Первый шедевр - Яков Калинин
Чертов телефон опять зазвонил, разрывая своим звуком сознание Грегори. Он все так же лежал на полу, который уже нагрелся от тепла его тела. Правый глаз слипся и саднил. Похоже, что он рассек об ступеньку лоб над правой бровью, и теперь лежал в небольшой лужице уже собственной крови. Он уперся ладонями в паркет и встал на четвереньки, но голова будто прилипла к полу. Надо доползти до гостиной. Вызвать скорую.
Подгоняемый требовательной трелью, он кое-как дополз до телефона и схватил холодный пластик трубки. Из динамика послышался голос Лив:
– Алло! Грегори! Это ты? Ответь, пожалуйста, – ее голос звучал взволнованно и даже тревожно.
– Оливия… боже… сколько времени, – едва выговорил Грег.
– Я звоню уже два часа! Грегори! Я думала, с тобой что-то случилось!
– Лив, я…
– Звонили полицейские. Они говорят, что соседи слышали выстрел в папином доме! Они звонили отцу, но он в Цюрихе, потом позвонили Британи, а потом мне. Боже, Грегори! Я себе места не нахожу! Ты в порядке?
– Я… – Грегори едва мог говорить, да и не находил нужных слов. – Лив, я…
– Грегори, ты ранен? Я вызову скорую! И приеду, – голос Оливии был нестерпимо громкий.
– Лив, я в порядке, – выдавил Грег.
– По твоему голосу так и не скажешь…
– Я… кажется, я перебрал виски. И отключился в душевой…
– Твою мать! Грегори! Я сейчас приеду!
– Лив, постой, – прямо сейчас он был уверен, что ей не стоит приезжать.
Расскажи ей, что укокошил фаната «Миллуолла» в подвале дома ее долбанутого папаши. Давай! Это как оторвать скотч! Скажи: «Твой парень – теперь убийца». Прими это как факт. Один хер она тебя не будет ждать из тюрячки. Кому сдался отшпиленный в жопу нищий карикатурист без гроша в кармане? Лучшее доказательство того, что старина сэр, драть его в рот, Николас был как никогда прав! Так что давай – руби правду-матку!
– Грег? Ты тут, – голос Оливии задрожал, кажется, она вот-вот расплачется.
– Лив, родная, я в порядке. Просто я сильно пьян… и тут кое-какой… беспорядок, – язык в сухом рту едва ворочался, а находить сколь-нибудь убедительные слова было еще сложнее.
– Боже. Грег, – слезливые интонации мигом испарились, – ты разгромил папин дом?!
– Нет, Лив! Черт… нет, не в этом дело. Просто я опрокинул краску… и теперь весь пол… в краске…
– Твою ж мать! Грегори! Там паркет из ясеня…
– Я знаю, Лив, я все уберу, у меня есть растворители…
– Никаких растворителей, Грегори! Боже мой! Тебя и на день нельзя оставить одного!
– Оливия, – Грег прочистил горло, чтобы голос звучал убедительнее, – это моя ошибка, я ее исправлю.
– Не вздумай ничего трогать, пока я не приеду!
Ты облажался, урод. Утром она приедет и застанет тебя в обнимку с трупом. И с твоей мазней, которую ты в бреду принял за шедевр. Ха-ха-ха! Ты такой мудак! ТЕБЕ лучше бы было сдохнуть в этом вонючем подвале!
– Я все исправлю, Лив! – Грегори оборвал голос в своей голове и, кажется, повысил голос.
– Грегори, почему ты кричишь на меня, – кажется, она удивилась неожиданному отпору.
– Потому что я со всем справлюсь один, Оливия. Моя ошибка – это моя ответственность. Хватит за мной подтирать, как за несмышленой псиной! Ты мне не мамочка! – яростно выпалил Грег.
Голос в трубке затих. На том конце провода явно не ожидали такого поворота.
– Лив, прости, я хотел сказать…
– Ты уже все сказал, Грегори. Ты прав: пора прекратить подтирать за тобой. Мне нужно было понять это гораздо раньше.
– Лив, я…
– Прибери в доме, Грегори. Как сможешь. Собери свои вещи, положи ключи под камень возле крыльца и убирайся. Я приеду через неделю и, как ты понимаешь, хочу застать дом в том виде, в котором мне его оставил мой папа.
– Оливия, прошу, дай мне…
– И раз ты решил, наконец-то, делать все сам – позвони утром в полицию и объясни, что за звуки слышали соседи. И что за машина отъезжала от папиного дома.
Короткие гудки. Грегори положил трубку на базу и сжал голову.
Потрясающе, ковбой! За одну ночь ты продырявил до смерти человека, нарисовал картинку своей мечты и разнес в говно отношения со своей бабенкой. Пора за лотерейным билетом!
– Заткнись! – выпалил Грег в пустоту комнаты.
