Деон Мейер - Смерть на рассвете
— Декабрь — всегда хороший месяц.
Ван Герден придвинул к себе папку за следующий год и извещения из банка за тот же период. Он листал, сравнивал, делал пометки в блокноте. Дьявол кроется в деталях. Вот его кредо. Нагел всегда насмехался над ним. Вилна ван Ас сидела напротив, молча, положив руки на стол. Интересно, что творится в голове у этой женщины? Позже она предложила ему чаю. Он с благодарностью согласился. Вилна ван Ас встала. Ван Герден продолжал листать страницы. Ян Смит постепенно расширял дело: цены на шкафы и конторки, столы и стулья, кровати и изголовья медленно повышались. Микроэкономическая картинка целой эпохи. В 1991 году записи от руки сменились компьютерными распечатками, которые снова пришлось расшифровывать с помощью Вилны ван Ас.
— А дома? Неужели нет записей о продаже домов?
— Не знаю.
— Может быть, выясните?
— Я наведу справки в банке.
— Буду вам очень признателен.
— Ну и что все это вам говорит? — спросила Вилна ван Ас, показывая на море цифр перед ним.
— Пока не знаю. Кое-что. Может быть, ничего. Но позвольте мне сначала убедиться.
— Кое-что?
Ван Герден снова уловил страх и в ее голосе, и в глазах.
— Позвольте мне сначала убедиться в моих подозрениях. Можно взять с собой его удостоверение личности?
— Да, — ответила она, но как-то неохотно.
По пути в Митчеллз-Плейн ван Герден испытывал предвкушение своеобразной эйфории, которая всегда наступает при прорыве. Скоро он разберется во всех хитросплетениях дела, хотя пока окончательные причины еще скрыты за туманом и облаками, как вершина Эвереста. Ответы на все вопросы хранятся у него в голове и в его записях, нужно только во всем разобраться. Пока у него есть некая теория, версия. Кое-что важное кроется за цифрами, датами и сведениями, сообщенными Вилной ван Ас. Где-то между всем этим и находится истина. Сердце его билось учащенно, в голове крутились обрывки мыслей, он чувствовал себя легким, как воздушный шарик. Черт, черт, черт, совсем как в прежние времена. Что такое с ним происходит? Неужели все оказалось настолько легко? Он свободно бродит по прежним дорогам с компасом знаний, уголовным кодексом, инструкциями, собственными чувствами и скрипучим голосом Нагела, звучащим в подсознании?
Не похоже…
Ван Герден приказал себе не думать о прошлом. Человеку, который лезет в гору, нельзя смотреть вниз.
Но хочет ли он взобраться на гору? Хочет ли выбраться из своего безопасного, хотя и затхлого, вонючего существования?
Пять-шесть лет назад на том месте, куда он приехал, стоял дом Орландо Арендсе. С тех пор многое изменилось. Высокий забор, обтянутый поверху кольцами колючей проволоки. Настоящая крепость. Форт Митчеллз-Плейн. Ван Герден притормозил и вылез из машины. Из-за ворот вышел человек с большим пистолетом за поясом:
— Чего надо?
— Мне нужен Орландо.
— Вы кто такой?
В наши дни у охранников не осталось никакого уважения.
— Ван Герден.
— Полиция, что ли?
— Раньше там служил.
— Ждите.
«Полиция». Они всегда обладали даром вынюхивать полицейского, даже бывшего. Даже если ты внешне совсем не похож на полицейского. Ван Герден оглядел внушительные решетки на окнах. Поле битвы Митчеллз-Плейн, где вместо армий — уличные бандиты, ПАГАД,[2] китайские триады, колумбийские и нигерийские наркокартели, русская мафия и одиночные залетные птички, а еще целый винегрет из местных мелких бандитских группировок. Ничего удивительного, что полиция не в состоянии поддерживать здесь порядок. В его дни в бывшем гетто Митчеллз-Плейн орудовали только банды — пугливые подростки или отмороженные рецидивисты…
Охранник вернулся, распахнул ворота.
— Машину загоните внутрь.
Ван Герден въехал во двор. Вышел.
— Пошли. — Охранник махнул пистолетом.
— Обыскивать разве не будете?
— Орландо говорит, не нужно, потому что вы с двух метров не попадете в унитаз.
— Приятно, когда тебя помнят!
Они вошли в дом. В просторной гостиной, по-видимому, размещался кабинет хозяина дома. Важная отрасль отечественной промышленности — организованная преступность. В углу сидели трое подручных, а сам Орландо расположился за большим письменным столом. Он постарел, на висках появилась седина. С возрастом он стал похож на директора школы. Он по-прежнему питал слабость к кремовым костюмам-тройкам, сшитым на заказ.
— Ван Герден! — произнес ничуть не удивленный Орландо.
— Орландо!
— Тебе от меня что-то нужно.
Бойцы в углу шелестели бумагами, однако навострили уши. Они в любой миг были готовы защитить своего босса.
Ван Герден извлек из кармана удостоверение личности и протянул Орландо.
— Садись, — предложил Орландо, махнув в сторону кресла. Он открыл удостоверение, надел на нос очки для чтения, которые болтались у него на шее, ближе придвинул лампу, включил ее, поднес книжечку к свету. — Я больше не занимаюсь документами.
— А чем ты сейчас занимаешься?
— Ван Герден, ты ведь больше не являешься официальным лицом.
Ван Герден не смог удержаться от улыбки. Прав, старый черт!
Орландо закрыл удостоверение.
— Старое. И не мое.
— Но поддельное.
Орландо кивнул:
— Хорошая работа. Возможно, дело рук Ньиваудта.
— Кто такой Ньиваудт?
Орландо положил удостоверение на стол, ловко подтолкнул по столешнице по направлению к ван Гердену.
— Ван Герден, ты являешься ко мне без предупреждения, как будто я твой должник. Ты уже пять-шесть лет как не служишь в органах; ходят слухи, что ты совсем опустился. Признавайся, какие у тебя козыри?
— Нет у меня никаких козырей.
Орландо посмотрел на него в упор. Кожа у него была смуглая, черты лица выдавали предков-коса. В нем смешались гены его отца — знаменитого белого винодела — и служанки-матери.
— Ван Герден, ты всегда был честным, в этом тебе не откажешь. Ты меткий стрелок, пока у тебя в руках нет огнестрельного оружия.
— Знаешь что, Орландо… Пошел ты знаешь куда!
Бойцы в углу замерли.
Орландо скрестил руки на столе; на каждом маленьком пальце — золотые перстни.
— До сих пор переживаешь из-за Нагела?
— Ты что-то подозрительно много знаешь о Нагеле, Орландо. — Голос ван Гердена срывался, руки дрожали. Он передвинулся на самый краешек стула.
Орландо оперся подбородком на скрещенные пальцы. Черные глаза его сверкали.
— Расслабься, — негромко посоветовал он.
Бойцы сидели затаив дыхание.
Держись, борись, сейчас нельзя сорваться, не сейчас, не здесь… Красная пелена медленно спадала. Ван Герден глубоко вздохнул, услышал, как бьется его собственное сердце. Спокойно, спокойно…
Орландо негромко продолжал:
— Тебе придется с этим смириться, ван Герден. Мы все совершаем ошибки.
Дыши. Медленнее.
— Кто такой Ньиваудт?
Орландо долго сидел неподвижно, не моргая, не шевеля руками. О чем-то думал, что-то взвешивал.
— Харлес Ньиваудт. Бур. Белая голытьба. Сейчас сидит. Ему дали десять лет «строгача», не выпустили даже по амнистии по случаю дня рождения Манделы.
— Значит, он — специалист по документам?
— Один из лучших. Настоящая скотина, но при этом художник. В последнее время совсем зарвался: слишком много работы, слишком много денег, слишком много травки, слишком много женщин. Пытался сколотить состояние, вот и наделал на шесть миллионов двадцатирандовых купюр без водяных знаков, а печатника утопил в реке Лисбек с дырой в башке. Хотел наложить лапу и на его долю.
Бойцы в углу снова зашелестели бумагами.
— И это удостоверение — его работа?
— Похоже на то. Ньиваудту лучше всего удавались удостоверения старого образца, синие книжечки. Их легче подделывать. Да, семидесятые и начало восьмидесятых — хорошее было времечко…
— У меня к тебе еще один вопрос, Орландо.
— Я тебя слушаю.
— Допустим, на дворе восемьдесят третий год. У меня есть американские доллары. Много долларов. Я хочу купить дом и начать легальный бизнес. Мне нужны ранды. Что мне делать?
— Ван Герден, на кого ты работаешь?
— На одного адвоката.
— На Кемпа?
Ван Герден покачал головой.
— Значит, теперь ты частный сыщик и пашешь на адвоката?
— Орландо, я свободный художник. Я сам по себе.
— Ван Герден, такая работа — дерьмо собачье! Уж лучше возвращайся в полицию. По крайней мере, будет там свой человек…
Ван Герден решил не обращать внимания на издевки.
— Доллары в восемьдесят третьем году…
— Давно это было.
— Знаю.
— В восемьдесят третьем я был мелкой сошкой. Доллары сплавляли по цене тридцать-пятьдесят центов. Но если тебе нужны имена, я ничем тебе помочь не могу.
