Глеб Соколов - Дело Томмазо Кампанелла
– Он – вор!.. Вор! – громко раздалось в этот момент в зале кафе.
Томмазо Кампанелла обернулся. На лице его изобразился ужас.
Таборский стоял возле него и показывал всем на бумажник, который Томмазо Кампанелла уже раскрыл.
– Он украл мой бумажник, еще раньше, в «Хорине»!.. – Таборский озирался по сторонам, ища поддержки в пораженных таким развитием событий посетителях кафе. – Там все мои деньги и документы.
– Так вот откуда твои деньги! – воскликнул бледный как полотно Томмазо Кампанелла, глядя на Паспорта-Тюремного.
– Вор! – закричал Таборский, глядя на Томмазо-Кампа-нелла, который по-прежнему держал бумажник Таборского в своих руках.
– Я – вор?! – потрясенно проговорил в ответ Томмазо Кампанелла. – Я – вор? – повторил он еще раз, побледнев сильнее.
– Поздравляю! – произнес Паспорт-Тюремный. – Теперь ты наш!.. Нам такие умные и талантливые – нужны!..
Сынок Лассаля делал судорожные знаки охране, чтобы они вывели всю компанию из зала, что через какое-то мгновение и было сделано. Студентки в масках поросяток последовали за Таборским и Томмазо Кампанелла в качестве свидетельниц. Паспорт-Тюремный выглядел совершенно спокойным и на Томмазо Кампанелла больше не смотрел вообще.
В гардеробной их уже поджидал, видимо до этого дежуривший на улице перед кафе, наряд милиции, вызванный в срочном порядке охраной заведения.
– Это не его бумажник, это я ему только что дал свой, чтобы он расплатился, – объяснил Паспорт-Тюремный милиционерам, показывая на Томмазо Кампанелла и на бумажник, который Таборский уже забрал у хориновского героя и теперь держал в руках. – Он не имеет к этому бумажнику никакого отношения.
– Да-да! Мы видели, это он дал ему бумажник, – подтвердили студентки в масках поросяток, показав на Паспорта-Тюремного.
У всех троих стали проверять документы.
Паспорт-Тюремный оказался по ним жителем Воркуты по фамилии Таборский, паспорт Томмазо Кампанелла на его настоящее, не хориновское имя, никаких подозрений не вызвал, а Таборский паспорта предъявить не смог и этим, а еще своим нетрезвым видом вызвал наибольшие подозрения у милиции.
Милиционеры посадили всех троих в машину и увезли…
Глава XLII
Необходимость в милицейских чинах
После того как курсант-хориновец и Лефортовская Царевна уехали и Господин Радио остался на платформе один и перед тем как он пришел в хориновский зальчик уже с милиционерами, он побывал в ближайшем к «Хорину» отделении милиции. Там Господин Радио умудрился попасть в кабинет к достаточно крупному, по меркам этого отделения милиции, милицейскому начальнику.
– Невозможно!.. Совершенно невозможно нести культуру в массы!.. Меня непрерывно атакуют какие-то хулиганы… – проговорил он там чуть ли не скороговоркой. – Хориновская революция в настроениях погибает из-за этого Совиньи и помочь мне можете только вы!.. Помогите!
Конечно, услышав такие слова Господина Радио, крупный милицейский начальник был не то чтобы впечатлен, а очень сильно изумился: как такие слова может вообще вымолвить человек, если он находится в своем уме?
Однако потом Господин Радио некоторым образом смог, если уместно так выразиться, выправить положение. Впрочем, сказать, чтобы он сознательно стремился выправить положение, конечно, было нельзя, потому что в некотором роде он был настолько взволнован, что даже и не очень соображал, что он несет, но тем не менее, скажем так, что невольно, даже вовсе этого и не желая достичь, он все-таки произвел на милицейского чина впечатление больше положительное, чем отрицательное, больше нормальное впечатление, чем ненормальное, больше понравился ему, чем не понравился… Так что через некоторое время в разгоревшейся у них задушевной и вовсе не формальной и не казенной беседе большой милицейский чин начал вовсю уже высказывать свое собственное мнение, которое никакая должностная инструкция и никакой устав и приказ его не обязывали высказывать, и получилась беседа, которая произвела на Господина Радио очень серьезное и даже, можно сказать, трагическое впечатление…
Следующие темы и моменты затрагивались в ходе этой беседы: чрезвычайная хулиганистость и глухота здешнего райончика, при том что он уж и не на окраине вовсе был расположен, необходимость в милицейских чинах для поддержания нормальной жизнедеятельности в здешних краях, необходимость общего укрепления государственной власти, непонимание многими необходимости общего укрепления государства как такового и придания больших полномочий государственным чинам. Притом относительно большой милицейский чин, оказывается, очень живо интересовался историей Государства Российского, и то и дело в их беседе упоминались то всевозможные цари, то указы, то коммунистические лидеры с их всевозможными, большей частью диктаторскими начинаниями, Колыма, Воркута, Русский Север, ставший местом для ссылок и лагерей, декабристы с Сибирью, царское Охранное отделение, занимавшееся политическим сыском, полосатые будки с часовыми, всякие там Угрюм-Бурчеевы и Аракчеевы, и прочая, и прочая, и прочая…
В результате, через некоторое время объявившись в «Хорине», Господин Радио сделал следующее заявление:
– Милиция играет очень благостную роль!.. Вот, например, я… Когда ко мне стал приставать Совиньи, я сразу обратился в милицию… И они обещали мне помочь!.. Да, я хочу сказать вам, что, конечно же, от милиции мы никуда не денемся… Потому что необходимо, чтобы кто-то защищал порядок. Здешним местам необходим мундир!.. Мундир!..
– Мундир?! – поразился Журнал «Театр».
– Мундир!.. Я имею в виду – здешним местам необходима власть. И она здесь все-таки есть!.. Так что можете себя чувствовать в полной безопасности!..
– Вы знаете, – проговорил дальше Господин Радио, – прямо сейчас я подумал, что неплохо бы мне тоже начать сочинять какие-нибудь стихи… Эту традицию сочинения стихов начал в нашем «Хорине» еще Томмазо Кампанелла. Так вот, я, по его примеру, тоже решил начать сочинять какие-нибудь стихи… Вот, например, сейчас я нахожусь в совершеннейшем восхищении от того, что в наших краях есть такая замечательная милиция, которая оберегает нас от всевозможных многочисленных напастей… Поэтому я сочинил такой гимн милиции:
Волшебный Гименей,Прекрасный ГименейНе ведал всех розанов и бутонов средь полей!..
Тут он сбился и немного смущенно проговорил: – Конечно, я понимаю, что слог… Так сказать, литературный стиль моего произведения немного… Ну, что ли, высокопарен… Так сказать, ну, что ли, немного слащав… Но ведь и повод… Повод тоже… Конечно, я понимаю, что здесь надо было сочинить что-то такое… ну, скажем, в более мужественном стиле… Но, с другой стороны, это тоже уже надоело… Вот только я никак не могу сочинить дальше… Может, вы мне поможете… Ну, предлагайте!..
Некоторое время они сочиняли гимн милиции, который должен был быть включен в хориновскую пьесу, а потом задумались над продолжением вечера…
Глава XLIII
Бамбук прорастает!
Вскоре после того как он вышел из милиции, герой самого необычного в мире самодеятельного театра благодаря имевшейся у него портативной радиостанции узнал, что хориновцы решили переместить центр действия революции в настроениях в один из самых модных столичных театров, в тот самый, на подмостках которого должна была пройти восстановленная премьера «Маскарада» Лермонтова с великим актером Лассалем в главной роли.
Тогда Томмазо Кампанелла тоже поспешил в театр. Он, конечно, не рассчитывал успеть к самому началу спектакля, но и оказаться в театре лишь под конец премьеры ему тоже не хотелось. Хориновский герой опять воспользовался услугами такси, но поскольку за несколько улиц до театра прокатная машина застряла в большущей автомобильной пробке, он попросил водителя подрулить к обочине, расплатился с ним последними остававшимися у него деньгами, а дальше пошел пешком. Он спешил и не очень-то смотрел по сторонам.
Ничто не притягивало к себе его внимания: ни множество ярких образов людей, которые попадались ему навстречу, ни нарядные фасады зданий, стоявших в самом центре города, ни сверкавшие огни реклам, ни блеск витрин, ни шикарные легковые автомобили, стоявшие тут и там у тротуаров, – взгляд Томмазо Кампанелла лихорадочно блуждал по городским картинам, но ни на чем не останавливался хоть сколь-нибудь долго.
Когда до одного из самых известных московских театров Томмазо Кампанелла оставалось пройти лишь несколько домов, какой-то человек преградил ему путь. Хориновский герой хотел было обойти его, но тот тоже метнулся в сторону, не давая выдающемуся революционеру в лефортовских настроениях ускользнуть.
– Здравствуйте, здравствуйте, Томмазо Кампанелла! Вы узнаете меня? Я – курсант, курсант, с которым вы встречались в «Хорине». Я виноват перед вами… Томмазо Кампанелла, сегодня я поступил по отношению к вам дурно, – проговорил этот человек.
