Сэм Хайес - Чужой сын
— Если узнают, что ты принес это в школу, достанется, — сказала она, отступая.
Макс усмехнулся. Кто-то из несущейся мимо толпы лягнул его. Еще кто-то проорал: «Козел!» Макс поморщился, но больше никак не отреагировал.
— Пошли отсюда.
Здание школы почти опустело. Все унеслись либо в ближайший супермаркет, либо в соседнюю забегаловку, либо, если положение было уж совсем отчаянное, в школьную столовку.
Дэйна и Макс бежали, не обращая внимания на окрики дежурных. Они проскочили парковку и пролезли через дыру в заборе. За пределами школы начинался заросший крапивой пустырь, который с одной стороны переходил в улицу с магазинами, а с другой — в промышленную зону. Они двинулись через пустырь.
— Тут канал, — с улыбкой пояснил Макс. — Видишь, я знаю самые лучшие места.
— Я не уверена, Макс.
Дэйна остановилась, почесала ногу. Крапива обжигала даже через штаны.
Макс указал на свою сумку-холодильник:
— Ты еще не знаешь, что там.
Любопытство победило. Дэйна кивнула и пошла за ним, пробормотав, что не успела позавтракать и умирает с голоду. Вскоре сухие заросли сорняков закончились, потянулись какие-то ветхие постройки, полуразвалившиеся сараи. Послышалось журчание. Макс вдруг остановился и упал на траву.
— Вот это жизнь!
Дэйна стояла и смотрела на него сверху вниз. Он улыбнулся и сел.
— Честно говоря, на канал не тянет, — сказала она с сомнением.
По сточной канаве среди камней и обломков Цементной кладки бежал ручеек глубиной сантиметров десять. У воды валялась ржавая магазинная тележка. Немного поодаль — останки велосипеда, перетянутого изолентой и веревкой.
— Зато не школа. Это мне и нравится. И к тому же недалеко, можно успеть вернуться до звонка, чтобы не получить выговор.
— «Выговор», — передразнила она, подражая его произношению ученика частной школы. — Ты так смешно говоришь.
— Вот спасибо. — Макс расстелил свою форменную куртку на земле, открыл сумку и вытащил несколько пластиковых контейнеров. — Лобстер со сметаной и укропом. Курица в медовом соусе с кунжутом и кресс-салатом. Заливное из краба. Крекеры. Кола.
— Ого! — Дэйна дотронулась до контейнера. — Лобстер…
Макс засмеялся.
— Мать оставила мне записку, чтобы я брал из холодильника все, что захочу. Ну, я так и сделал. Она написала, что иначе все выбросит.
— Я никогда не пробовала лобстеров. И краба. А вот колу пробовала. — Дэйна усмехнулась, взяла крекер и обмакнула его в соус от лобстера. Откусила кусочек, подержала во рту, чтобы распробовать, потом откусила еще. — Ужас как вкусно.
Макс пожал плечами:
— Я ем нормальную еду, только когда бываю у отца. Гамбургеры и все такое.
— Родители развелись?
Макс кивнул:
— Ага, уже лет сто как.
— Мои тоже. Мама вышла замуж во второй раз за этого ленивого ублюдка. А твоя?
— Не-а, — ответил Макс. — Сомневаюсь, что кто-то сможет поладить с моей мамочкой. А У отца есть эта непонятная женщина. Он говорит, что они не встречаются, но она в него крепко вцепилась. Меня так просто ненавидит. Считает, что я вроде как вставляю ей палки в колеса. Думаю, она бы только порадовалась, если бы меня вообще не было.
— Да, погано. А с кем ты живешь?
Честно говоря, он и сам толком не знал.
— Сам с собой, — улыбнулся он и подумал, что сегодня неплохой денек для того, чтобы прогулять школу.
Когда они добрались до хижины, небо затянуло облаками. Мелкий дождь капельками осел на волосах и одежде.
— У меня в боку колет, — проворчала Дэйна. — Нам обязательно так бежать?
Макс перешел на шаг. Ему внезапно захотелось обнять ее за тонкую талию, провести рукой по ребрам, чтобы облегчить боль. Вместо этого он лишь сильнее потянул ее за рукав.
— Промокнем. Побежали!
Железная дорога проходила в полутора километрах от школы. Они двинулись напрямик через промышленную зону. Макс придержал колючую проволоку, пока Дэйна пролезала под забором, затем они прошмыгнули между остовами старых машин позади автосалона. Дальше пришлось долго идти под гору, пока не достигли железнодорожной насыпи. Воздух пах углем, впереди маячили знакомые силуэты коттеджей. Значит, он уже почти дома.
— Тормози! — взвизгнула Дэйна, когда в каких-то десяти метрах загромыхал поезд. Шум заглушил ее голос.
Макс добрался до опор кирпичного моста и Становился, поджидая ее. Дэйна осторожно пробиралась через высокую траву. До чего же красивая, подумал Макс. Волосы — блестящие от дождя, черные со смешными оранжевыми прядями — окаймляли бледное лицо, отчего оно казалось каким-то мальчишечьим. И нос такой аккуратный, изящный. Одна ноздря украшена крошечным серебряным гвоздиком. Кожа гладкая, разве что на лбу несколько прыщиков, почти незаметных под косметикой. И глаза. Такие задумчивые, такие глубокие, что, кажется, в их бездонности скрывается тьма секретов.
— Добро пожаловать, — гордо сказал он.
Дощатая лачуга почти сливалась с арочным перекрытием моста. Заметить ее было практически невозможно. Вот это Максу больше всего и нравилось. Если обобщить, именно так он предпочел бы прожить всю свою жизнь.
Дэйна огляделась:
— Да это же просто мост.
И тут заметила хижину, спрятавшуюся за опорами.
— Заходи. Чувствуй себя как дома. — Макс отомкнул навесной замок и поманил Дэйну внутрь.
— Круто, — сказала она, когда глаза привыкли к полумраку. — Как ты нашел это место?
— Просто набрел на него как-то раз. Тут ничего не было, кроме старых мешков из-под цемента и матраса. Думаю, здесь жил какой-нибудь бродяга. Пустые бутылки. Ну, всякое барахло. — Макс старался сдержать улыбку. Дэйну явно впечатлило, что у него есть собственный дом. — Садись. — Он указал на автомобильное кресло.
— А это что такое? — Она кивнула на пыльные коробки.
— Мои призы.
— Супер.
— Вот, это тебе. — Макс протянул ей коробку, фен с насадками и выпрямителем волос.
— Я не пользуюсь такими штуками. — Она потрогала свои волосы и рассмеялась.
— Отдашь маме.
— He-а. Моя мама так прыгает вокруг своего козла, что сушить волосы у нее времени нет. — Она снова попыталась рассмеяться, но получилось больше похоже на всхлипывание. — Но все равно спасибо.
Макс пожал плечами:
— Ладно. Как хочешь.
— Откуда у тебя все это барахло?
Макс почувствовал, что краснеет. Ему безумно хотелось быть предельно откровенным с Дэйной. Иначе не имело смысла даже начинать. Как бы ни развивались отношения между ними, — а он надеялся, что они станут развиваться, — он хотел, чтобы все было прозрачным, честным, нежным.
— Я все это выиграл. Ну, знаешь, конкурсы… всякое такое.
Дэйна помолчала, потом недоверчиво сощурилась:
— Что, прямо все выиграл?
Макс кивнул. Он сел рядом с ней в автокресло. Интересно, на нем уже кто-нибудь целовался?
— Везучий, значит, — сказала она, нахмурившись.
— Ну да, — ответил Макс. — Что-то типа того.
Сам он ни за что бы себя везучим не назвал.
Пятница, 24 апреля 2009 года
Кэрри открыла глаза. Все было белым. Слепяще белым.
— Я в порядке. Все в порядке.
Она не узнавала собственный голос, не узнавала привкус во рту. Кто-то был рядом с ней. Какая-то сумрачная тень. Образ из прошлого. Или это будущее такое темное? Голова болела. Острая нить боли, протянувшаяся из одного виска в другой прямо через мозг.
Она приподнялась на локтях. Кожей ощутила жесткость простыни. Значит, она не дома. Маленькая комната. Одно окно. Белые стены. Больница, вот это что. И пахнет, как в больнице.
Она что, попала в аварию?
Темная фигура заговорила. Голос мужской.
— Нет, Кэрри. Все не в порядке.
Горе. Оно пронзило все тело, каждую клеточку, до мозга костей.
Она узнала голос. Повернулась. Сквозь пелену, застилавшую глаза, наконец разглядела говорившего. Ее бывший муж.
— Броуди? — прошептала она.
Что-то теплое коснулось ее руки.
— Ты потеряла сознание. Ударилась головой. — Она не слышала его, но слова каким-то образом доходили до ее сознания.
Она пыталась сосредоточиться на ощущении тепла. Рот наполнился горькой слюной.
Она повернула голову. Ее вывернуло. В палате была медсестра.
— Я что, больна?
— Нет, Кэрри. — Опять голос Броуди в ее голове. Почему она не слышит его? Не слышит, как слышит свой собственный голос, как другие голоса в комнате?
Потому что она не хочет его слышать.
— Броуди.
Он уронил голову на край кровати. Она почувствовала ее вес.
Вес их горя. Слишком большой для такой маленькой кровати.
Кэрри откинулась на подушку. Она представила себе, что кровать не выдерживает груза их совместной скорби, проваливается под ними и они летят к самому центру Земли.
