Дэвид Вилтц - Дар сопереживания
– Это несколько затруднительно, – возразил Маккиннон. Беккер сейчас работает в отделе по борьбе с контрабандой табака, алкоголя и огнестрельного оружия. Мы не полномочны отдавать ему приказы.
– Он может перевестись к нам. В течение последних двух лет он работал в трех различных отделах и везде имел неприятности и дисциплинарные взыскания. Дисциплина – его слабое место.
– Все эти переводы происходили с его согласия. А я совсем не уверен, что он согласится перевестись к нам.
– Отчего же?
Маккиннон обратился к Финни.
– Он объяснил причину отказа, мистер Финни?
– Нет, сэр.
– Только выказал неприязнь по отношению к мистеру Хэтчеру?
– Нечто в этом роде, сэр.
Маккиннон кивнул. Он тоже неприязненно относился к Хэтчеру, но заместитель был навязан ему вышестоящим руководством, которому очень импонировали льстивость и подхалимство Хэтчера. Не имея других аргументов против, кроме интуитивной, но искренней антипатии к этому человеку, Маккиннон молча смирился с его назначением. Он не считал допустимым подбирать себе сотрудников на основе личных симпатий. К тому же, в личном деле Хэтчера не было ничего, порочащего его как агента. Наоборот, оно было идеальным. Хэтчер, приходилось признавать, умел прикрывать свои тылы. С другой стороны, Беккер, которого Маккиннон любил и которым искренне восхищался, имел личное дело, сплошь исписанное замечаниями и выговорами. Беккер был человеком, с которым бы согласился работать любой агент, за исключением, возможно, одного Хэтчера; но ему начальство никогда не позволит подняться по служебной лестнице выше его нынешнего положения оперативника. Беккер не обладал желанием командовать людьми, которого в избытке хватало у Хэтчера.
– Ваша неприязнь взаимна, мистер Хэтчер? – спросил Маккиннон.
– Что вы имеете в виду?
– Он неприятен вам так же, как вы ему?
– Это к делу не относится, сэр. Я выполняю свою работу по мере сил и умения и не считаю нужным ставить ее в зависимость от личных отношений.
«Другими словами, тебе недостает прямоты», – подумал Маккиннон. Беккер, в противоположность Хэтчеру, часто перебарщивал в этом. Именно поэтому Хэтчер, а не Беккер был сейчас его заместителем. Работай в Бюро одни «беккеры», размышлял Маккиннон, оно превратилось бы в хаос, при одних же «хэтчерах» – потеряло бы блеск и изящество стиля. Выбор практически неизбежно лежал где-то посередине, то есть падал на посредственности. От этой мысли у директора еще больше разболелась спина.
– Сэр, я вообще не понимаю, почему вы видите здесь проблему, – говорил тем временем Хэтчер. – У нас имеется немало прекрасных агентов помимо Беккера.
– Вы знаете кого-нибудь, кто в нашем случае подходил бы столь же идеально, как он?
– Уверен, найдется несколько человек.
– Я попросил бы вас назвать их имена, мистер Хэтчер, – сказал Маккиннон, поднося ручку к блокноту.
На это Хэтчеру нечего было ответить, и он постарался прикрыть свое поражение улыбкой. Хэтчер не ожидал подобной настойчивости со стороны шефа, явно базировавшейся не только на его убеждении в высочайшей квалификации Беккера. Что-то еще выделяло Беккера в глазах Маккиннона среди других агентов. «Что же?» – спрашивал себя Хэтчер. Неужели он ценит простого агента выше своего собственного заместителя?
– Последние несколько лет я не заглядывал в его досье, – солгал Хэтчер.
Финни вздрогнул. Он сам просматривал личное дело Беккера вместе с Хэтчером.
– Напрасно, это весьма любопытный документ, – сказал Маккиннон, и к ужасу Финни директор повернулся к нему. – Не правда ли, мистер Финни?
«Не надо впутывать сюда меня», – хотелось крикнуть Финни. Если он признает, что ознакомился с личным делом Беккера, это будет означать, что и Хэтчер читал его. Если скажет, что в глаза его не видел, то выставит себя некомпетентным агентом, безалаберно относящимся к своим обязанностям. Он проигрывал в обоих случаях. Маккиннон нарочито ждал ответа, и Финни впервые пришло в голову, не является ли ангельская безмятежность директора отдела всего лишь искусной маской.
Когда стоишь перед дилеммой целовать задницу заместителю директора или самому директору, выбирай директорскую. Эту истину Финни усвоил еще на первой неделе службы в ФБР.
– Совершенно верно, сэр. Это очень интересный документ, – сказал он и добавил, стараясь подсказать Хэтчеру возможную лазейку из затруднительного положения: – Правда, я только поверхностно просмотрел его. У меня не хватило времени изучить его столь подробно, как мне бы того хотелось.
Маккиннон слегка склонил голову, будто признавая умение Финни выпутываться из сложных ситуаций.
– Тогда, полагаю, вы сделали для мистера Хэтчера краткое резюме, ознакомив его с основными успехами Беккера за последние годы. – Директор посмотрел на Хэтчера, лицо которого насупилось еще больше, лоб залило краской, а кожа вокруг рта, казалось, совсем обесцветилась. – Вам понадобятся эти знания, мистер Хэтчер, когда вы будете с ним разговаривать.
– Я буду с ним разговаривать?
– Да. Я хочу, чтобы вы уговорили его работать у нас.
Хэтчер резко выпрямился. «Ну все, я погиб, – пронеслось в голове Финни. – Так или иначе, но мне придется расплачиваться за его унижение».
– Лично я, сэр? – переспросил Хэтчер.
– Да, лично вы. Личные контакты очень много значат в нашей работе, – проговорил Маккиннон и склонился над блокнотом, чтобы скрыть усмешку.
За два дня до встречи с Маккинноном Хэтчер ездил с женой в лесистый уголок Вирджинии, достаточно удаленный от Куантико, чтобы там вместо стажеров ФБР водились дикие олени. Пикник проходил в молчании, что уже стало обычным явлением в последние годы, когда на полянку, где они расположились, вдруг выглянула лань и замерла, напряженно прислушиваясь. Жена в восторге взяла мужа за руку, призывая его разделить с ней очарование момента. Это было ее первое добровольное прикосновение к нему, осознал Хэтчер, сидя очень тихо и стараясь придать лицу такое же восхищенное выражение, как и у нее, в то же время раздраженно думая, что животное способно вызвать у нее восторг, а он – нет. Правда, он не прилагал к этому никаких усилий. Они с женой давно уже занимались любовью один раз в сезон: раз весной, раз летом и так далее. Хэтчер старался пореже вспоминать об этом.
Постояв с минуту, лань неторопливо выступила на поляну в сопровождении двух почти новорожденных оленят размером с колли на тоненьких, хрупких ножках. Не обращая внимания на присутствие людей, словно Хэтчер с женой были каменными статуями, семья начала пастись. Взглянув на жену, Хэтчер увидел слезы на ее глазах и дрожащие губы. Она смотрела на оленей, как на святое знамение, посланное с небес, чтобы укрепить ее веру в красоту невинности. Несмотря на слезы, жена блаженно улыбалась. Никогда в жизни Хэтчер не видел жену такой счастливой, и ему страшно захотелось задушить ее.
Олени мирно щипали траву, часто вскидывая головы, чтобы осмотреться и прислушаться. Однажды лань повернулась к олененку и лизнула его в мордочку. Его брат воспринял это за призыв попить молока и начал требовательно тыкаться носом в соски матери. Подчеркивая пронзительность момента жена крепче сжала руку Хэтчера и, как он заметил уголком глаза, повернулась к нему, словно говоря: «Вот, смотри, как надо любить. Если бы ты только обращался со мной с такой же нежностью, все у нас было бы иначе. Повернись же ко мне и поцелуй. Полюби меня с нежностью оленя».
Хэтчер заставил себя улыбнуться жене, почувствовав, что мышцы лица одеревенели. Притворство, легко дававшееся ему на работе, почему-то не получалось в семейной обстановке.
Из-под деревьев, откуда вышло семейство, появился олень побольше – самец, увенчанный большими ветвистыми рогами. Жена со всхлипом задохнулась в благоговейном восторге.
Хэтчер поднял руку, сложенную наподобие пистолета и, прежде чем олени, мелькнув белыми хвостиками, окончательно растворились в зеленом полумраке леса, успел сделать три воображаемых выстрела, наполнивших его ощущением триумфа, которое впоследствии на пути домой позволило ему спокойно сносить бесконечные яростные упреки и брань жены.
Этот момент вспомнился Хэтчеру, когда, войдя в гимнастический зал подземного спорткомплекса, он увидел стоящего на бревне Беккера. Ему захотелось снять ею оттуда из воображаемой винтовки, но с Беккером не стоило рисковать ради глупого удовольствия. Хотя Беккер стоял к нему спиной, Хэтчер не был уверен, что тот не сумеет каким-то образом почувствовать враждебное движение сзади. А раз это был Беккер, существовал пусть небольшой, но реальный шанс, что он примет движение за реальную угрозу, развернется и отстрелит к черту Хэтчеру голову. Поэтому Хэтчер сдержался. Не стоило создавать Беккеру преимущество перед началом разговора.
