Александр Белов - Преданный враг
Эти бесконечные раздумья, сомнения и собственная нерешительность выводили ее из себя. Плохо было и то, что Оле совершенно не с кем было посоветоваться. Ну не с бабушкой же, в самом деле, – уж та бы, без всяких сомнений, была бы двумя руками за развод. Ее раздражение росло и искало выхода, а тут еще сразу после похорон матери Саша опять уехал куда-то – один, без охраны…
Проводив гостей после скомканных из-за Сашиного отъезда поминок, Оля уложила сына и вместе с Катей, оставшейся ей помогать, закрылись на кухне. Они быстро убирались, причем хозяйничала, в основном, Катя – от навязчивых мрачных мыслей у Ольги все валилось из рук. У миксера заело крышку, и это оказалось последней каплей – Оля отшвырнула его и, грохнув по столешнице кулаком, воскликнула в сердцах:
– Все, Кать, никаких моих сил больше нет – ни женских, ни, блин, общечеловеческих!
Катя, конечно, заметила, что с Ольгой творится что-то неладное. Она тут же с ворчанием отодвинула ее в сторонку:
– Успокойся, все! Оставь, током еще стукнет. Что с тобой вообще происходит?!
Оля отошла к темному окну и, сдерживая из последних сил закипающее раздражение, вполголоса сообщила:
– Короче, я написала заявление на развод.
– Глупость какая! – фыркнула Катя, закуривая. – Ты что?!
– Глупость?! – мгновенно взвилась Ольга. – А ты послушай. Я живу с ним четыре года, так?! Мы познакомились, когда его ловила милиция, в день свадьбы я чуть не наступила на гранату… Ты не смейся, ничего смешного нет! Когда я рожала, он сидел в тюрьме – мне потом Томка Филатова все рассказала. Он потом клялся: все, любимая, соскакиваю, все для сына сделаю. И что, Кать?! – она обратила на гостью глаза, пылавшие праведным гневом. – Неделю назад его чуть не убили у меня на глазах! Все, не могу больше!!
– Оль, успокойся, ты Ваньку разбудишь, – постаралась урезонить ее Катя.
Оля плюхнулась за стол и потянулась к початой бутылке ирландского ликера. Руки ее заметно дрожали и, разливая густую жидкость, она пролила несколько капель на скатерть.
– А как мне прикажешь реагировать? Я что, Джейн Эйр?! – продолжала возмущаться она. – У нас полон дом холодного оружия, сабли какие-то, томагавки… Я вчера в комнату захожу, а у меня ребенок оптическим прицелом играет! Но я – баба, а не боевой конь! Я закончила консерваторию, у меня богатая внутренняя жизнь! И вообще, не трогай меня, я истеричка! – голос Ольги сорвался на крик.
Шмыгнув носом, она залпом выпила рюмку и подняла на Катю глаза.
– Я подозреваю, что он убивал людей, – вдруг мрачно призналась Ольга.
Затушив сигарету, Катя растерянно опустилась на стул напротив нее.
– Я не знаю, Оль, что тебе сказать. Все это так, да… – задумчиво произнесла она после паузы. – Но с другой стороны… Он твой муж, он отец твоего ребенка, с ним ты как за каменной стеной была, забот не знала…
– Кать…
– Что «Кать»?! Ты послушай меня и не перебивай! – прикрикнула она. – Он тебя любит, а это не последнее дело, ты уж поверь старой перечнице…
Ольга подавленно молчала. Катя взяла пузатую бутылку и налила еще – ей и себе.
– Развод, не развод – это тебе решать, конечно. Но только не сейчас, – вдруг взмолилась она. – Ну дай ты ему из ямы выбраться, худо ему сейчас – покушение это, Таню мы похоронили…
Оля вдруг громко всхлипнула.
– Жалко дурака…
– И мне жалко, – согласилась Катя.
– Все равно люблю ведь… – по щекам Оли покатились крупные слезы.
– Вот видишь, Оленька, любовь-то она как… Катя тоже всхлипнула и, безнадежно махнув рукой, прикрыла ей глаза.
– Катя… – Оля неуверенно улыбнулась сквозь слезы. – Что ж делать-то?
– Давай свое заявление, – решительно кивнула Катя, – я порву…
XX
Старый дверной замок открылся с резким щелчком, прозвучавшим в полной тишине неожиданно громко. Саша перешагнул порог родительского дома и замер. Зеркало в прихожей было занавешено черным тюлем, Белов повернулся к нему и осторожно провел рукою по ткани.
– Ну вот и все… Все кончилось, мамочка… – потерянно пробормотал он. – Ни черта хорошего ты от меня так и не дождалась…
Вряд ли он смог бы объяснить даже самому себе, что заставило его приехать сюда, в опустевшую квартиру матери. Тут была и острая боль потери, и гложущее чувство своей неизгладимой вины в ее смерти, и беспомощность ребенка, в сложной ситуации ищущего помощи и поддержки у самого близкого человека – у мамы. Он прошелся по коридору, заглянул зачем-то на кухню, потом – в свою комнату. В подсвеченном аквариуме плавали равнодушные ко всему на свете рыбки. Саша открыл коробочку с кормом и бросил им пару щепоток.
– И стрельба эта… никто же не мог предположить, что так случится… – задумчиво и виновато продолжал он. – Ты только не переживай за меня. Представь, что я военный, – там ведь тоже стреляют…
Он тяжело вздохнул и направился в комнату матери. На спинке стула лежало платье Татьяны Николаевны. Не зажигая света, Саша взял плечики, аккуратно повесил на них мамино платье и убрал его в шкаф. При этом он не прекращал свой покаянный монолог.
– Если я буду знать, что ты меня простила, клянусь, я выживу. И из-под этого пресса выберусь. Выживу… Ты ж меня знаешь, мам, я пацан упертый.
Закрыв дверцы шкафа, Саша устало опустился на диван. Напротив, на столе, стояли фотографии его родителей. Он взял в руки снимок мамы – раньше он висел на стене, теперь они с отцом были рядышком. На его глаза навернулись слезы.
– Я у тебя переночую сегодня, – обратился Саша к улыбающейся с фотографии матери.
Он поставил фото на стол и, как был, прямо в пальто, прилег на диван. Несколько секунд он смотрел невидящим взглядом в потолок, а потом повернулся на бок, уткнувшись лицом в диванную спинку, и натянул на голову полу пальто.
– Спокойной ночи, мамочка… – одними губами прошептал он в темноту.
Часть 2
ПРИВЕТ, ОРУЖИЕ!
XXI
Утро выдалось хмурым, как, впрочем, и многие другие в последнее время. После покушения и смерти матери жизнь Белова пошла наперекосяк. То есть формально все было в полном порядке – дела шли успешно, никаких наездов больше не было и в помине. Наоборот – после гибели Луки авторитет Белого стал еще крепче, еще нерушимей. И хотя за его спиной поговаривали разное, конфликтов с ним старались избегать все – от воров в законе до респектабельных легальных бизнесменов.
Все последние месяцы были посвящены работе над проектом «Привет, оружие!» – так называл эту операцию Каверин. Для начала транзитные каналы Белова были опробованы на небольшой партии стрелкового вооружения. Товар дошел до адресата в срок и в полной сохранности. И Володя, и его клиенты в Чечне остались довольны. После этого стали готовить к отправке по-настоящему серьезную партию.
Этим делом, как и любым другим, за которое ему доводилось браться, Белов занимался со всей ответственностью. Денег в закупку оружия было вложено немеряно. По сути, это был крупнейший коммерческий проект Бригады, и Белый трудился над ним, не жалея ни времени, ни сил. А то, что творилось при этом в его душе, никого, по большому счету, не касалось. Пожалуй, только Ольга и Фил замечали, что с Сашей творится что-то неладное.
Неладно стало и внутри самой Бригады. Космос, окончательно отстраненный от всех дел, пошел в разнос. Теперь он был под кайфом почти постоянно, и не проходило дня, чтобы он не поцапался с кем-нибудь из своих. На Пчеле были основные контакты с заказчиками, с ними теперь он проводил куда больше времени, чем со старыми друзьями. Похоже, он вовсю крутил с «князьями гор» какие-то свои делишки, во всяком случае, держаться он стал несколько обособленно. Белый вел себя так, будто все это его не касается, и только Фил еще пытался наладить прежние отношения.
От безысходности и тоски Белов стал частенько прикладываться к бутылке: Почти каждый вечер он проводил в казино, клубах или ресторанах, и все эти «культпоходы» неизменно заканчивались попойкой. Это стало настолько привычным, что Ольга стала постоянно держать дома средства для опохмелки – огуречный или капустный рассол.
Вот и сегодня небритый, всклокоченный Саша прошлепал босиком на кухню и, вытащив из холодильника дежурную банку рассола, жадно припал к ее прохладному краю. На стенке негромко бормотал репродуктор. Не отрываясь от банки, Саша протянул руку и добавил громкости.
«Вчера, 25 марта 1995 года, в Чечне на трассе Грозный – Аргун было совершено дерзкое нападение на колонну федеральных войск, – озабоченно-деловым голосом вещал диктор. – Чеченские боевики уничтожили два бронетранспортера сопровождения и три машины с военнослужащими внутренних войск. Погибло двадцать четыре и ранено восемь человек…»
Белов поставил банку на подоконник и тяжело опустился на стул. Он знал, как это бывает. Вдруг с поразительной ясностью представилось – нагретая весенним солнцем броня бэтээра, первая, пронзительно-яркая зелень вокруг и ослепительно-голубое, чистое небо. И вдруг! Оглушительный взрыв, звон в ушах, страшные крики раненых и шквал огня. И невозможно понять – откуда этот огонь, и поэтому кажется, что стреляют сразу отовсюду. И полная растерянность – как спасаться, куда бежать…
