А это не могло случиться где-то в другом месте? – спросил инспектор.
– Нет. На фоне слышны голоса студентов. Они обсуждают лекцию.
– Ну да…
Джудитта считала себя неплохим психологом. Вот и сейчас она инстинктивно почувствовала, что инспектор Амальди не из тех, кто может не заметить голосов на заднем плане. Полицейские просто притворяются рассеянными, чтобы подхлестнуть память свидетеля. И все же ей хотелось верить, что они говорят об этом маньяке, чтобы еще немного побыть вместе. Ей не хочется уходить, а ему – отпускать ее.
– Значит, кто-то из студентов мог видеть, как он записывал свое послание.
– Да. – Джудитта с сожалением отметила, что, если они быстро разыщут подонка, все на этом и закончится. – Мог… Но после лекции всегда такая суматоха.
– И все же есть смысл попробовать.
«Какие у нее свежие, пухлые губы», – думал Амальди. Они красиво смотрелись в улыбке. И зубы крупные, белые, ему такие всегда нравились. На верхней губе чуть заметные морщинки, с годами они станут глубже. Он представил себе, каковы они на вкус. В его воображении Джудитта смеялась, щурила еще больше свои серые близорукие глаза такой необычной, удлиненной формы; из-за век кажется, что они печальные, но это не так. Ему вдруг почудилось, что она придвинула руки чуть ближе, и он резко выпрямился.
Как раз в этот момент в дверь постучали, и Фрезе, не дожидаясь разрешения войти, просунул голову в кабинет и обронил:
– А-а, явился.
Джудитта тоже выпрямилась в вертящемся кресле.
– Помешал? – Фрезе смерил девушку оценивающим взглядом.
– Нет, – сказала она.
– Нет, – сказал Амальди, поднимаясь.
– Ох, извините. – Джудитта смутилась, сообразив, что отвечать на этот вопрос положено инспектору, а уж никак не ей.
Она встала. Фрезе доходил ей до плеча, поэтому проворно шагнул назад.
– Ладно, – сказал ей Амальди, – я расследую это дело и сообщу вам.
– Я оставлю вам домашний телефон… если нужно.
– Он должен быть в вашем заявлении. А впрочем, напишите.
– У вас есть ручка?
Фрезе протянул ей ручку, не сводя глаз с Амальди. Инспектор избегал встречаться с ним взглядом.
– На чем записать?
Амальди пододвинул ей все тот же блок желтой бумаги. Джудитта, написав номер, не подала руки ни ему, ни Фрезе.
– До свиданья, – произнесла она, обращаясь к обоим, и ушла.
– Подожди меня, – бросил Амальди помощнику и, черкнув что-то на другом желтом листочке, быстро вышел из кабинета.
На площадке перед лифтом он ее не нашел. Но, услышав шаги на лестнице, перегнулся через перила и увидел длинные ноги.
– Синьорина Черутти!
В лестничном пролете показалась ее голова. Прямые волосы струились вниз, в пустоту. Амальди спустился к ней.
– Если что, вы можете мне звонить. Вот это прямой, в кабинет, это пейджер… а это личный, то есть домашний. Пейджер я иногда отключаю, так что…
– Спасибо, – сказала девушка, и Амальди показалось, что она легонько погладила листок.
– До свиданья.
– До свиданья.
Амальди протянул ей руку.
Джудитта пожала ее и благодарно улыбнулась. Она почему-то подумала, что этот жест стоил ему невероятных усилий.
«Какая нежная, теплая рука», – подумал Амальди и, круто повернувшись, стал подниматься по лестнице.
А Джудитта пошла вниз, улыбаясь.
– С каких это пор старший инспектор занимается такой ерундой? – спросил Фрезе, как только Амальди переступил порог кабинета. – Хотя такую грудь ерундой не назовешь.
– У тебя что-то срочное? – перебил его начальник.
Фрезе тряхнул головой, развел руками и с блаженным стоном плюхнулся в вертящееся кресло.
– Какое блаженство! Еще чувствуется тепло этой попки!
Амальди обдал его ледяным взглядом.
– Ну?
– Я нашел один из недостающих документов по сиротскому приюту. И знаешь где? В личном деле Аугусто Айяччио.
– Кого? – рассеянно переспросил Амальди, до сих пор не в силах опомниться от своего поступка.
Дать домашний телефон незнакомой девице, возможно, истеричке, которая теперь изведет его рассказами о новых подвигах онаниста.
– Айяччио. Того беднягу, что умирает от рака… Кстати, ты его навестил?
– Да, – соврал Амальди.
VII
– Не приходил? – спросил Фрезе у Айяччио. – Ты точно помнишь?
– Да.
– А вчера?
– Нет.
Фрезе почесал в затылке, потом заученным движением отряхнул пиджак и почистил ногти.
– У тебя перхоть есть?
– Чего нет, того нет.
– Черт! Прости, Айяччио, – буркнул Фрезе.
– Да ничего.
– Нет, правда, прости, я дурак. – Он с досадой ударил себя кулаком по толстой ляжке и поднялся с больничного стула.
– Говорю вам, ничего.
– Давай на «ты».
– Ладно.
Фрезе отошел к окну и попытался сменить тему:
– Неплохой отсюда вид.
– Да уж. Особенно хорошо видно, как растет гора мусора.
– Море, Айяччио, отсюда видно море.
– Это не море, а портовая помойка.
– Так ведь вода не из канализации. Мусор море приносит.
– Вы замечали, как заманчиво выглядит жареная курица в витрине? Золотистая корочка, лоснящаяся от жира, запах розмарина, вокруг хрустящая картошка… Замечали?
– На «ты», Айяччио.
– А наутро она в мешке для мусора. Хрящи, выцветшая кожа, кости с налипшим на них мясом… тошнотворный запах… Вы бы ни за что на свете до нее не дотронулись, верно? Как по-вашему, это одна и та же курица?
– На «ты», черт тебя возьми!
Айяччио повернулся спиной к окну, выходящему в мир, которого он никогда не понимал, для которого с рожденья был чужим. В палате воцарилась тишина. Фрезе пришел спросить его, как мог недостающий документ из папки сиротского приюта оказаться в его досье. Но на разъяснения не очень надеялся. Хотя странно, как тот документ попал в личное дело сироты. Единственного сироты в полицейском управлении, насколько ему известно. Сироты, который вырос именно в этом приюте и уцелел на том самом пожаре. Но откуда это может быть известно Айяччио? Фрезе видел перед собой еще сильную спину человека, в пятьдесят два года приговоренного к смерти. Айяччио всего на три года старше него. «Бывает», – сказал себе Фрезе, как только узнал о его несчастье. Но смотреть этому человеку в глаза – дело иное. Быть может, он вовсе и не насчет документа пришел, а просто посмотреть в глаза смерти, которой так боялся. Да, это совсем другое дело. А сам Айяччио уже не тот, каким он его помнил. Не тот, каким предстает в личном деле. Не тот Айяччио, которого он часто встречал в коридорах полицейского участка, уже не тот вялый, ко всему равнодушный агент с припухшими глазами, с которым они иногда вместе обедали.
