Дымовое древо - Джонсон Денис
Себастьян без приглашения подцепил вилкой ещё одну, уже третью по счёту рыбину, положил полковнику на тарелку и направился на кухню, посмеиваясь про себя. Там, за дверью, переговаривалась прислуга – громко, радостно. При полковнике, а особенно когда он пребывал в шутливом настроении, у филиппинцев головы шли кругом. Его очевидная привязанность к этому народу в каком-то смысле сводила их с ума. Эдди тоже подпал под это обаяние. Он расстегнул мундир и переключился с воды со льдом на шардоне. Шкип уже видел, чем закончится вечер: надраенный до блеска пол замусорят грампластинки, а все будут плюхаться на ягодицы под «Лимбо Рок»[13]. Внезапно Эдди выдал:
– А я ведь знал Эда Лансдейла! Я очень плотно с ним работал!
Да неужели? Эдди?! У Шкипа не укладывалось в голове, как такое может быть.
– Андерс, – спросил Шкип у Питчфорка, – как по-научному называется эта рыба?
– Бангус? Его называют молочной рыбой. Нерестится в верховьях рек, а живёт в море. Chanos salmoneus.
Эдди добавил:
– Питчфорк говорит на нескольких языках.
Бангусы были вкусные, похожие чем-то на форель, совсем без рыбного привкуса. При содействии американского Агентства международного развития у подножия гор построили рыбный инкубатор, где они и вывелись из икры. Полковник ел неторопливо и осторожно, вилкой отделяя лоскутки мяса от крошечных косточек и запивая виски – уже несколькими бокалами за один ужин. Привычки его ничуть не изменились: каждый вечер после пяти он пил в больших количествах и безо всякого повода. В их семье негласно считалось, что настоящему ирландцу свойственно употреблять спиртное, но если кто-то начинал пить до пяти часов, это осуждалось как проявление разнузданности, упадничества и неуместного аристократизма.
– Расскажи-ка нам про асванга. Давай, потешь нас небылицей, – обратился полковник к Эдди.
– Что ж, так и быть, – согласился Эдди, опять, как решил Шкип, входя в роль Генри Хиггинса, – вот послушайте: давным-давно, как это всегда бывает, жили-были брат и сестра, а жили они со своей матерью, которая была вообще-то вдовая, потому что отец погиб от какого-то несчастного случая, уж простите, не припомню, что именно там произошло, но точно что-то героическое. Жаль, вы меня не предупредили, а то порасспрашивал бы у бабушки! Но в любом случае попробую вспомнить, как там в сказке говорилось. Двое детей, брат и сестра, и тут я должен снова извиниться, потому что это были двое сирот, обоих родителей у них убили, и всё-таки это была не их мать, а старая тётка их матери, которая за ними приглядывала в хижине неподалёку от одной из наших деревушек на Лусоне. Возможно, даже в нашей деревушке Сан-Маркос, этого я не исключаю. Мальчик был сильный и храбрый, девочка – красивая и добрая. Тётке, вернее двоюродной бабке – ну, вы это предвидели, я уверен, – ей, значит, нравилось мучить двух этих славных детей слишком тяжёлой работой, грубо на них покрикивать, а то и поколачивать древком метлы, чтобы работали резвее. А брат с сестрой беспрекословно ей повиновались и ни на что не жаловались, потому что это были весьма прилежные дети.
Долгое время деревушка не знала горя, но потом пало на неё проклятье, повадился туда кровожадный асванг – кормиться на ягнятах, также на козлятах, а что хуже всего – и на малых детках, особенно на молоденьких девочках, вот как эта сестра. Иногда видели асванга в облике старухи, иногда – в виде огромного вепря с жуткими клыками, а иногда даже оборачивался он милым ребёночком, чтобы заманивать малых деток в потёмки и высасывать их невинную кровь. Перепугался по округе весь народ, больше не мог никто улыбаться, ночью сидели все по домам, жгли свечи, больше не ходили в лес, в джунгли – ни собирать авокадо или какие там ещё есть полезные растения, ни добывать на охоте мясо. Каждый день после полудня собирались в деревенской часовне и молились за погибель асванга, но ничего не помогало, и даже, бывало, по дороге со службы случалось иной раз с кем-нибудь кровавое убийство.
И вот, раз такое дело, явился брату с сестрой как-то один святой, сам архангел Гавриил, одетый в обноски, в образе нищего, что пробирается через джунгли. Встретился он детям у колодца, куда пришли они набрать воды, и дал мальчику лук и чехол со стрелами… как называется такой чехол?
– Колчан, – подсказал Питчфорк.
– Вот-вот, колчан со стрелами. Звучит довольно красиво. Дал он парнишке этот колчан со стрелами и тугой-претугой лук и велел всю ночь сидеть в амбаре с зерном в конце тропинки, потому что там он и убьёт асванга. Ночью в амбаре собирается много кошек, одна из которых на самом деле и есть асванг, принявший этот облик для маскировки. «Но, господин, как же я узнаю, кто из них асванг, на каждую кошку стрел ведь не хватит?» И архангел Гавриил ответил: «Когда асванг поймает крысу, он не станет с ней играть, а только разорвёт её сразу же на клочки и начнёт упиваться кровью. Как увидишь такую кошку, стреляй в неё без промедления, потому что она и есть асванг. Конечно, если не попадёшь, то излишне рассказывать, что тогда асванг уже тебя самого разорвёт клыками и высосет у тебя до капли всю кровь, когда ты умрёшь».
«Я не боюсь, – ответил мальчик, – потому что знаю: вы переодетый архангел Гавриил. Я не боюсь и с помощью святых угодников сделаю всё как надо».
Когда мальчик вернулся домой со всеми этими стрелами и так далее, тётка его усопшей матери отказалась его отпускать. Сказала, что он должен каждую ночь спать в постели. Набросилась на него с метлой, отобрала оружие и спрятала его в соломенной крыше хижины. Но мальчик впервые в жизни ослушался опекунши, в ту же ночь тайком вернул его себе, прокрался со свечкой в амбар и ждал там, спрятавшись в тени – а я вас уверяю, тени там были просто страхолюдные! А среди теней шныряли силуэты крыс. И силуэты кошек крались отовсюду, около трёх дюжин. Которая из них окажется асвангом? И вот, скажу я вам, во тьме сверкнула багровым огнём пара клыков, послышалось шипение, затем асванг закричал, и как только к горлу мальчика прянул его ужасный лик, парнишка выпустил стрелу и услышал, как что-то глухо стукнулось об пол – видимо, тварь упала – а потом раздался сдавленный стон, а затем заскребли когти – это раненый злой дух пополз куда-то в безопасное место. Осматривая место событий, нашёл наш юный герой отрубленную лапу огромной кошки со смертоносными когтями – левую переднюю лапу, а из неё торчала его стрела.
Вот юный герой воротился домой, а старая гнусная опекунша принялась его бранить. Сестра его тоже не спала. Двоюродная бабка подала им чаю и немного рису. «Где ты был, братец?» – «Сражался с асвангом, сестрица, и, по-моему, его поранил». А сестра тогда и говорит: «Милая бабушка, тебя тоже ночью не было дома. Где ты была?»
– «Я-то? – говорит милая бабушка. – Нет, что ты, я тут, с вами всю ночь сидела!» Но она постаралась поставить им чай побыстрее и отлучилась – дескать, надо прилечь.
Позже в тот же день наши двое детей нашли старуху повешенной за шею на дереве рядом с хижиной. А под ней натекла лужица крови – капала она как раз оттуда, где раньше была у неё левая рука. А до этого, когда бабка ещё наливала чай, обрубленную руку она от детей скрывала под платьем, а кровь-то из неё уже тогда капала – ядовитая кровь асванга.
– Это старая сказка, – сказал Эдди. – Я её много раз слышал. Но народ-то в неё верит, и вот сейчас верят, что это случилось здесь, вчера, на этой неделе. Боже мой, – воскликнул он, подливая себе шардоне и тряся бутылкой вверх-вниз над бокалом под аплодисменты немногочисленных слушателей, – это что же, я тут сидел, рассказывал – да и выдул целую бутылку?
Полковник уже вворачивал штопор в новую пробку:
– В тебе ирландский дух, парень.
Провозгласил тост:
– Сегодня день рождения коммодора Андерса Питчфорка. Salud![14]
– Коммодора? – удивился Эдди. – Шутите!
– Шучу я только насчёт звания. Но не насчёт дня рождения. Питчфорк – можете ли вы припомнить, где вы находились в ваш день рождения двадцать четыре года назад?
